Ссылка на другие части рассказа внизу страницы.
Рассказ | СМС для двоих | Часть 4 |
Осколки
Анна съехала в ту же неделю. Старательно избегала Кирилла, но иногда они всё же пересекались. И эти встречи лишь убеждали её:- надо бежать из этой квартиры. Временное жильё нашлось на окраине – маленькая студия на семнадцатом этаже новостройки.
Из окна открывался вид на бесконечную стройплощадку, где даже в сумерках копошились рабочие. Облезлые деревья качались под порывами ветра, роняя последние листья на размокший грунт. Грусть, поселившаяся внутри, не отступала.
Анна сидела на полу среди коробок, завернувшись в колючий плед. От пледа пахло их спальней, любимым кондиционером для белья с ароматом лаванды... и его парфюмом. Она уже дважды стирала плед, но запах, казалось, въелся в каждую нитку.
Дождило третий день без перерыва – словно небо решило смыть все следы её прошлой жизни. Анна уже не плакала – слёз просто не осталось. Только внутри, где-то под рёбрами, пульсировала тупая боль.
На журнальном столике – пустая чашка с засохшим чайным пакетиком и нетронутый сэндвич из супермаркета. Она не помнила, когда ела в последний раз. Впрочем, она многого не помнила – время превратилось в густой туман, где настоящее смешивалось с прошлым.
Телефон разразился пронзительной трелью, заставив вздрогнуть. На экране высветилось "Маша" и фотография – они вдвоём на её свадьбе, смеются обнявшись. Маша была её лучшей подругой со студенчества, свидетельницей на свадьбе, хранительницей всех секретов...
– Привет, – голос Маши звучал неестественно, с какими-то заискивающими нотками. – Ты можешь говорить?
– Да, – Анна машинально одёрнула растянутый свитер – старая привычка прихорашиваться перед разговором, даже если собеседник тебя не видит. Свитер был из их прошлой жизни – кашемировый, небесно-голубой, один из самых любимых.
– Слушай… – Маша помедлила, и от этой паузы внутри всё сжалось. – В общем, Кирилл звонил. Рассказал, что у вас... что случилось.
– Что именно он рассказал? – собственный голос показался чужим.
– Ну... – снова пауза, шорох, словно Маша переложила телефон к другому уху. – Что вы расстаётесь. Что между вами давно всё не так. Что ты... что ты его душила своей заботой. Все эти разговоры о детях, о новой квартире... Он говорит, ты стала какой-то одержимой идеей семьи.
В горле встал ком. За окном взвыла сирена скорой помощи, и этот звук показался сейчас удивительно уместным – словно вызвал врачей, чтобы унять её внутреннюю боль.
– И ты ему веришь?
Тишина в трубке длилась секунду, может, две, но для Анны она растянулась в вечность.
– Понимаешь, – Маша откашлялась, и её голос стал каким-то учительским, менторским. – Я давно замечала, что ты немного... ну, перегибаешь. Всё это планирование беременности, разговоры о детской... Помнишь, на прошлой неделе, когда мы сидели в кафе? Ты два часа говорила только об этом. Может, надо было дать ему больше свободы?
– Свободы? – Анна почувствовала, как к горлу подступает смех – истерический, страшный, похожий на рыдание. – Ты правда думаешь, что измена – это про свободу?
– Ань, ну все взрослые люди... – в голосе подруги появились покровительственные нотки. – Бывает всякое. Может, не стоит рубить сплеча? Подумай, остынь... В конце концов, у вас такой стаж отношений. Да и квартиру эту вы уже присмотрели...
– Маш, – она сжала телефон так, что костяшки побелели. В груди разрасталась пустота – холодная, бездонная. – Я застала его в постели с другой женщиной. В тот самый день, когда он говорил мне о детях, клялся в любви и обсуждал, какого цвета будут стены в детской.
