Ольга жила с этой тайной слишком много лет. Время уже должно было стереть горькую память, приглушить щемящую боль, но каждый раз, когда она слышала об очередном несчастном случае, сердце сжималось на долю секунды, а ладони становились липкими от пота. Что страшнее ― то, что произошло в далеком детстве, или преступное молчание сейчас? Она не знала до сих пор. Неподъемный груз вины лег на хрупкие детские плечи, и с каждым годом он становился только тяжелее.
Тот злополучный день расколол ее жизнь надвое. Ей было всего десять лет. Она беспечно играла во дворе, как вдруг услышала пронзительный визг тормозов и глухой удар. Обернувшись на звук, увидела, как мужчина упал на дорогу, а светло-серая машина резко рванула с места. Водитель даже не вышел посмотреть, жив ли сбитый человек. Ольга замерла от увиденного. Она узнала того, кто сидел за рулем обычной, не служебной машины. Это был участковый милиционер, человек, которого многие уважали из-за его должности, но по той же причине и боялись. Она видела, как он оглянулся в зеркало заднего вида, но, посчитав, что рядом никого нет, ускорился и быстро скрылся за углом.
Позвать на помощь? Рассказать взрослым? Она растерялась и просто стояла на месте. Очнулась, лишь когда стали подбегать другие люди. Они звали на помощь, кто-то бросил свои сумки и побежал к телефонной будке, но… было уже слишком поздно.
Никто не видел виновника несчастья. Что это была за машина, кто именно был за рулем ― оставалось загадкой для всех. Только Ольга знала правду, но ее детский голосок дрожал и тонул в страхе. Она могла бы рассказать, но кому? Обо всех происшествия полагалось сообщать участковому, он всегда гонял хулиганов и все жалобы жителей записывал на листок бумаги, а потом складывал в синюю папку на замке. Он был законом в этом небольшом обществе. А кто был законом для него?
Мать Ольги считала, что правда ничего не изменит. Если заявить на него, начнется настоящий кошмар: угрозы, расспросы, давление. Все будут шептаться за их спинами и показывать пальцем. Им не дадут спокойного житья. Кто поверит десятилетней девочке, когда против нее взрослый человек в форме, представитель закона? Так что она сказала дочери коротко и жестко: «Молчи».
И Ольга молчала. Годами.
Годы шли, Ольга научилась жить с этим. Она вышла замуж, родила дочь, построила жизнь, о которой мечтала. Но однажды все рухнуло.
* * *
Они с мужем, Андреем, разбирали старый комод, когда он нашел письмо. Пожелтевший конверт с ее именем, забытый в глубине ящика. Руки Ольги задрожали, когда она увидела почерк. Это было письмо от сына того самого соседа, написанное много лет назад. В нем он спрашивал: «Ольга, ты была там в тот день. Ты что-то знаешь?»
Ольга тогда оставила это письмо без ответа. Мать запретила что-либо предпринимать. А Ольга всегда была послушной.
Андрей прочитал письмо и посмотрел на нее долгим взглядом. Она знала, что сейчас последует вопрос. И знала, что не сможет больше лгать.
― Что это значит? ― голос мужа был ровным, но настороженным.
Ольга сглотнула. Все внутри нее кричало, что нельзя, что это должно остаться в прошлом, но она уже чувствовала, как этот самый день снова захватывает ее, как тянет в темную пропасть страха.
― Андрей... Я... ― голос предательски дрогнул. ― Я знаю преступника, который остался безнаказанным.
Муж медленно опустил письмо, не сводя с нее взгляда. В комнате повисла тишина. Только тикали часы, отмеряя долгие мгновения.
― Кто он? ― наконец, спросил он.
Она зажмурилась, словно опасалась не только самих слов, но и тяжелой правды, которую должна была прямо сейчас произнести вслух, впервые за столько лет.
― Наш участковый из соседнего дома, ― тихо сказала Ольга. ― Я видела его. Видела, как он сбил человека, насмерть. И скрылся.
Андрей нахмурился, ожидая продолжения.
― Это случилось днем, я играла во дворе, когда услышала визг тормозов. Я обернулась и увидела, как машина сбила нашего соседа. Он упал на дорогу, а водитель даже не остановился. Я сразу поняла кто это, его все в округе знали в лицо, да и жил он через дом от нас. Я хорошо разглядела его, он посмотрел в зеркало, но, убедившись, что рядом никого нет, быстро уехал.
