Городской человек беспомощен и совершенно не приспособлен к жизни в деревне. Это в полной мере относилось к Аркадию. Он выделялся на фоне местных жителей образованностью, современной одеждой, но в остальном мало отличался от них: не чужды ему были фальшь, ложь и стремление к ничегонеделанию. Учитель был уверен, что глупо в двадцать восемь лет пытаться заново учиться жить, проще к этой жизни приспособиться. "Что будет там, за поворотом, неизвестно… Когда поверну, тогда и подумаю..." - примерно такой философии придерживался Аркадий.
- Директриса у вас странная. Она с чего-то решила, что мною можно затыкать все бреши в расписании. Я - учитель истории, принял как должное, когда на меня навесили географию с математикой... Представляешь, сегодня Жданова сообщила, что мне две недели придётся заменять учителя русского языка. Понимаешь ли, она заболела... - жаловался Аркадий Аннушке, пока та составляла в подпол банки с соленьями, принесённые из дома.
- Так ты не соглашайся. У нас ведь как принято: "Кто везёт, на том и едут"... Скажи ей, что не можешь один за всех работать...
- Скажешь ей... Выставит свои свинячьи глаза на тебя и сверлит взглядом. Попробуй откажи! Тем более, я надеюсь пораньше с отработкой закончить... Кстати, могла бы и сама заменить. Поди, ещё не забыла, как к урокам готовиться?
- Мама тебе маринованных грибочков послала и солёных огурчиков... С отварной картошечкой одно удовольствие! В сенках свежие яйца поставила, сметанку и молоко... - перечисляла Аня, глядя влюблёнными глазами на Аркадия. - Хорошо, что сегодня выходной! Полы помою, бельё постираю...
- Чтобы я без тебя делал? Маме передай спасибо!
- Она спрашивает, почему ты не заходишь? - между делом спросила Анна, заливая в тазик воду для стирки. - Натри мне, пожалуйста, хозяйственное мыло. Вон кусок на столе лежит.
- Когда мне по гостям ходить? Сейчас ещё и к русскому языку придётся готовиться, плюс тетради проверять. Итак всё за счёт сна. Ваши дети, ну, скажем так, в основной своей массе умом не блещут, а тут их на весь сентябрь на уборочную забирали. Спрашиваю, как наверстывать упущенное время? Жданова отвечает, что за счет педагогического мастерства...
- Бедненький, ты у меня! Сам себе не принадлежишь... - посочувствовала Аннушка, которая уже замочила бельё и взялась за мытьё полов.
Пол она мыла, подоткнув платье с боков, чтобы его полы не мешали длинным ногам быстро передвигаться по дому. Аня старательно мыла каждую щель, порог, за порогом, каждый уголок. Мама всегда говорила ей, что пол надо мыть хорошо, особенно углы вымывать, иначе замуж не возьмут. С тех пор она полы всё мыла и хорошо мыла, но в жёны до сих пор не взяли. На выпрямленных стройных ногах она маленькими ручками ловко махала тряпкой. И та, на удивление, подчинялась ей, отжимаясь каждый раз до нужной кондиции...
Картина с девушкой, моющей пол, взбудоражила воображение Аркадия. Уже через несколько минут после всплеска его эротических фантазий, они лежали в постели, предаваясь невообразимым удовольствиям и мечтам. Аня улыбалась. Сердце радостно ёкало в груди, душа пела, а мысли витали где-то в облаках. Она была счастлива. По-настоящему счастлива.
- Как же я тебя люблю! - поделилась эмоциями девушка. - Люблю твои прекрасные глаза, твой взгляд, улыбку, красивый голос... Всего... такого, какой есть. Аркаша, а почему ты мне никогда не говоришь, что любишь?
- А об этом каждый день нужно говорить или лучше на заборе написать? - с нотками раздражения в голосе спросил Аркадий.
И почему любовь так слепа? Аня с наслаждением уткнулась в плечо любимого и думала о том, как ему сообщить новость, о которой ещё никто не знал... Наконец-то, решилась.
- Аркадий, - шёпотом начала она, - Мне тебе нужно сказать, но как-то боязно…
- Ну, и чего тебе так боязно? Уж бояться-то, вроде как поздно... - он немного отодвинулся к стенке и замер в ожидании. Какой-то мимолётный испуг, какое-то тёмное, раздражающее предчувствие на мгновение шевельнулось в его душе.
- Не знаю, как ты отнесёшься, хотя уверена, что новость хорошая! Аркаша, ты будешь папой! - торжественно произнесла Аня, повернулась на бок и заглянула в глаза любимого. Он лежал с каменным лицом. Брызг счастья и радости не наблюдалось... - Ты что, не рад?
По спине Аннушки пробежался неприятный холодок, а следом нехорошее предчувствие подкатило к горлу и защипало в глазах. Слишком уж холодным и отрешённым показался ей взгляд Аркадия.
- Анна, мне не нужен ребёнок, и жениться здесь, в деревне, я вовсе не собираюсь... - сказал он уверенно. - Должны быть варианты избавится от него... Съезди к врачу...
- Я не буду от него избавляться! - сказала Анна дрожащим голосом. - Что ты такое говоришь? Это же наш ребёночек...
- Будут другие... - Аркадий соскочил с кровати и судорожно принялся натягивать на себя штаны с рубашкой. - Меня ребёнком не привязать... Даже не надейся...