– Да, он рассказал и про это, – Маша вздохнула с наигранным сочувствием. – Но согласись – ты же сама его туда толкнула. Эта твоя одержимость семьёй, детьми... Мужчинам нужно пространство, понимаешь? А ты всегда была немного собственницей. Помнишь, как ты психанула, когда он поехал на корпоратив без тебя?
В трубке что-то зашуршало, послышались приглушённые голоса – кажется, мужские.
– Слушай, – Маша понизила голос до шёпота. – Мы тут с ребятами собираемся в субботу. У меня дома, как обычно. Но... может, тебе пока не стоит приходить? Кирилл будет, и это может быть неловко... Ну, ты понимаешь.
Анна молча нажала отбой. В комнате повисла звенящая тишина, нарушаемая только шумом дождя и далёким гулом стройки. За окном кран покачивался на ветру, как гигантский маятник, отсчитывающий минуты её новой, сломанной жизни.
Телефон снова загудел – посыпались сообщения от общих друзей. Группа в мессенджере взорвалась уведомлениями: кто-то деликатно интересовался "как ты, держись", кто-то молча удалял из друзей в соцсетях, кто-то писал, что "всегда это предчувствовал, вы совсем разные люди".
Годы дружбы. Сотни совместных ужинов, посиделок до рассвета, секретов, сплетен, разговоров по душам. Свадьбы, крестины, дни рождения... И вот теперь – тишина. Или хуже того – фальшивое сочувствие и плохо скрытое злорадство.
Анна медленно поднялась с пола, подошла к окну. В сгущающихся сумерках город расцветал огнями, и где-то там, в лабиринте улиц, была их квартира, их любимый ресторан, их места... Теперь всё это принадлежало только ему. И, возможно, той женщине.
В отражении на стекле промелькнуло что-то знакомое – их свадебная фотография в серебряной рамке, случайно попавшая в коробку. Анна медленно подошла, взяла её в руки. Вот они – молодые, счастливые, влюблённые. Её белое платье, его строгий костюм, их сплетённые пальцы с новенькими кольцами...
– Ненавижу, – прошептала она и с силой швырнула рамку в стену.
Осколки стекла разлетелись по полу, словно застывшие слёзы. Один впился в босую ногу – она даже не почувствовала боли. Просто смотрела, как по светлому паркету расплывается крошечная красная капля. На фотографии, выпавшей из разбитой рамки, они всё ещё улыбались – застывшие в том моменте, когда всё казалось возможным.
Телефон снова зазвонил, вырывая из оцепенения. На этот раз – Катя, коллега из издательства. Единственная, кто не стал писать дежурных соболезнований в мессенджер.
– Привет, – в её голосе не было ни фальшивого сочувствия, ни осуждения. Только уверенность и какая-то спокойная сила. – Ты ела сегодня?
– Не помню, – честно ответила Анна и вдруг поняла, что действительно не помнит. Который сейчас час? День? Дата?
– Я внизу. С пиццей, вином и сериалами в ноуте. И можешь даже не пытаться меня прогнать – я уже поднимаюсь.
Домофон затрещал почти сразу. Анна на автомате нажала кнопку и пошла открывать дверь. На пороге стояла Катя – маленькая, решительная, с копной рыжих кудрей, промокших от дождя. В руках – огромный пакет из супермаркета и потрёпанный рюкзак.
– Боже, какой там холод! – она решительно прошла внутрь, по-хозяйски гремя пакетами. – Ты что, не включала отопление? И почему темно? Так, где у тебя бокалы? А, вижу, в коробке. И... чёрт, ты что, наступила на стекло? Сядь немедленно, аптечка есть?
Она металась по квартире маленьким рыжим торнадо – включала свет, открывала окна на проветривание, доставала посуду, искала аптечку. От неё пахло дождём, кофе и какими-то пряными духами.
– Знаешь, – Катя обрабатывала порез на ноге Анны, попутно раскладывая на журнальном столике еду. – Когда от меня ушёл муж, я месяц не мыла голову и питалась только чипсами. В ванной завелась плесень, а на подоконнике сдохли все цветы. А потом...
