Найти в Дзене
Богдуша

Устремлённые, 44 глава

Оглавление

Безнадёга превратилась в трамплин

Марье сшила себе два тёмно-синих костюма с белым ажурным воротничком, чтобы подавать пример российским школьницам, и из этого образа полуученицы долго не выходила. Тем самым транслировала юным россиянкам: девчонки, я – с вами!

Реформа её была близка к завершению. В столице, Питере и крупных городах она прошла как по маслу, а на дальних окраинах, куда ещё не добрались марьицы, забуксовала.

Она собрала всю свою волю в кучку. Попросила Огнева глянуть среди своих студентов ребят с мест, поговорила с ними, сагитировала, организовала мобильную группу и помчалась с ней в дальние командировки. Романов выделил жене с этой целью джет и парочку надёжных пилотов, и дело закрутилось.

Свежим ветром ворвались они в затхлую атмосферу чиновничьих кабинетов российской глубинки. Быстро устраивали всеобщее собрание, зондировали атмосферу, приискивала энергичных, часто вконец затюканных энтузиастов и новаторов. Марья воскрешала в них веру в добро и давала им широкие полномочия, а рутинёров-руководителей вежливо выпроваживала на хоздолжности с сохранением оклада, но без рычагов влияния.

Новые управленцы получили обширный пакет иструкций и московского куратора из числа студентов Академии, которому должны были дистанционно отчитываться о проделанной работе и о трудностях для совместного их преодоления.

Вскоре все участники группы Марьи, набравшись опыта, сами стали руководителями подобных команд. Королёв выбил им для мобильности целую эскадрилью лёгких самолётов и вертолётов.

Марья моталась по стране как подорванная. Дома не появлялась порой сутками, а когда возвращалась, то сперва взахлёб плакала на романовской груди, жалуясь ему на бюрократические метастазы и на тяжёлую долю простых людей в дальних краях, а потом часов восемь беспробудно спала.

Таким образом Марьина реформа рванула вперёд, вскачь и без оглядки. Предварительные результаты, подбитые ею с помощью титулованного социолога Степана Рыбицкого, легли на стол Королёву.

Он их изучил и пригласил Марью на разговор. Романов немедленно вызвал Броню, передал ей детей и отправился вместе с женой на встречу с шефом конторы.

Королёв ждал их в своей резиденции на берегу речки, петлявшей в густом сосняке.

Радов и Мальцев шли впереди, чета следовала за ними по усыпанной галькой дорожке к заводи, где Королёв уже ждал их с рыболовным оснащением и готовой ухой на очаге.

Kandinsky 3.1
Kandinsky 3.1

Марья подбежала к нему и обняла.

– Эдуард Александрович, как же здесь у вас сказочно! И ухой так сказочно пахнет!

Она заглянула под крышку котла и восхитилась ароматом и аппетитным видом варева.

– Ух-х! И кто это совершенство приготовил?

– Вот, майоры постарались.

– Уже майоры? Радов! Мальцев! Мои поздравления! Здорово же вы подросли, мальчики!

Быстро был накрыт столик под камышовым навесом. Его украсили большой каравай свежеиспечённого хлеба, сочные пахучие помидоры, покрытые сизым налётом свежести огурцы, разнообразная зелень, – все с грядок, ну и запотевшая, с холода, бутылка чего-то золотистого.

Kandinsky 3.1
Kandinsky 3.1

Королёв разлил.

– Марье – чутка! Дно покрыть! – предупредил Романов. – А то она опьянеет и побежит танцевать, – объяснил он.

Выпили, заели ухой. И без того блестящие глаза Королёва аж заискрились.

– Марья, мои офицеры чуть не передрались из-за тебя.

Она перестала жевать и подозрительно огляделась по сторонам.

– А подробности?

– Все хотели попасть на этот приём! Что поделать, любят тебя мои бойцы, девонька! Говорят, хоть издали полюбоваться неземной красотой.

– Это прикол?

– Перестань, Маруня, – успокоил её хозяин дачи. – Всё невинно. Ну нравишься ты мужскому полу, что поделать! Вон, Свят тебя одну не пустил, и правильно сделал. А то наша беседа перетекла бы в сплошные комплименты тебе.

Марья улыбнулась.

– Выходит, Радов и Мальцев победили?

– А то! У них есть козырь! Они тебя много раз охраняли и считают себя особо приближёнными

– Алё, гараж! Тему закрываем! – рявкнул Романов. – Давайте по существу.

– У, какой строгий у тебя супруг, – засмеялся Королёв и снова разлил золотистый напиток.

– Итак, Марья Ивановна, начнём, – сказал он, когда все подзаправились. Я тщательно изучил твой доклад. Очень сильный, компетентный, я бы даже сказал, на диссертацию похожий. Это по форме. И очень содержательный. Вот прямо мясистый материал, воды нет, всё по делу! Молодчинка! Кого ты там припахала в помощники?
– Профессора социологии. Романов когда-то оплатил ему дорогостоящую операцию. Степан Рыбицкий оказался благодарным человеком.