― Боже... ― Андрей провел рукой по лицу. ― И ты молчала об этом столько лет?
― Да... Мама заставила молчать. Она сказала, что нам никто не поверит. Что он сможет выкрутиться, а нам потом не дадут спокойно жить.
― А если бы ты тогда сказала?! ― голос Андрея стал резким. ― Может, его бы наказали! Может, этот человек не жил бы потом спокойно, как ни в чем не бывало, Оля, он же убийца! Скрывшийся с места преступления убийца много лет работал в органах!
Ольга сжала кулаки.
― А ты считаешь, я об этом не думала? Думаешь, мне было легко с этим жить? Да ты даже представить не сможешь, каково это ― засыпать и просыпаться с этаким знанием каждый день!
Андрей остановился, а его дыхание стало прерывистым. Он сделал шаг к окну и посмотрел в темноту за ним.
― Этот человек... Он до сих пор жив?
― Да, ― шепнула Ольга. ― Он живет недалеко от нас.
― Нам нужно что-то делать, ― твердо сказал Андрей. ― Я не знаю как, но я не могу просто закрыть на это глаза.
* * *
На следующий день Андрей начал поиски. Он нашел номер телефона сына погибшего по адресу на конверте и долго собирался с мыслями для звонка, но, наконец, решился набрать номер. В трубке раздался хрипловатый голос:
― Алло. Кто это?
― Меня зовут Андрей. Это касается вашего отца. Мне нужно с вами поговорить.
Повисла немая пауза на несколько тягучих секунд.
― Завтра в семь вечера. Старое кафе на площади. Без опозданий.
Андрей повесил трубку и ощутил, как по спине пробежал холодок. Что-то подсказывало ему: назад дороги нет.
На следующий день Андрей пришел в кафе, оглядываясь, будто сам был преступником. Он чувствовал, как внутри все сжимается от напряжения. В дальнем углу у окна сидел мужчина с угрюмо сведенными бровями, в его глазах застыла усталость и настороженность. Андрей глубоко вздохнул и подошел.
― Вы Алексей? ― первым начал разговор, стараясь, чтобы голос не дрожал и звучал уверенно.
Мужчина поднял взгляд, внимательно осмотрел подошедшего и нехотя кивнул.
― Так меня зовут. А кто спрашивает?
― Андрей. Разговор касается вашего покойного отца, ― он протянул руку.
Алексей устало вздохнул, руки не подал, а лишь опустил взгляд на стол. Несколько секунд задумчиво молчал, а затем хрипло произнес:
― Я ждал этого разговора долгие годы. Но лучше бы ты не появлялся.
― Я понимаю… ― Андрей осекся. Как можно сказать что-то правильное человеку, который столько лет искал правду? ― Поверьте, я пришел не причинять вам боль. Просто… есть вещи, которые моя жена скрывала. Она была там в тот день.
Глаза Алексея вспыхнули. Он резко подался вперед, словно желая схватить Андрея за грудки.
― Она знала?! ― голос его стал жестким, полным сдержанного гнева. ― Все это время знала?!
― Да… ― Андрей тяжело сглотнул. ― Она была ребенком. Ей было всего десять лет, и ее мать заставила ее молчать. Она боялась…
Алексей с силой сжал кулаки, его дыхание стало прерывистым.
― Боялась? ― он горько усмехнулся. ― А моя мать, по-твоему, не боялась, когда осталась одна? А я?! Мне было девять, и у меня не осталось никого ― мать в горе ушла, отец погиб! Где тогда были ваши страхи?
Андрею стало не по себе. Появилось ощущение, что он лишний в этой чужой боли, но твердо знал, что теперь отступать не куда.
― Я не оправдываю ее молчание. Но я очень хочу, чтобы вы, пусть и спустя столько лет, но все же узнали всю правду.
Алексей молчал. Его пальцы нервно барабанили по столу. Взгляд стал отстраненным, мыслями он был не здесь, а в том страшном, далеком прошлом.
― И что вы хотите услышать? Какой ответ я должен вам дать? ― наконец, спросил он, с трудом выдавливая каждое слово сквозь стиснутые зубы. ― Вы пришли попросить меня о таком же молчании? Сделать вид, что я рад разделить с вами это знание?
― Нет. Мы хотим, чтобы этот человек… понес хоть какое-то наказание. Если не по закону, то хотя бы перед всеми, перед вами. Мы собираем информацию о нем.