– Что потом? – Анна впервые за день почувствовала что-то похожее на интерес.
– А потом поняла: либо я сдохну тут от жалости к себе, либо начну жить заново. Выбрала второе, – она откупорила вино и разлила по пластиковым стаканчикам. – И знаешь что? Это было чертовски правильное решение".
– Как? – Анна сделала глоток. Вино было кислым и тёплым, но почему-то именно таким, какое нужно. – Как ты справилась?
– Никак, – Катя пожала плечами, устраиваясь на полу рядом с ней. – Просто однажды утром проснулась и поняла – мир не рухнул. Солнце встаёт, птицы поют, люди влюбляются и расстаются. А я... я просто часть этого круговорота. Не первая, не последняя. Просто живой человек с разбитым сердцем. И знаешь что? Это нормально – быть разбитой. Ненормально притворяться целой.
За окном окончательно стемнело. Дождь усилился, барабаня по карнизу как заведённый. Они сидели на полу, среди коробок и осколков, ели остывшую пиццу и говорили – обо всём и ни о чём. О работе, книгах, погоде, новом сериале на Netflix. Обо всём, кроме того, что болело больше всего.
А где-то в глубине души Анна чувствовала: это не конец. Это просто новое начало. Страшное, неизвестное, но – её собственное. Без оглядки на чужие ожидания и попыток соответствовать чьим-то стандартам.
Когда Катя ушла, оставив недопитое вино и обещание зайти завтра, Анна долго стояла под душем. Горячая вода смывала слёзы, усталость и остатки прежней жизни. Она смотрела, как пар оседает на зеркале, размывая её отражение, и думала о том, что, может быть, именно так и выглядит свобода – размытая, нечёткая и пугающая, но неизбежная. Когда-то настанет время её ценить.
После душа она достала из коробки ноутбук и открыла папку с резюме. Кажется, в их издательстве освободилось место редактора в отделе современной прозы. И кажется, нужно что-то менять в своей собственной истории.
Непростое соседство
Анна застыла перед стеклянными дверями издательства, нервно теребя ремешок сумки. Утро выдалось промозглым – влажный ветер с Невы забирался под воротник пальто, путал волосы, которые она так старательно укладывала. После месяца больничного возвращаться было странно – словно в прошлую жизнь заглядываешь, в тот период, когда всё ещё было нормально.
Здесь всё осталось прежним: тяжёлая вертушка на входе, от которой вечно электризуются волосы, сонный охранник дядя Толя с неизменным кроссвордом, запах свежемолотого кофе из автомата в холле. На стене – всё те же портреты классиков, чуть покосившийся Чехов, будто подмигивает ей понимающе.
– А вот и наша потеряшка! – звонкий голос Кати эхом разнёсся по холлу. Она материализовалась словно из ниоткуда, с двумя большими стаканами кофе навынос. – Я уже час тебя караулю. Готова к сюрпризу?
– К какому ещё сюрпризу? – желудок предательски сжался. После последних событий слово "сюрприз" вызывало у неё почти физическую тошноту.
– У нас новый главред, – Катя понизила голос до заговорщицкого шёпота. – Вчера представляли, пока ты прохлаждалась на больничном. Такой... импозантный. И холостой, между прочим – я уже успела пробить.
Анна взяла протянутый стакан, чувствуя, как по спине пробежал холодок странного предчувствия.
Лифт приветственно звякнул на шестом этаже. Двери разъехались, открывая панораму опенспейса, залитого осенним солнцем. Ряды столов, книжные стеллажи до потолка, привычный рабочий гул... И первое, что она увидела – знакомую широкую спину в сером пиджаке. Андрей стоял у окна её кабинета, разговаривая с кем-то из редакторов отдела прозы.
– Офигеть, – одними губами произнесла Катя, рассматривая Анну с жадным любопытством. – Ты знаешь его? Что-то мне подсказывает, что знаешь...