– Понятно! В общем, всё пучком. Но есть вопросики.

Она прикоснулась салфеткой к губам и изобразила концентрированное внимание.

– Хотите угадаю?

– Даже не удивлюсь.

– Вас смутила моя защита хулиганистых подростков!

– Да, Марья. Это же просто сухари суши! Они конченые отморозки! А ты тащишь их на госслужбу. Объяснись.

Марья разволновалась. Потрогала горло, поправила волосы и затараторила:

– Эдуард Александрович, тут я с вам поспорю. Это наши российские дети! Да, я хочу мобилизовать хулиганистых пацанов и оторв. С этой целью объявила министерский набор таких вот сорвиголов. Директора учебных заведений прислали списки и фотографии ребят, которые всех уже достали и дорожка которым выкладывается в одну сторону – в криминал и затем в тюрьму.

Марья вдруг раздула ноздри и громко, с надрывом, крикнула:

– Не пущу!! Это наш золотой фонд! Не берусь всех до одного обелять. Согласна, есть среди них и отмороженные. Но процентов девяносто из них – это подранки. Никому в целом свете не нужные и потому сбившиеся в стаи, где обрели хоть какое-то чувство локтя. Я изучила все фотки и видео этих ребят. И никого не отбраковала. Всех до одного позвала в молодёжный лагерь на трёхдневный слёт. На открытие поехала вместе с Огневым и Антоновым. Хотите картинку с выставки?

Марья обвела глазами зрителей. Они слушали как заворожённые, следя за артикуляцией коралловых её губ. Никто не издал ни звука.

– Ага, молчание – знак согласия. Это страшно, когда наши ребята и девчатки превращаются в озлобленных шакалят. Когда мы вошли в зал, то едва не задохнулись от уровня страха и агрессии, исходивших от этих взъерошенных зверёнышей. Подростки не могли понять, кому они, всеми отвергнутые и проклятые, понадобились. И тут они увидели – нет, не министра, а Елену Прекрасную из фильма-сказки, которую они все посмотрели по нескольку раз.

А я, в свою очередь, увидела просто наших родных всеобщих детей. Подходила и каждого гладила по голове, хлопала по плечу, заглядывала в глаза, спрашивала имя и фамилию, откуда прибыл. Мне хотелось найти среди этих прирождённых вожаков суперлидера. Я почувствовала, что эта толпа пацанвы уже нахлебалась и хочет выбраться из трясины. И моя святая обязанность – посадить их всех в социальный лифт.

Она передохнула.

– И я нашла таких самых-самых! Один парень – москвич, другой – сибиряк, откуда-то из-под Томска. Оба почти уже волчары. Мы с Андреем и Петром официально поприветствовали делегатов, предложили им позавтракать, потом переодеться в специально сшитые по этому случаю футболки и вернуться в зал через пару часов. А москвича и сибиряка забрали с собой. Пообщались. И поняли, какие сокровища отрыли. Андрей им коротко сказал: нужна ваша помощь. Вам доверена роль пастухов для присмотра за ребятами на время слёта. И мы не просчитались! Дисциплина этими двумя была налажена железная. Ни одного нарушения!

Kandinsky 3.1
Kandinsky 3.1

Марья окончательно успокоилась и стала говорить нараспев.

– Мы много общались с этими пацанами. Я позиционировала себя как мать и сестра в одном лице. Просто и душевно просила их о помощи стране. Говорила, что нам нужны честные, отважные, ответственные, умные и совестливые люди, на которых я могла бы опереться. Что знаю, как много горя они испытали и как мало света в душу получили. Но я верю в их звезду и помогу вырваться из безнадёги. А они помогут нам вырвать из безнадёги страну. Андрей и Петя разговаривали с ними тоже много в своём – мужском – ключе.

Марья опять помолчала, окончательно гася волнение. Особисты ведь не жалуют эмоций.

– Ну и? – не выдержал Романов.

– В итоге сибиряк – его зовут Влад Моторин – спросил, что конкретно от них требуется? Я ответила: “Хорошо закончить десятый класс и защищать свою школу от любых деструктивных элементов, особенно наркодилеров. В общем, навести порядок в своих пенатах! Страхующей организацией станет полиция в лице специального сотрудника, которому от нас будут даны указания".

Влад сразу согласился. А вот москвич Игнат Дружников поинтересовался, что им за это будет.

– И что им за это было? – продублировал Королёв.

– Хороший вопрос! Позитивные результаты эксперимента были высоко оценены. И тех из ребят, кто выполнил все условия, а затем пожелал поступить во всероссийскую Академию управления, гарантированно туда зачислили! Выходцам из бедных семей оплатили репетиторов, обеспечили одеждой, обувью, сухпайком, оплатили дорогу в Москву, где их встретили кураторы. Огнев лично контролировал процесс.

– И что дальше? – нервно поторопил Романов. То, что она без конца говорила об Огневе, выводило его из себя.

– Повторюсь: все делегаты слёта в полном составе после выпускных экзаменов в своих школах поступили в Академию и показывают блестящие результаты. Этот опыт я хочу распространить на всю страну.

