На улице было свежо. Моросил мелкий дождик – такой противный осенний дождь, который пробирает до костей. Но сейчас он был даже кстати – помогал немного прийти в себя после случившегося в ресторане.
– Я точно помню, что брала кошелёк, – в третий раз повторила Ирина, кутаясь в шарф. – Наверное, дома на тумбочке оставила...
– Да ладно тебе, – отмахнулась Ольга. – Забудь.
Они шли по вечерней улице, и фонари отбрасывали длинные тени. Анна старалась держаться чуть позади – ей хотелось исчезнуть, провалиться сквозь землю. Перед глазами всё ещё стоял тот момент, когда карта не прошла, а потом ещё раз не прошла...
– Знаешь, – вдруг сказала Ирина, останавливаясь под козырьком какого-то магазина, – это просто совпадение. Я обычно всегда проверяю...
– Конечно, тёть Ир, – спокойно ответила Ольга. – Бывает.
В её голосе не было ни капли злорадства – только какое-то новое, взрослое понимание. И от этого становилось ещё более неловко.
– Слушай, – Анна наконец решилась нарушить молчание. Слова давались с трудом, но она чувствовала – нужно это сказать. – Прости нас. Мы тут с Ирой... наговорили всякого. А сами...
Она запнулась, не зная, как закончить фразу. Как объяснить это постоянное желание поучать, критиковать? Откуда оно вообще взялось?
– Да что вы как на похоронах, – фыркнула Ольга. – Подумаешь, забыли кошелёк, не рассчитали деньги на карте... С кем не бывает?
"С кем не бывает..." – эхом отозвалось в голове у Анны. А ведь правда – почему они так цеплялись к каждой трате племянницы? Почему так легко осуждали, не зная толком ни её зарплаты, ни её планов?
Мимо прошла молодая пара – парень держал над девушкой зонт, они о чём-то весело болтали. Анна поймала себя на мысли, что даже не знает, есть ли у Ольги кто-то. Они всё время говорили о деньгах, о тратах, о том, как "надо жить"... А о самой Ольге, о её жизни – почти ничего.
– Может, зайдём ко мне чаю попить? – неожиданно предложила Ольга. – У меня как раз черничный пирог есть. Сама пекла, между прочим.
– Сама? – удивилась Ирина. – А я думала, ты только по ресторанам...
И осеклась. Но Ольга только рассмеялась:
– Тёть Ир, вот прямо сейчас ты опять начинаешь!
Анна тоже не удержалась от смешка. А потом негромко сказала:
– Спасибо тебе, Оля.
И они обе поняли – это не просто за ужин. Это за урок. За то, что не стала злорадствовать, не стала припоминать все их колкости и нравоучения.
– Знаете что? – Ольга достала из сумочки зонтик. – Давайте договоримся: вы перестаёте считать мои деньги, а я не напоминаю про сегодняшний вечер. Идёт?
– Идёт, – улыбнулась Анна. И впервые за вечер это была настоящая, свободная улыбка.
Они шли под одним зонтом – тётки и племянница, три разных характера, три разных взгляда на жизнь. А дождь потихоньку заканчивался, и в просветах между тучами проглядывали первые звёзды.
Как же они все любят собираться у меня, думала Галина Ивановна, расставляя салаты. Когда речь о застолье – тут как тут. А в обычные дни квартира пустая, только кошка Муся трётся о ноги да радио бубнит на кухне.
– Ой, мам, твой холодец – пальчики оближешь! – Марина уже успела попробовать всё, что стояло на столе. – Научишь меня когда-нибудь?
"Научу, когда время найдёшь", – чуть не сказала Галина Ивановна, но промолчала. Сколько раз уже звала дочь на кухонные посиделки – то работа, то дела, то спа, то фитнес...
– А помните, как мы на даче шашлыки жарили? – вдруг подал голос захмелевший Алексей. – Эх, времена были! Мам, может повторим? У тебя там всё заросло поди...
"Заросло, сынок. Потому что некому помочь старухе", – подумала она, но только кивнула:
– Конечно, давайте повторим.
– Бабуль, а подарки? – пискнула Настя, теребя новенький айфон. – Ты же обещала!
