После разговора, который расставил все точки над «i», наша совместная жизнь почти не изменилась. Просто мы оба перестали делать вид, что между нами все хорошо. Потому что между нами ничего не было. Мы были два абсолютно чужих друг другу человека, которые жили вместе.
Спать нам приходилось в одной постели, потому что больше было негде. Я даже не пыталась требовать, чтобы Борис нашел другое место для ночевок. Потому что, во-первых, тогда кому-нибудь пришлось бы выйти на улицу, а там свирепствовала нежить, и, во-вторых, поздно пить пить боржоми, когда почки отвалились.
Я выздоравливала. Сил становилось все больше, и я уже начала включаться в общий быт. Сидеть на шее у Бориса мне совсем не хотелось. А уж делать вид, что немощна и беспомощна я никогда не умела.
Сначала я взяла на себя готовку. Борис, честно говоря, был дрянным поваром. И весь его кулинарный арсенал состоял из четырех блюд: мясо и рыба жареные, суп из мяса и разваренной крупы, которая уже почти закончилась, и уха из рыбы с щепоткой овощной приправы. И наелась я ими на всю жизнь вперед.
Пока мои блюда тоже не отличались разнообразием, из продуктов у меня тоже были только мясо с рыбой, немного специй и пряности. И это меня, конечно, не радовало. Откровенно говоря меня это злило. За запас круп и мешок муки я бы продала душу дьяволу, если бы он вдруг появился и предложил бы мне такой обмен.
Однажды утром, когда Борис собирался на охоту, а я мыла посуду после завтрака, не выдержала:
- Мы не можем постоянно питаться одним только мясом и рыбой! Нам нужна растительная пища. Может быть ты возьмешь меня с собой, и я поищу какие-нибудь съедобные растения?
- Не сейчас, - качнул головой Борис. - Сейчас у нежити период размножения. Потерпи немного. Когда закончится весна, я смогу вывести тебя на прогулку.
- Я не доживу до лета, - буркнула я. Умом я понимала, Борис прав. Рисковать жизнью из-за пучка щавеля глупая идея. Но все равно было неприятно.
А он вздохнул:
- Когда продукты стали портиться, я постарался спасти какую-то часть. И забил посевным зерном и какими-то семенами все верхние шкафы... Не знаю, пригодны ли они к пище, мне тогда очень не понравился их внешний вид. Но ты можешь посмотреть... Там и мука, вроде была...
- И ты молчал! - возмутилась я, невольно расплываясь в улыбке.
- Только осторожно, - кивнул он, - мешки тяжелые и тебе придется встать на стул. Лучше дождись меня, я тебе сам все достану.
Я только отмахнулась. Разве же меня напугать трудностями, когда передо моим мысленным взором замаячила тарелка каши и кусок хлеба...
Домыв посуду я влезла на табуретку и облазила все шкафчики, забитые небольшими килограмма по два-три мешочками с семенами. Там были и просо, и горох, и ячмень, и пшеница, и кукуруза, и еще какие-то неизвестные мне культуры, которые я не смогла определить. Тем более все семена оказались заражены долгоносиком и превратились в труху, и это расстроилась меня еще больше. Теперь все это зерно только на выброс.
Но потом я вспомнила Робинзона Крузо. На своем необитаемом острове он высыпал поеденный червями корм для попугая, чтобы освободить мешок. А в трухе оказались целые зерна, которые просоли и дали зерно. Поэтому ничего выбрасывать я не стала. Убрала обратно. Как потеплеет, высажу.
Пара мешков муки, которые нашлись в закромах на дне шкафа, тоже не годилась в пищу, там прекрасно чувствовали себя мучные черви. Это было так противно, что меня чуть не стошнило. Я когда-то слышала, что раньше зараженную муку не выкидывали, а просеивали и прокаливали в печке. Но я, видимо, еще не дошла до той стадии голода, чтобы есть то, что осталось после червей.