Алексей медленно кивнул, но в глазах еще оставалась боль.
― Я не знаю, что должен с этим делать и пока не решил, хочу ли...
― Это будет очень тяжело, ― осторожно начал Андрей. ― Мы сможем его разоблачить, если ты будешь уверен, что хочешь встретиться с ним лицом к лицу.
― Значит, этот человек все еще ходит по земле? ― медленно проговорил Алексей, пристально глядя на Андрея.
― Да. Он жив. Я узнал его адрес. Его жизнь давно и бесповоротно рухнула. Жена ушла к другому, старший непутевый сын сел в тюрьму отдуваться за подельничков, а дочь… ее сбила машина, а тот, кто это с ней сделал, так и не понес наказания.
― Точно как и он сам когда-то, ― не без горькой иронии усмехнулся Алексей.
― Да, именно так. Похоже, карма настигла его.
― Мне от этого не легче, ― Алексей гневно сжал кулаки. ― Я хочу посмотреть в его бессердечные глаза. Хочу, чтобы он знал, что я знаю…
Алексей помолчал, как будто все еще сомневаясь, а затем кивнул.
― Да. Теперь я уверен. Я хочу увидеть его. И чтобы он увидел меня.
* * *
Они подъехали к старому, обветшалому дому на окраине. Подъезд пах сыростью и канализацией, стены покрывала облупившаяся зеленая краска. Андрей не очень уверенно, но достаточно настойчиво постучал в нужную дверь. Сначала ничего не происходило, но затем за дверью все же послышались шаркающие шаги.
― Кто там? ― проскрипел старческий недовольный голос.
― Нам нужен Владимир Игоревич, ― твердо сказал Алексей.
Дверь чуть приоткрылась, и из-за нее выглянул седой, изможденный и осунувшийся мужчина в мятой рубашке. Он медленно перевел тусклый взгляд с одного посетителя на другого, и вдруг в его лице что-то изменилось.
― Я вас знаю, ― прошептал старик, прищурившись. ― Вы… сын того человека?
Алексей сжал кулаки, его лицо стало жестким.
― Ты убил моего отца, ― прошипел он. ― И все эти годы жил как ни в чем не бывало?
Старик тяжело вздохнул, потер виски.
― Нет… Я не жил. Я существовал. Каждый день проклинал тот вечер… Но мне не хватило смелости признаться.
― Смелости? ― Алексей ударил кулаком по стене. ― Ты просто струсил! Ты бросил человека умирать и скрылся, как последний трус!
Старик поднял мутные глаза и тихо сказал:
― Ты прав.
Алексей занес было руку для удара, но Андрей мгновенно остановил его, схватив за плечо.
― Он уже наказан, ― прошептал он. ― Посмотри на него. У него ничего не осталось.
Алексей судорожно дышал, пальцы нервно дрожали. В конце концов он опустил руку и шагнул назад.
― Живи со своей виной, ― бросил он и отвернулся.
Старик закрыл глаза, его плечи поникли. Дверь за Андреем и Алексеем захлопнулась, оставляя его в темноте его прошлого.
После встречи Алексей долго молчал. В его глазах больше не было гнева, только пустота. Наконец, он медленно вдохнул и выдохнул, словно впервые за долгие годы.
― Я думал, что отмщение принесет облегчение. Но этот человек… он уже мертв внутри.
― Иногда худшее наказание ― это просто жить с грузом своих ошибок, ― сказал Андрей.
Они разошлись. Алексей вернулся к себе, а Андрей поехал домой. Ольга ждала его на кухне, ее глаза были полны тревоги.
― Ты был там? ― шепнула она.
― Да. Он уже наказан. Судьбой, жизнью… самим собой.
Ольга опустила голову, слезы потекли по ее щекам. Но в этот раз это были слезы не страха, а облегчения. Спустя столько лет ее кошмар подошел к концу.
В это время в темной квартире бывший милиционер сидел в одиночестве. Он смотрел в стену пустым взглядом. Ему больше некого было винить, не за что оправдываться. Ему оставалось только одно ― доживать остаток дней в тишине в окружении призраков прошлого.