Галина Ивановна встала из-за стола. В спальне, в старом комоде, лежали конверты. Не такие пухлые, как обычно – в них не было ни денег, ни подарочных карт. Только письма.
– Что-то конвертики тощие, – хохотнул Алексей, принимая свой. – Мам, ты что, разорилась?
Она смотрела, как они разрывают конверты. Как меняются их лица. Как Алексей хмурится, вчитываясь в строчки про благотворительный фонд. Как Марина недоуменно перечитывает своё письмо второй раз.
– Погоди, мам... То есть как это – пожертвование? – Алексей отложил листок. – Ты что, все деньги этим... чужим детям отдала?
– Ба, а это я? – вдруг звонко спросила Настя, разглядывая фотографию. – В этом дурацком платье в горошек?
– Это платье я тебе сама шила, – тихо ответила Галина Ивановна. – Ты в нём месяц не вылезала, помнишь? Говорила – оно волшебное, когда кружишься.
– А это я что ли? – Кирилл поднял другой снимок. – С удочкой? Ничего себе, какой карась!
– Дед тебя тогда рыбачить учил. За месяц до того, как... – она не договорила. – Ты так радовался этой рыбине, всем соседям показывал.
В комнате стало тихо. Только старые часы на стене – папин подарок на серебряную свадьбу – отсчитывали секунды. Тик-так, тик-так...
Галина Ивановна смотрела на растерянные лица детей и внуков. Может, слишком жестоко? Может, не надо было? Но ведь как ещё достучаться...
– И это всё? – Алексей смял письмо, отбросил в сторону. – Мам, ты что творишь? Какой фонд? Какие больные дети? У тебя свои внуки есть!
Он вскочил, заходил по комнате. Галина Ивановна смотрела на его большие руки, нервно теребящие галстук – точь-в-точь как у отца, когда тот волновался.
– Сядь, – она похлопала по дивану рядом с собой. – Давай поговорим спокойно.
– О чём говорить? – он резко развернулся. – Что ты хочешь этим доказать? Что мы плохие дети? Что только о подарках думаем?
– А разве нет? – тихо спросила она.
Марина всё ещё держала своё письмо, комкая уголок. По щеке размазалась тушь – плакала, что ли?
– Мам, но мы же... Мы правда хотели на море. Там путёвка горящая, я думала...
– Дочка, когда ты последний раз просто так заходила? Не за деньгами, не за подарком – просто поговорить? Чайку попить?
– У меня работа, дети, ты же знаешь...
– И я знаю, – вдруг подал голос Кирилл, разглядывая фотографию. – Что здесь было-то? Рыбалка?
– Да, с дедом. Он тебя учил карасей ловить.
– А я не помню совсем. Представляешь? Вообще ничего не помню. Только телефон, который ты на прошлый день рождения подарила – его помню...
Настя шмыгнула носом:
– Бабуль, а это платье... Правда, я в нём танцевала? Как принцесса?
– Ещё как танцевала! – Галина Ивановна улыбнулась сквозь навернувшиеся слёзы. – Закружишься – юбка колоколом, а ты хохочешь, хохочешь...
– Слушайте, ну хватит соплей! – Алексей грохнул кулаком по столу. Рюмки зазвенели. – Мам, ты что, не понимаешь? Нам эти деньги нужны! А ты их чужим людям...
– Чужим? – она поднялась. Маленькая, худенькая, но вдруг показалось – плечи расправились, спина выпрямилась. – Значит, слушай меня, сын. Помнишь, как в детстве ты свою копилку разбил? Все деньги достал – и соседскому Вовке отдал. У него мама в больнице лежала, а папаша пил... Я тебя тогда спросила – зачем? А ты что ответил?
Алексей замер. Провёл рукой по лицу:
– Мам...
– Что ты тогда ответил? Помнишь?
– Что им нужнее... – едва слышно произнёс он.
– Вот. А теперь эти деньги тоже пойдут тем, кому нужнее. Я не обязана покупать вашу любовь. И не хочу.
Она повернулась к Марине:
– Доченька, помнишь, как ты в школе девочке из детдома туфли свои отдала? Прямо в классе разулась и отдала. Сказала – у неё никогда таких красивых не было...
Марина всхлипнула:
– Мамочка, прости... Мы правда... Как-то всё закрутилось, завертелось...