Я, кряхтя и тяжело дыша от напряжения, выволокла мешки к входной двери, хотя их вес не превышал и десяти килограмм. Как только Борис вернется, первым делом попрошу его выбросить это безобразие. Жить в доме, где совсем рядом обитает такое множество червей, мне было противно.
А вот запасы сахара и соли радовали. Специи немного отсырели на воздухе и превратились в монолитные камни, но в остальном не пострадали. Их Борис прихватил с запасом. Хватит и на засолку и на варенье... Если, конечно, будет что консервировать.
Закончив разбирать семена взялась за иглу. Была меня еще одна существенная причина, чтобы не выходить из дома — отсутствие подходящей одежды.
Когда пересекали Пределы, Борис вывалил пару моих сундуков с одеждой в узлы и затолкал их под кровать. Со своей одеждой он поступил точно так же...
Вот только для себя он выбрал практичные костюмы, которые вполне подходили для жизни за Пределами, а мне — бальные платья. Чем он руководствовался объяснить не смог. Признался, что в тот момент настолько вымотался, что был не в себе. И уже не помнит, почему он сделал так, а не иначе. Теперь мне нечего было носить, но запасы гипюра и атласа поражали воображение.
Зато с бельем проблем не было. Нижних юбок и нательных рубах хватило бы для снабжения целого полка... если бы солдаты, конечно, носили нижние юбки и длинные просторные рубахи.
К счастью, в этом сундуке лежали и швейные принадлежности Арсении: ножницы, иглы, нитки, ленты, пуговицы...
Поэтому я вытребовала у Бориса пару его костюмов и взялась перешить их под свой размер. Это оказалось сложнее, чем я думала. Я так сильно похудела за время болезни, что меня можно было целиком засунуть в одну штанину. Проще было надеть пару нижних юбок и выходить на улицу прямо в них, но природная вредность заставляла меня портить глаза при свете магического светильника. Перешивать одежду вручную было непривычно и очень долго.
Я уже почти закончила очередной шов, когда услышала, как за дверью кто-то очень громко и жалобно скулит.
Я знала: открывать дверь опасно. И попыталась игнорировать плачущие звуки. Только быстрее заработала иглой. Я наделась, что животное, которое плакало на крыльце, уйдет и оставит нас в покое, но нет. Его крики только становились громче.
Отбросила шитье и взялась за готовку. Думала, что стук ножа заглушит плачь. Но не тут-то было... Тот, кто был за стеной затявкал еще горше. Мне было почти физически больно от того, что я не могу ему помочь. И я сдалась. Пусть лучше меня сожрет нежить, чем я буду мучиться, слушая как живое существо умирает на моем крыльце.
Но и безрассудно распахивать дверь я не стала. Взяла в качестве средства самообороны скалку. Если зомби попробует на меня напасть, ему придется несладко. Приставила тяжелый стул к двери, чтобы он, в случае чего придержал немного дверь, отодвинула засов и приготовилась защищаться, вскинув руки со скалкой вверх.
Но никто и не думал на меня нападать. Только тот, кто плакал на крыльце, услышав шебуршание с моей стороны, начал тихонько царапать доски. Так слабо, как будто бы у него совсем не было сил.
Я осторожно приоткрыла дверь. Совсем немного, на пару сантиметров. В щель тут же влез крошечный, черненький носик... Слишком маленький, чтобы представлять реальную опасность. Я отбросила скалку и без страха распахнула дверь. На крыльце трясся всем телом крошечный, с ладошку зверик. Я рассмеялась.
Это совсем не нежить. Просто обычный щенок. Ну, по крайней мере, больше всего этот зверь был похож на детеныша собаки. От обычного щенка его отличали непривычно короткие и прижатые к голове ушки, как у вислоухих кошек, и длинный, пушистый, похожий на беличий, хвостик. Он смотрел на меня круглыми от ужаса глазами и пустил лужу от страха...