Автор: Наталья Трушкина
Непутевая Ирка
Между прочим, я мужчин никогда не обижала. Я их, можно сказать, очень уважаю и даже люблю. И вот все эти выпады в их сторону не одобряю! А то в последнее время взяли моду, понимаешь, мужчин на все лады критиковать: и такие они, и сякие, и этакие! А если повнимательнее присмотреться к нашим мужичкам, да пожалеть их хоть раз по-человечески, а?
Вы посмотрите только, до чего их довели! Ходят все сгорбленные, носами шмыгают и штаны на ходу поддерживают, чтобы не потерять. Потому как не держатся штаны на их исхудавших телах! Довели! Сидит такая фифа, с маминым молоком уяснившая, что она — заморская принцесса, и трогать ее не моги ни в коем случае! Посуду она мыть не будет — маникюр, готовить она не желает — доставка в каждом ресторане, стирает и гладит пусть ЕГО мама. А принцессам положен отдых и покой. От чего отдых? Где она, фифа, устать так успела? Бедный мужик на трех работах крутится, чтобы ей этот покой обеспечить, а ей все не нравится. Все не так. Жемчуг мелкий, золото не золотое.
Вот раньше был мужик так мужик! Морда — во! Плечи — во! Майка в полоску и брюки на ремне! Он бы эту фифу в пять минут перевоспитал. И никакая теща бы не сунулась. Говорят — абьюзеры… Да какие они к черту арбузеры? Да вы где таких слов нахватались, женщины? У нас на заводе и слов таких не знали! Уж мы видим, как эти арбузеры вкалывают — искры во все стороны! Им, знаете ли, не до измен, и не до всяких адюльтеров! Им бы до дома дотащиться, да пару-тройку тарелочек рассольника навернуть. Потом тарелочку хлебушком вытереть, на второе гуляш с пюре стрескать, компотиком все это дело запить, да к телику, на диван, чтобы под ваши ток-шоу задремать спокойно.
Вот мы с моим Иваном Степановичем душа в душу жили. Я ему слова поперек не говорила. Все добром. Все лаской. И кормила его. И встречала с улыбкой. В прошлом году он покинул меня, милый мой Иван Степанович, умер. Уж как я боролась за него. Не уберегла. И теперь света белого не вижу. Дочка помогает, поддерживает… Но мне все равно тоскливо. Скучно, грустно без любимого Ивана Степановича…
Беречь их надо, мужчин. А вы им мозги выносите: то не то, это не это!
Вот у меня соседка Ирка такая. На одной площадке живем. Молодая, симпатичная, худая вся. В шапке вязаной круглый год. Модно, говорит. Спит, наверное, в этой шапке. Губы — во! И красоты всей в ней — шапка да губы надутые из-под шапки торчат. И есть у Ирки муж Серега. Хороший. Тихий. Молодой и симпатичный. Без шапки. Его не видно, не слышно. А вот Ирку слышит весь, прости господи, подъезд. Как приволокется Серега домой с работы, так и начинается: такой ты, сякой, денег мало приносишь, меня не лю-ю-ю-бишь! Ы-ы-ы-ы-ы!
У меня сердце от жалости заходится. Я прям валерьянку не капаю в рюмочку, а наливаю! Ведь достукается, Ирка-то, доиграется! Уйдет от нее Серега. Ни шапка, ни губы, ничего не поможет. Потому как мужику покой нужен и уход. А не это самое — та-та-та, не любишь, та-та-та, денег не носишь…
И ведь как в воду глядела! И ведь ушел! В один прекрасный вечер дверью к-а-а-а-к хакнет… И нет его. День нет. Другой день нет. Неделя прошла. А Сереги нет. И вот, третьего дня, перед праздниками, вывешиваю я на балконе белье, смотрю на Иркин балкон и вижу, что та через перила перевешивается — хочет с этого балкона сигануть. Грустная вся, поникшая, даже помпон на шапке поник. Помпон поник, сама в печали, а телефон, значит, на вытянутой руке держит. Снимает, паразитка, весь процесс! Ой, — думаю, — сейчас ведь хана Ирке будет! Молодая ведь!
Я ей тихонечко так говорю:
— Иринка, а ты куда полезла?
— Туда и полезла, — отвечает, — куда надо. Нет мне жизни без Сереги. Умру молодой и красивой.
А я бельишко развешиваю, мол, мне все равно, а сама глазом на нее кошу и говорю, так, будто между прочим:
— И что, письмо от своего Сереги не почитаешь?
Та остановилась. На меня смотрит...
. . . ДОЧИТАТЬ>>