Королёв хмыкнул:

– Убедила. Теперь скажи пару слов об обнулении подростковых абортов. Ты дала цифры без пояснения.

– Признаю недочёт. Для меня приятно шокирующим результатом стало обуздание такого социально зла, как аборты у несовершеннолетних. Спешу вас обрадовать: девочки пропали из коридоров гинекологических отделений. Более того, они пропали и из роддомов. Пропаганда целомудрия сделала своё дело. Молодёжь, которой доступно и ярко, на её языке объяснили пагубность разврата, без базара переключилась на другие сферы интересов: творчество, физическую активность, туризм, интеллектуальные игры и так далее.

Королёв почистил апельсин и положил его на тарелку Марье. Сказал, пытаясь поймать ей неуловимый взгляд:

– А знаешь что произошло, милая? Случилась цепная рекция! Народ увидел подвижничество – твоё и твоих людей, и душевно откликнулся! Стал тебя поддерживать. В соцсетях, на форумах! Народ тебя полюбил всей своей отзывчивой душой.

Марья шмыгнула покрасневшим носом.

– Я тоже это почувствовала! Поддержка людей даёт мне силы идти дальше!

...Вечером, готовясь ко сну, Романов сказал Марье:

– Ты уже не моя.

– А чья?

– Всехняя! Я на это не подписывался. Как же ты любишь солировать, жёнушка! Красоваться перед мужиками! А они и рады – знай нахваливают тебя.

Она растерялась.

– Что ты задумал? Хочешь перекрыть мне кислород? Запереть?

– Меньшее, что я могу сделать, это срочно обрюхатить тебя и запретить беспокоить своими проектами наше дитя в твоём чреве.

– Ну ты и гад, Романов!

– Не гад! Потому что ездил на днях к старцу.

Она сразу распружинилась, размякла.

– И что ты сказал ему?

– Что одержим своей женой. Что окружающий мир для меня сузился до конфигурации её тела.

– А он?

– Выслушал.

– И всё?

– Ответил, что это не одержимость. Это мой крест. Что я тот якорь, который удерживает тебя у причала. Что я тебе очень нужен.

– Здорово! И всё?

– Я попросил молитв за тебя.

– А он?

– Сказал, что это у тебя надо просить молитв за него. Велел мне беречь тебя и утешать. Быть тебе опорой в грядущих тяжелейших испытаниях. Перекрестил меня, шлёпнул по лбу и молвил: “Да поможет тебе Господь, чадо!” На том и расстались. Я подогнал к его избушке грузовик дров, скинул в его кладовочку мешок любимой его амарантовой муки – из семян щирицы, жбан постного масла и пакет сухофруктов. Хотел, чтобы он ел лепёшечки с компотом и вспоминал нас с тобой.

Марья расцвела! Расцеловала мужа. Он мигом сел и посадил её к себе на колени.

Павел Рыженко "Молитва"
Павел Рыженко "Молитва"

– Старец когда-то был ещё тем перцем! Они с моим батей и Королёвым Афган прошли. Насмотрелись такого, что потом по ночам кричали. Романов и Королёв оказались крепкими орешками, вырулили к нормальной жизни, а у него началось помутнение рассудка. И его комиссовали. Лечить пытались. Мозгоправы ему навыписывали нейролептиков и антидепрессантов. Но он ушёл в леса, скитался, набрёл на избушечку, а это оказался заброшенный скит с аналоем и иконостасом. Говорит, нашёл там кипарисовый крестик от прежнего насельника, надел и не снимал до моего последнего визита. Глянь, вот он.

Романов расстегнул ворот рубашки и показал чёрный от времени деревянный крестик.

– Старец велел передать его Ивану, когда тот подрастёт. Я его надел и ушёл. А через три дня наш бесценный инок преставился. Но успел указать на Ваньку как на моего преемника. Так-то!

– Царствие ему Небесное, славному этому человекодуху.

Павел Рыженко "Муравейник"
Павел Рыженко "Муравейник"

– Тебя всё время защищал, между прочим.

– Ему там суперски хорошо!

Романов пробежался руками по её изгибам, как по пианино, и учащённо задышал. Спросил лишь бы спросить:

– А нам тут как?

– Нам обалденно хорошо.

– А может, сделаем друг другу ещё лучше?

– Нет предела совершенству, Свят!

– Ты моё совершенство, – пробормотал он, стягивая с неё ненавистный байковый халат.

– Скажешь тоже, – отвечала она, стаскивая через его голову рубашку

– Забабахаем, мать, сыночка?

– Может, дочку?

– А давай обоих сразу! Двойню потянешь?

– Я ещё после Ваньки не пришла в себя.

– Хватит болтать. Мужчина решает.

Он заплёл ей косу и утопил в нежности, и все посторонние мысли, страхи и чувства испарились в неизвестном направлении,

Продолжение следует.

Подпишись – и жизнь засияет для тебя новыми красками!

Копирование и использование текста без согласия автора наказывается законом (ст. 146 УК РФ). Перепост приветствуется.

Наталия Дашевская