- Малыш, - присела я на корточки и осторожно провела по жесткой и плотной шерстке, - откуда же ты тут взялся?
Щенок присел на задние лапки и заскулил еще жалобнее... А потом вдруг принялся облизывать мою руку крошеным, розовым язычком.
Это было так мило, что я снова начала смеяться.
- Разве ты не знаешь, - нахмурилась я и почесала щенка за ушком, - что тебе небезопасно здесь находиться, малыш? Придут злые зомби и сожрут... И не посмотрят, что ты такой миленький. Идем ко мне, - я подхватила собачонка на руки и встала. - Ты будешь жить со мной, - я подмигнула ему, - и пусть только кто-нибудь попробует возразить.
Я закрыла дверь, задвинула засов на место.
- Вот и все, теперь нежить до нас не доберется.
Щенок радостно затявкал у меня на руках. И попытался залезть на плечо. Но я его остановила.
- Тише, - рассмеялась, глядя в умилительную мордашку. - Ты слишком тяжелый для меня. Погоди.
Я пустила его на пол. Снова погладила. Щенок тут же плюхнулся на спинку и подставил мне свой животик, извиваясь на полу и требуя, чтобы я его погладила.
- Ах, ты хулиган, - не стала я отказывать щенку в ласке, и с удовольствием принялась тискать малыша. - Давай мы назовем тебя Пузик, раз уж ты так любишь его показывать. Ты, наверное, голоден, да? Давай-ка я дам тебе немного мяса, у нас осталось после завтрака...
Я порезала вареное мясо на мелкие кусочки, положила в миску и поставила перед щенком. Он сунул нос с тарелку и обиженно заскулил.
- Не нравится? - Вздохнула я, - сырого пока нет. Придется немного потерпеть. Скоро Борис придет с охоты и принесет тебе вкусненького и свеженького мяса.
Пузик, жалобно плача, развернулся и потопал к двери. Я улыбнулась. Вот маленьких вымогатель. Мол, раз у вас ничего нет, то выпустите меня, я пойду погуляю... Хулиган!
Я хотела было взять щенка на руки, но он подошел к мешкам с мукой и начал царапать их крохотными коготками.
- Там нет ничего вкусного, - фыркнула я и отодвинула щенка от муки. - Незачем портить мешковину. Она может нам еще пригодиться. Здесь, за Пределами в магазин не сходишь.
Но маленький негодник меня не слушал. Он стремился к мешкам, как будто бы там была не мука, а самый лучший собачий корм.
- Ну, не станешь ты это есть, - я рассмеялась, положила мешок на бок и развязала завязки.
Я хотела показать ему, что там нет ничего вкусного. Я хотела успокоить животное. И совсем не ожидала, что собака с довольным писком кинется в муку и с хрустом начнет пожирать мучных червей...
Я осторожно убрала руки от мешка и с ужасом уставилась на щенка. И что это за зверь такой, спрашивается?!
А щенок наелся червяков и, елозя потолстевшим пузом по полу, направился ко мне. Я невольно попятилась. Домашний войлочный тапок свалился с моей ноги, и Пузик добравшись до него довольно заурчал, смешно заваливаясь на бок, взобрался в пахнущее мной теплое войлочное нутро, сладко зевнул, показывая ярко-розовый язычок, накрылся пушистым хвостом и мгновенно заснул. При этом он то ли храпел, то ли урчал, то ли мурлыкал...
Это было так мило, что мои губы сами собой расплылись в улыбке. Я осторожно погладила припорошенную мукой шерстку. И зашептала тихо, чтобы не разбудить:
- Спи, Пузик — гроза мучных червей.
И с чего я, вообще, решила, что собаки в этом мире питаются мясом? Это же другой мир, значит и собаки могут быть другие. Поэтому этот малыш так рвался в мой дом, почуял вкусную добычу. Я осторожно смела всю муку, которую малыш рассыпал по полу в пылу охоты, обратно в мешок, завязала завязки и оттащила мешки от порога. Не надо ничего выкидывать. Теперь у меня есть, кому предложить вкусненьких личинок мучного хруща.