Анна молча покачала головой, чувствуя, как внутри всё леденеет. Прошёл всего месяц с той ночи, когда они сидели в его машине у залива. Когда она кричала, срывая голос, а он молча протягивал ей сигареты...
Андрей обернулся, словно почувствовав её взгляд. В его глазах промелькнуло что-то похожее на растерянность, почти незаметную. Он тут же взял себя в руки, но она успела заметить, как дрогнули уголки губ.
– А, Анна Сергеевна, – его голос звучал подчёркнуто официально, хрипловато. – С возвращением в строй. Зайдите ко мне через полчаса, нужно обсудить новую рукопись Соколова.
Она механически кивнула, проходя к своему столу.
– Ты точно его не знаешь? – прошептала Катя, наклонившись к ней под предлогом что-то показать в компьютере. От неё пахло карамельным латте и любопытством. – А то смотрит на тебя так странно... И ты на него. И вообще, между вами будто электричество в воздухе.
– Не знаю, – соврала Анна, открывая почту. Буквы на экране плясали как пьяные. В папке "Входящие" уже светилось непрочитанное от "А.Н. Воронцов" – новый роман, срочно, к вечеру. Господи, за что?
Полчаса тянулись бесконечно. Анна пыталась вчитаться в правки к новому роману, но строчки расплывались перед глазами. Из кухни доносился звон чашек и обрывки разговоров – редакторы обсуждали нового начальника.
– Говорят, он из крупного издательского дома... – долетал шёпот. А я слышала, что разведён… Интересно, почему ушёл с прежнего места...
Анна поморщилась. Если бы они знали...
В десять тридцать она постучала в его кабинет – бывший кабинет Марии Петровны, но теперь здесь всё было иначе. Исчезли уютные безделушки, плед на кресле, фотографии котов. На столе – идеальный порядок, строгий органайзер, минималистичная лампа. У окна – всё те же стопки рукописей, но теперь аккуратно разложенные по папкам.
Андрей стоял у окна. Серьёзный и сосредоточенный, как тогда, в машине. На нём был всё тот же серый пиджак, но теперь Анна заметила, что он ему немного великоват. Похудел? Не спит по ночам, как и она?
– Закройте дверь, – он не обернулся, продолжая смотреть на дождь. – И давайте сразу расставим точки над i.
– Давайте, – её голос прозвучал глухо, с хрипотцой. В горле пересохло.
– Мы с вами незнакомы, – каждое слово падало как камень. – Никогда не встречались. Той ночи не было. Вы талантливый редактор, я новый главред. Всё просто.
– Согласна, – она сцепила пальцы так, что побелели костяшки.
– И ещё, – он, наконец, повернулся. В ярком утреннем свете были видны морщинки вокруг глаз и седина на висках – тогда она не заметила, да и когда было замечать? В темноте машины? В полумраке лестничной клетки? – Давайте без этих неловких пауз и многозначительных взглядов. Мы взрослые люди. Просто делаем свою работу.
– Конечно, – Анна машинально одёрнула блузку – кремовую, лёгкую, купленную специально для первого рабочего дня. – Что за рукопись?
Он протянул ей папку – тёмно-синюю, с золотым тиснением издательства:
– Новый автор. Многообещающий. История о... впрочем, сами прочитаете. Жду отзыв к вечеру.
Их пальцы на секунду соприкоснулись, и оба отдёрнули руки, словно обжёгшись.
День тянулся бесконечно. Анна чувствовала на себе его взгляды – быстрые, нарочито случайные. На летучке он ни разу не посмотрел в её сторону, обращаясь только к остальным редакторам, но она видела, как побелели костяшки его пальцев, сжимающих ручку. В кофе-брейк он ушёл, как только она вошла в комнату отдыха, оставив недопитый эспрессо.