- О чём ты говоришь? Почему привязать? А для чего тогда всё это? Наша любовь... - начала сквозь слёзы объяснять Анна и тотчас осеклась. Она растерянно села и натянула на себя одеяло, пытаясь прикрыть свою наготу и свой позор... - Почему ты сразу не сказал?
- Что я тебе должен был сказать? Ты взрослая девушка. Добровольно вступила в отношения с парнем... Только жертву из себя сейчас строить не надо... Слышал я однажды, что про тебя люди говорили... - ехидно заметил он, взял со спинки кровати платье и бросил его рядом с Анной.
- Ты же у меня первый и единственный мужчина... Как можешь такое говорить? У меня тоже есть честь и достоинство...
- Если ты так печёшься о чести, то и берегла бы её с молоду... Люди же так просто осуждать не станут...
Аркадий говорил зло и безжалостно, хотя понимал, что Аня говорила правду. Но связывать свою жизнь с деревенщиной, он не планировал.
- Потерпи ещё немного моё присутствие... Если Жданова не обманет, то на следующий год я буду работать в городской школе... - говорил Аркадий, но уже не мог смотреть ей прямо в глаза.
Аня дрожащими руками застегнула пуговицы на платье. От стыда, горечи и обиды ей хотелось провалиться сквозь землю.
- Таким, как ты, не место в школе... Чему может научить человек, у которого нет ни грамма порядочности и сострадания? Спроси Жданову, вдруг она раньше тебя в город отпустит... - стараясь сохранить самообладание, посоветовала Аннушка. Она накинула телогрейку на плечи, но на мгновение остановилась в дверях, окинула взглядом избу и гордо произнесла:
- Бельё замочено... Постираешь сам. Теперь придётся самому о себе заботиться... Если вдруг найдёшь другую дурочку, то не забудь предупредить, что тебе просто нужна прислуга и девка для утех... Ты же учитель и должен всегда говорить правду...
Она сделала глубокий вдох, стиснула зубы, быстро открыла дверь, пробежала сени, толкнула вторую дверь и очутилась на улице.
Октябрь выдался на редкость холодный и ненастный. Крыши домов почернели от сырости. Пожухшая трава уже полегла. Вдалеке маячил одинокий подсолнечник возле сельской управы. Летом пошла в рост чья-то случайно брошенная семечка. Подсолнушек всё пытался помочь дозреть своим семечкам, и никак у него не получалось... Над прудом из-за леса тащились тёмные тучи. Они снова извергали из себя моросящий дождь. Из-за непрекращающихся дождей дороги уже размыло так, что ни пройти, ни проехать...
Настроение Аннушки, под стать погоде, было мерзким. Похороненные в подсознании воспоминания затрепетали с новой силой. В голове кружили нелицеприятные мысли про расписанные ворота, про людские пересуды... Но главное, что она теперь скажет матери?
Ветер обдувал со всех сторон. Дождь старательно проникал в волосы, в одежду и в своей сырости прятал слёзы девушки. Из-за душевной боли Анна не чувствовала холода. Его вытесняли моральное истощение, усталость и чувство вины...
Василиса, управившись по хозяйству, тяжело вздохнула и, прихрамывая, вошла в дом. С трудом открыла дверь сеней.
- То ли я старая, то ли дверь... - пробурчала она, прошла в кухоньку и уселась ждать у окна. В последнее время она подолгу здесь сидела, вспоминала и наблюдала, как вода тонкими струйками стекала по стеклу. На память приходили военные годы, которые безжалостно поделили жизнь на до и после. Сначала, пока была надежда, она, как и все бабы, тянула непомерную ношу, до боли, до ломоты зубов. Она, жилистая, упорная, бросалась на заготовку дров, уборку картошки, бралась за любую работу. Василисой двигала любовь... Надежда умерла лет через пять после войны. До тех пор она отчаянно верила, что её Гриша вернётся, что та злосчастная похоронка пришла по ошибке... После все чаяния Василисы были связаны с Аннушкой. Для неё она просила здоровья и женского счастья. В последнее время её девочка светилась счастьем. Что может быть приятнее для матери?
Неожиданно открылась калитка. Так рано Василиса дочку не ждала. Её вид встревожил женщину.
- Доченька, стряслось что?
Аннушка бросилась на плечо к матери и зарыдала.
- Любви нет, мамочка... Всё обман! Все врут, плетут паутины лжи...
Через минуту мать и дочь сидели на стареньком диване и плакали вместе. Потом Василиса словно опомнилась и сказала:
- Чего это мы с тобой слёзы льём? Человек должен родиться. Это ли не счастье? Только пообещай, мало ли чего, если дочка родится, что назовёшь её Василисой, а если сыночек, то Гришаней нареки...
- Мамочка, а что скажут люди? - всхлипывала Анна.
- Г...на им на блюде! - впервые с такой злостью высказалась Василиса о своих односельчанах, возможно, вспоминая последние несправедливые обвинения. - Кто их знает, что скажут? Если виноват, они скажут, если не виноват, они всё одно скажут... Не думай, а делай то, что считаешь необходимым для своей жизни, потому что жизнь твоя и она одна. Таков мой материнский наказ. А любовь у тебя будет, и счастье обязательно будет...
Василиса, словно чувствовала близкую кончину. Женщина в последний раз успокоила свою доченьку и указала дальнейший путь. В эту ночь мамы у Аннушки не стало...