– А вы, – она посмотрела на внуков, – вы ведь совсем маленькими были добрее. Настенька, ты свою любимую куклу соседской девочке отдала, когда у неё мама умерла. Помнишь? А ты, Кирюша, помнишь, как котят бездомных с дедом выхаживали?
Тишина. Только ходики тикают – те самые, что полвека назад купили они с мужем. Простенькие, дешёвые, но до сих пор идут. Может, потому что с любовью выбирали...
– Вы все были другими, – тихо сказала Галина Ивановна. – Светлыми, добрыми. Что с вами стало? Когда вы начали мерить любовь деньгами?
Алексей опустился на диван, обхватил голову руками. Марина беззвучно плакала. А внуки... Внуки смотрели на свои айфоны так, будто впервые их видели.
После того вечера прошла неделя. Галина Ивановна сидела на кухне, перебирала гречку – привычка с голодных времён осталась, да и занятие успокаивает. За окном март месил грязь с остатками снега, воробьи чирикали на карнизе, выпрашивая крошки.
Вдруг в дверь позвонили. На пороге стояли внуки – взъерошенные, румяные с мороза.
– Бабуль, мы тут шли мимо... – начала Настя.
– В соседнем же подъезде живём, – фыркнул Кирилл. – Какое "шли мимо"?
Настя пихнула брата локтем:
– Ну вот, всё испортил! Бабуль, можно мы просто так зайдём? У тебя чай есть?
Галина Ивановна помнила, когда внуки в последний раз просто так заходили. Два года назад? Три? Обычно только с родителями, по праздникам, или когда новый телефон хотели...
– Проходите, чайники! – она заторопилась на кухню. – Сейчас пирог разогрею.
– Не надо пирог! – Кирилл полез в холодильник. – О, селёдка! Бабуль, можно?
– А варенье есть? – Настя уже гремела чашками. – Помнишь, ты всегда малиновое варила...
Селёдка на чёрном хлебе, варенье в прадедовских розетках, разговоры ни о чём – и обо всём сразу. Настя вдруг начала рассказывать про школу, про новенькую девочку из детдома:
– Представляешь, бабуль, у неё совсем одежды нет. Мы с девчонками скинулись, купили ей куртку...
Галина Ивановна улыбнулась, вспомнив прежнюю Настю – ту, что отдала любимую куклу соседской девочке.
Через три дня позвонила Марина:
– Мам, а давай мы на дачу съездим? В эти выходные? Я пирогов напеку, помнишь, ты меня учила...
– Доченька, там грязь, распутица...
– Ничего! Алёшка машину помыть успеет, – она помолчала. – Мам, я тут в фонд позвонила. Ну, тот самый... Оказывается, им волонтёры нужны. Я подумала...
От Алексея долго не было вестей. Галина Ивановна не винила его – характером в отца пошёл, гордый. Но однажды утром телефон пиликнул сообщением:
"Мам, я тут в том фонде был. Познакомился с пацаном одним – Димкой. Десять лет, почти как я тогда на той фотке с коньками. Представляешь, врачом хочет стать. Я договорился, буду с ним математику подтягивать. Может, правда получится... Прости меня. Целую."
В тот вечер она долго сидела у окна. Дождь барабанил по карнизу, старые ходики отсчитывали время – тик-так, тик-так... Вспомнилось вдруг, как муж говорил: "Галя, дети – они как зеркало. Что в них вложишь, то и отразится".
Видимо, не зря вкладывала. Просто время было нужно – чтобы вспомнили, чтобы поняли. Чтобы снова научились любить просто так, без причины и корысти. Как в детстве.
А недавно Настя притащила подружку – ту самую, из детдома. Сидели на кухне, пили чай с малиновым вареньем. Девочка сначала стеснялась, а потом разговорилась. И что-то такое родное было в её улыбке, в том, как она слушала Настины истории, как хохотала над Кирилловыми шутками...
– Бабуль, а можно мы в следующий раз с Машкой на дачу поедем? – спросила вдруг Настя. – Она никогда земляники не пробовала. Представляешь?
Галина Ивановна смотрела на внучку и улыбалась. Кажется, её урок не прошёл даром. Кажется, в их семье снова начинает теплеть...