А она ловила себя на том, что прислушивается к его шагам в коридоре – твёрдым, уверенным, с лёгким акцентом на правую ногу. Что узнаёт его голос даже через две двери – хрипловатый баритон с едва заметной питерской картавостью. Что помнит, как он молча держал её за руку тогда, у залива, пока она кричала, срывая голос...
– Какой-то он странный, – заметила Катя за обедом в маленьком кафе напротив издательства. – Вроде умный мужик, профессионал, а как дёрганый. И на тебя смотрит всё время. Вот прямо сейчас смотрит тоже.
Анна помешивала остывший грибной суп, не поднимая глаз. Есть не хотелось – кусок в горло не лез.
– Тебе кажется.
– Да нет, не кажется. Вот опять. И ты тоже какая-то не такая. Я же вижу.
Анна всё-таки подняла глаза. Андрей действительно смотрел – как-то беспомощно, почти виновато. Заметив её взгляд, тут же отвернулся, уткнувшись в телефон.
Вечером, когда все уже разошлись, она задержалась, доделывая отзыв на рукопись. За окном стемнело, в опустевшем офисе было слышно только гудение кондиционера и её торопливый стук по клавишам. Свет настольной лампы создавал уютный кокон, за пределами которого офис тонул в сумраке.
– Ещё работаете? – его голос заставил вздрогнуть. В полумраке Андрей казался почти призраком – высокая фигура в дверном проёме, размытый силуэт.
– Да, заканчиваю отзыв, – она старательно смотрела в монитор, где курсор мигал на полуслове.
– И как вам? – он шагнул из темноты в круг света. От него пахло кофе и усталостью.
– Рукопись сильная, местами немного сырая, но...
– Я не о рукописи, – он подошёл ближе, опёрся о край её стола. На столешнице остался влажный след от чашки. – Как вам живётся?
Анна замерла. В горле пересохло. За окном проехала машина, на секунду осветив кабинет фарами.
– Нормально, – она попыталась улыбнуться. Губы не слушались. – Вы же сами сказали – никаких неловких пауз и многозначительных взглядов. Просто работа.
– Просто работа, – эхом отозвался он. На столе завибрировал его телефон – беззвучно, но экран вспыхнул, высветив имя "Лена". Андрей перевернул телефон экраном вниз.
– Если честно, я специально выбирал это издательство. Подальше от... от всего.
– А я здесь уже несколько лет работаю, – она всё-таки подняла глаза. В тусклом свете настольной лампы его лицо казалось осунувшимся, уставшим. – Забавно, правда?
– Забавно, – он невесело усмехнулся. В уголках глаз собрались морщинки. – Судьба, наверное.
– Не надо, – она резко встала, стул скрипнул по паркету. – Не надо про судьбу. Пожалуйста.
Их разделял только стол – можно протянуть руку и коснуться. Но между ними была пропасть – из боли, предательства, недоверия. Из общих воспоминаний о той ночи, которой "не было".
– Простите, – он отступил первым. – Вы правы. Просто работа.
Уже в дверях обернулся: И всё-таки... я рад, что вы в порядке.
Анна долго смотрела на закрывшуюся дверь. В груди что-то болезненно сжималось – то ли страх, то ли надежда. А может, просто отголосок той ночи, когда два одиноких человека сидели у залива, молча оплакивая свои разбитые жизни.
Домой она ехала в пустом вагоне метро, прижавшись лбом к холодному стеклу. В наушниках играла какая-то грустная мелодия, в сумке лежала недочитанная рукопись, а в голове крутилась дурацкая мысль: у него появились морщинки вокруг глаз. Он похудел. И ему на телефон поступают звонки от абонента "Лена", которые он не принимает…
Господи, да какое ей вообще до этого дело?
Конец четвёртой части
Вы согласны, что Ане не должна быть интересна жизнь Андрея? Я вот не согласна, но Анна ещё этого не понимает. Поддержим её лайками и поделимся этим рассказом с друзьями? И, конечно, подписывайтесь на мой канал, если хотите узнавать о новинках!