Пока малыш спал, я шила, одним глазом поглядывая на экспроприированный тапок, лежавший посреди нашей крошечной комнаты, и улыбалась. Вот у нас и появилось первое домашнее животное...
Стук в дверь в наступившей тишине был таким громким, что я подпрыгнула на месте. Вернулся Борис. Взглянув на безмятежно спящего зверика, я кинула ко входу и откинула крючок.
- Тише, - зашипела я, когда Борис, топая, как стадо слонов, ввалился в дом. - Пузика разбудишь!
- Кого? - не понял он, но голос на всякий случай понизил.
- Его, - рассмеялась я, очень уж забавным выглядел обалдевший от моих слов Борис, посторонилась, ткнула пальцем в тапок и шутливо представила их друг другу, - Борис, это Пузик. Пузик, это Борис.
- Откуда ты его взяла? - спросил тихо Борис, почему-то побледнев.
- Он сам пришел, - улыбнулась. И рассказала, как все произошло. И добавила, - теперь он будет жить с нами.
- Ася, он не может жить с нами, - прошептал муж с каким-то напряжением в голосе. И прежде, чем я возмутилась, добавил, - он — нежить!
- Кто нежить? - не поняла я, - он?!
Этот маленький, трогательный малыш, который ест червяков — нежить? А как же злобные зомби? Как же полуразложившиеся трупы? Я чувствовала себя так, как будто бы меня обманули. Я несколько месяцев трясусь от ужаса, вздрагиваю от каждого шороха, потому что боюсь, что меня сожрут зомби, а нежить — это вот этот щенок?!
- Ася, отойди, эту тварь надо уничтожить, - Борис попытался отодвинуть меня подальше, но я больше не могла позволить себя обманывать.
- Ну, уж нет, - заявила я. - Нежить этот зверик или нет, но я не позволю тебе его обидеть. Он милый и забавный, и опасен только для мучных червей, - я кивнула на мешки, - может быть неразумно оставить его дома, тут я с тобой не буду спорить, но и убивать его незачем.
- Он же нежить, - снова попытался достучаться до меня Борис.
- Он очень маленькая нежить, - упиралась я. - и он не представляет никакой реальной опасности для нас с тобой. Ведь не представляет?
- Не совсем, - согласился Борис, не отрывая взгляда от Пузика. А потом повернулся ко мне и спросил, - почему ты его не боишься?
- А почему я его должна бояться? - снова не поняла я.
- Все живые бояться нежити. Этот страх не зависит от нашего желания. Даже мне не по себе, когда он вот так близко и на свободе. А ведь я привык работать с нежитью.
- То есть ты хочешь сказать, этот страх на уровне инстинктов? - Теперь и я смотрела на Пузика с интересом. Нет, никакого, даже малейшего, страха во мне не было. Только умиление, когда словно почуяв, что мы говорим о нем, малыш перевернулся на другой бочек и снова заурчал. - Безусловный рефлекс?
Борис кивнул, о чем-то задумавшись... А потом тряхнул головой:
- Хорошо... Пусть твой Пузик остается. Ты права, насекомоядный псиц почти не опасен для живого человека. Слишком маленький. Но жить он будет в магической клетке. И ты сама будешь о нем заботиться.
- Договорились, - кивнула я и улыбнулась, - а теперь объясни мне один момент, что это, вообще, такое — нежить... Мне кажется, мы с тобой понимаем под этим словом нечто совершенно разное.
Но Борис меня не услышал. Он смотрел на меня странным расфокусированным взглядом и бормотал:
- Возможно это из-за того, что я так часто применял к тебе магию тьмы? Побочный эффект?
Друзья, на Дзене можно прочитать и другие мои книги: