Я хлопотала на кухне с самого утра. Вынула из духовки очередной противень с печеньем, поставила остывать. Надо же, даже не заметила, как стемнело – так увлеклась готовкой. За окном валил снег, а я все месила тесто, резала салаты, то и дело поглядывая на часы.
"Интересно, Витя заметит, что я испекла его любимое имбирное?" – подумала я, расставляя на столе тарелки. В этом году решила сделать все как в первые годы нашей жизни – когда еще не было ипотеки, ремонта и вечной усталости. Тогда мы встречали каждый Новый год только вдвоем. Я готовила что-нибудь особенное, Витя притаскивал какой-нибудь сюрприз...
Достала из серванта праздничные бокалы. Мама подарила их на свадьбу – высокие, хрустальные, с витиеватым узором. Мы берегли их для особых случаев. Нечасто, конечно, доставали в последнее время... Все больше пили чай на бегу, каждый в своем углу с телефоном.
Включила музыку – старые песни, под которые мы познакомились в том кафе. Помню, как он пригласил меня на танец... Ничего особенного, просто медляк, но я сразу поняла – вот оно. Теперь уже и не потанцуешь – диван да телевизор. А ведь всего семь лет прошло...
В прихожей хлопнула дверь. Витя пришел раньше обычного, и я обрадовалась – успеем посидеть, поговорить до боя курантов. А то в последнее время только и слышу: "Устал... Давай завтра... Срочная работа..."
– Вить, ты как раз вовремя! – крикнула я из кухни. – Сейчас пирог достану, твой любимый!
Он вошел, не отрываясь от телефона. Что-то быстро печатал, хмурился.
– Слушай... – начал он каким-то странным голосом. – Я тут с Пашкой договорился. Ну, помнишь его? Мы в институте дружили. Короче, ребята собираются, давно не виделись...
Я застыла с полотенцем в руках. В голове пронеслось: "Нет, только не это..."
– Ты ведь не против? – он наконец поднял глаза от телефона. – Просто правда сто лет не собирались.
Во рту пересохло. Хотелось заорать: "Против! Конечно, против! Я весь день готовлю, жду, а ты..."
– Конечно, не против, – услышала я свой голос. Спокойный, почти равнодушный. – Ты надолго?
– Да как пойдет. Может, второго вернусь, может, третьего...
Я смотрела, как он собирает вещи в спальне, и чувствовала что-то новое. Не обиду – их было столько, что уже не считаю. Не злость – она давно превратилась в усталость. Что-то другое... Будто треснуло внутри что-то. И в трещину хлынул холодный воздух.
Поймала свое отражение в зеркале. Растрепанная челка, мука на щеке, в глазах... А в глазах что-то новое. Будто кто-то другой смотрит оттуда. Кто-то, кого я еще не знаю.
Когда за Витей закрылась дверь, я еще минут пять стояла посреди кухни. В голове крутилось дурацкое: "А оливье-то кому?..." Потом как-то механически собрала все в контейнеры, запихнула в холодильник. Печенье оставила на столе – пусть остывает. Хотя какая теперь разница.
Телефон завибрировал – Лариска. Вот ведь чутье у нее...
– Ань, ты чего трубку не берешь? Я уже полчаса названиваю!
Включила видео. На экране – ее рыжая встрепанная голова, за спиной елка вся в игрушках и мишуре.
– Ларис, ты представляешь... – начала я и осеклась. Горло перехватило.
– Что случилось? – она подалась к экрану. – Эй, ты чего такая?
– Да вот... бросил меня муж под Новый год, – я попыталась усмехнуться, но вышло криво.
– В смысле – бросил?
– К друзьям ушел. Праздновать. Видите ли, сто лет не виделись...
Я говорила, а сама смотрела на свое отражение в темном окне. Какая-то потухшая, ненакрашенная, в домашнем свитере... Когда я превратилась в эту уставшую тетку?
– Слушай, а ты не драматизируй! – Лариска аж подпрыгнула. – Давай встретим вдвоем! Или знаешь что? В "Венеции" обалденную программу делают. Я слышала, там такой тамада...
– Да ну, – я помотала головой. – Какая "Венеция"? Я не привыкла...
– Вот именно! – она победно ткнула пальцем в экран. – Не привыкла! А надо бы. Хватит уже сидеть в четырех стенах и ждать у моря погоды. Пусть твой Витенька поймет, что ты не просто кухарка, которая вечно караулит его у остывшего оливье!
Я хотела возразить, сказать, что это глупости... Но что-то остановило. То самое новое чувство, которое появилось, когда Витя собирал вещи.
– Погоди... – я прищурилась. – А во сколько там начало?
– В девять! – Лариска просияла. – Я заеду за тобой в восемь. Только давай без отговорок! И найди что-нибудь... праздничное.
Отключившись, я пошла в спальню. Открыла шкаф – и замерла. В самом углу, на плечиках, висело темно-синее платье. Купила его полгода назад, когда были скидки. Витя даже не заметил обновку... А я и надеть не решилась – куда в таком ходить? На кухню, что ли?
Вытащила платье, расправила. Красивое... В нем я совсем другая. Примерила – и не узнала себя в зеркале. Талия! А я и забыла, что она у меня есть...
"А что, если?..." – мелькнула шальная мысль. И сразу другая, благоразумная: "Куда ты в таком возрасте? Что люди скажут?"
Но я уже представляла, как войду в зал. Музыка, огни, незнакомые люди... Никто не знает, что я чья-то жена. Просто женщина в красивом платье.
Достала с антресолей коробку с косметикой. Когда-то я умела краситься... Руки еще помнили.
"Знаешь что, Вить?" – думала я, проводя кисточкой по ресницам. – "А пусть тебе будет интересно. Хоть раз в жизни пусть тебе будет интересно, где я и что со мной".
В половине девятого я уже стояла у подъезда. Мерзла в новых туфлях, кутаясь в шубу, которую не надевала года три. Снег все валил. Лариска опаздывала.
"Господи, что я делаю?" – думала я, переминаясь с ноги на ногу. – "В моем-то возрасте... По ресторанам... Может, домой вернуться?"
Но возвращаться было... стыдно, что ли. Да и к чему возвращаться? К пустой квартире? К остывшему чаю и телевизору?
Лариска влетела на своей красной машине, забрызганной снегом:
– Запрыгивай! Еле откопалась, зараза... Ого! Ты что, каблуки надела?
– А что такого? – огрызнулась я, устраиваясь на сиденье.
– Да нет, ничего... – она хитро прищурилась. – Просто давно тебя такой не видела. Лет пять, наверное.
...В ресторане было шумно и ярко. У меня аж в глазах зарябило – столько огней, столько блесток, музыка гремит. В углу елка под потолок – вся в серебре. Официанты носятся с подносами, на столах свечи мерцают.
– Нам туда! – Лариска потащила меня к столику у окна. – Я специально заказала подальше от сцены, чтоб поговорить можно было.
Я шла за ней, чувствуя, как немеют ноги. Каблуки, отвыкла... Да и вообще отвыкла – от людей, от шума, от чужих взглядов. А на меня смотрели – я кожей это чувствовала.
Особенно один – за соседним столиком. Седой, в очках, но какой-то... интересный, что ли. Поймал мой взгляд, улыбнулся и поднял бокал. Я смутилась, отвернулась... А в груди что-то екнуло. Давно забытое, девчоночье.
А в это время Витя сидел у Пашки на кухне. Водка в рюмке, салаты на столе, мужики травят байки. Вроде все как обычно, а что-то не то.
– Эй, старик, ты чего скис? – Пашка хлопнул его по плечу. – Налить еще?
– Да не... – Витя помотал головой. – Что-то не идет.
Он в третий раз проверил телефон. Ни звонка, ни сообщения. Анька всегда писала – где ты, во сколько будешь, поел ли... А тут тишина.
"Может, обиделась?" – подумал он. И тут же одернул себя: "Да ладно, не маленькая. Что я, не имею права с друзьями посидеть?"
Но червячок сомнения уже грыз. Набрал номер – гудки, гудки... Наконец ответила:
– Алло! – музыка в трубке, смех, звон бокалов.
– Ань, ты где?
– А, Вить! С Новым годом! – голос у нее какой-то другой. Веселый. Незнакомый. – Извини, тут шумно!
– Ты где? – повторил он громче.
– Потом расскажу! Хорошего вечера!
И отключилась.
Витя уставился на темный экран. В голове не укладывалось – Анька, его тихая домашняя Анька, куда-то ушла? Одна? В Новый год?
– Пашка, налей все-таки... – он пододвинул рюмку.
А водка почему-то не лезла. Все мерещился этот незнакомый голос в трубке. И смех. И музыка. И что там за шум на фоне? И с кем она?...
Витя вернулся домой первого января, в районе обеда. Голова трещала, во рту пересохло. Всю ночь не спал – то названивал, то сообщения писал. Анька трубку больше не брала.
В квартире холодно и пусто. Обычно в такое время уже пахнет кофе и яичницей – Анька всегда вставала раньше, готовила завтрак... А тут – тишина. На кухонном столе записка, её почерк: "Буду позже. Завтрака в холодильнике нет – сегодня я заботилась только о себе."
Витя перечитал записку раз пять. Внутри что-то противно заныло. Сел на табуретку, уставился в окно. За стеклом – серое утро, грязный снег, какие-то люди бредут, спотыкаясь. Башка гудит, во рту привкус вчерашней водки...
Хотел разозлиться – не получилось. Хотел обидеться – тоже мимо. Вместо этого накрыло чем-то другим... Страхом, что ли? Или осознанием – что-то важное уходит сквозь пальцы, а он и не заметил, как начал терять.
Весь день слонялся по квартире. Включал телевизор – выключал. Пытался есть – кусок в горло не лез. Смотрел на часы, дергался от каждого шороха на лестнице.
Анька пришла в седьмом часу. Он услышал, как открывается дверь, – и замер в кресле. Каблуки по коридору – раньше она их не носила. Шуршание пакетов. Щелчок выключателя.
Она вошла в комнату – и он не узнал её. Нет, лицо то же, родное, знакомое до последней морщинки. Но что-то другое... В глазах, в осанке, в движениях. Будто светится изнутри.
– Ань... – он встал, шагнул к ней. – Прости...
Она остановилась в дверях. Спокойная, прямая. На губах легкая улыбка – незнакомая, чуть насмешливая.
– За что, Вить?
– Ну... это... за вчера...
– А что вчера? – она прошла мимо него, села в кресло. – Ты был с друзьями, я тоже. Все нормально.
Это "нормально" его почему-то в пот бросило. Раньше она бы плакала, укоряла, молчала обиженно... А тут – "нормально". И улыбается так странно.
– Слушай... – он замялся. – А ты где была? В смысле, вчера...
– В "Венеции", – она сняла сережку, задумчиво покрутила в пальцах. – Отличная программа была. И люди интересные.
– Люди?... – он сглотнул. – Какие люди?
– Разные, – пожала плечами. – Знаешь, Вить... – она посмотрела на него прямо, спокойно. – А ведь я никогда не думала, что может быть по-другому. Всё ждала, готовила, старалась... А оказывается, можно просто жить. Для себя. И это... нормально.
Он молчал. Что тут скажешь? Она права – сколько лет держал её как в клетке. А она и не рвалась, привыкла. И он привык – что всегда дома, всегда ждет, всегда под рукой...
– Ань... – начал он снова. – Давай как-то... не знаю... Может, в кино сходим? Или в ресторан? Как раньше...
– Можно, – кивнула она. – Только знаешь... теперь все будет по-другому. Я буду по-другому. А ты... ты решай сам.
Встала, пошла к двери. Остановилась на пороге:
– Я в душ. А потом чай буду пить. Если хочешь – присоединяйся.
И вышла. А он остался стоять посреди комнаты. В голове крутилось: "решай сам". Когда это он в последний раз сам решал? Все как-то само собой катилось, по накатанной...
А теперь придется решать. Потому что эта новая Анька – она ведь и правда другая. И с ней придется заново учиться жить.
Он постоял еще минуту. Потом пошел на кухню – ставить чайник.
Решил.