Драгоценные, в предыдущем посте мы начали рассказывать историю о происхождении изумруда на Урале и остановились на самом интересном. Подписывайтесь, чтобы ничего не пропустить!
Знакомясь с системой Сретенских изумрудных приисков, директор Императорской Екатеринбургской гранильной фабрики П. И. Миклашевский был поражён тем, что эта местность представляет собой самую возвышенную точку на всей площади изумрудных копей. Именно здесь произошло первое открытие изумрудов. Высота этой точки обеспечила ей особую уязвимость перед ветрами, которые способствовали эрозии и разрушению. В результате этого процесса сланцы, в которых скрывались драгоценные кристаллы, вышли на поверхность, и, разрушаясь, освободили из себя изумруды. Эти кристаллы вскоре покрылись слоем чернозёма, на котором случайно выросло дерево. Судьба этого дерева оказалась трагичной: его свалила буря, и именно под его корнями был найден первый изумруд.
Однако судьба большинства первооткрывателей месторождений, как бы выдающимися ни были их открытия, остаётся незавидной во все времена и при любом социальном строе. Так, например, первооткрыватель якутских алмазов Л. А. Попугаева была удостоена звания «Первооткрыватель месторождения» лишь через 16 лет после своего открытия, а её коллега Н. Н. Сарсадских — спустя 34 года. Эти смелые исследователи не получали тех наград и признания, которые им щедро обещали при жизни.
На гребне высоко взметнувшейся изумрудной волны было высказано пожелание увековечить память о заслугах первого открывателя изумрудов — крестьянина Кожевникова. Предлагалось установить бюст в его честь, пока он ещё находится в живых, чтобы отдать дань уважения человеку, чье имя навсегда останется связано с этим удивительным открытием.
Но, как это часто бывает, благие намерения выстилают дорогу к забвению. Максим Стефанович, родившийся в уральской деревне Крутиха в 1799 году, ушёл из жизни, оставшись незамеченным и забытым всеми, в возрасте 66 лет от туберкулеза. Его похоронили на давно исчезнувшем погосте села Белоярского.
«Печкой», с которой Я. В. Коковин 27 января 1831 года начал немедленно разведочные работы, стала примитивная горная выработка М. С. Кожевникова. Вблизи неё был заложен шурф, вскрывший сланцевую жилу, изобилующую изумрудами. Так возник прииск, названный Сретенским. И с этого момента началась настоящая золотая лихорадка: рылись шурфы, выявлялись продуктивные жилы, вскрывались гнезда с изумрудами, закладывались новые прииски. К концу 1831 года разведочные и добычные работы развернулись почти на десяти приисках, расположенных всего в восьми верстах от кожевниковского шурфа на глубинах 10–13 саженей.
Чем дальше углублялись горняки в недра земли, тем больше изумрудов они извлекали — и не только их. На одном из приисков впервые были найдены фенакиты и хризобериллы, хотя до поры до времени эти камни оставались в тени более известных изумрудов. Их время ещё не пришло. А сами изумруды поражали своим великолепием: по величине, ярко-зеленому цвету и чистоте воды они превосходили даже хвалёные колумбийские образцы.
Об уникальном открытии было немедленно сообщено в Петербург. Всего через три недели фельдъегерь доставил рапорт Я. В. Коковина с образцами изумрудов. Царская милость последовала быстро: 26 февраля генерал Н. И. Сенявин представил проект указа о награждении Коковина орденом Св. Владимира IV степени, который был утверждён через два дня. Один из изумрудов император передал в минералогический кабинет Русского Императорского минералогического общества, где граф А. Г. Строганов опубликовал описание находки в газете «Северная пчела».
Это было только начало: к концу 1831 года в столицу было отправлено множество находок, включая тысячи мелких кристаллов и уникальный кристалл весом 2226 г, известный как «изумруд Коковина» или «кристалл Коковина», ныне хранящийся в Минералогическом музее им. А. Е. Ферсмана РАН.
«Работы по добыче камней шли успешно», – доносил Я. В. Коковин в конце 1833 года. Весной того же года рабочий М. Щукин нашел кристалл длиной около двух с половиной вершин (примерно 11 см), о котором Коковин отметил, что «такого не было ни прежде, ни после».
Спустя год произошла удивительная находка: в отхожем месте был извлечен изумруд весом в вершок, который ревизор Ярошевицкий назвал «самым драгоценным, превосходящим изумрудом в короне Юлия Цезаря».
17 апреля 1834 года, в день празднования совершеннолетия наследника престола Александра Николаевича, был найден хризоберилл, впоследствии названный александритом в честь монарха. Уникальная друза содержала 26 крупных и множество мелких «тройников» александрита общим весом 5,87 кг. Этот камень меняет цвет: при естественном освещении он изумрудно-зеленый, а при искусственном – вишнево-фиолетово-красный.
Александрит стал символом царствования Александра II, олицетворяя одновременно и надежды на реформы, и трагическую гибель самодержца от руки народовольца И. Я. Гриневецкого. Ещё александрит тогда прозвали "вдовьим" камнем.
В 1831 году на Изумрудных копях Урала Я. В. Коковиным был открыт фенакит — драгоценный камень винно-желтого цвета, переходящий в розовый. Его описали А. Э. Норденшельд и Н. И. Кокшаров. В 1836 году было найдено целое гнездо фенакитов, а в 1837 году — новое месторождение с чистыми кристаллами, лучшие из которых были представлены в кабинете Императора.
Ювелирные разновидности фенакита встречаются редко, достигая длины 10–15 см и обладая различными оттенками — от бесцветного до розоватого или коричневого. Один из крупнейших кристаллов, найденный в 1991 году, имел размер 13 × 12 × 7 см и цвет чистой воды с дымчатым оттенком.
История добычи изумрудов, александрита и фенакита полна драматизма. Первые пять лет были временем «изумрудной лихорадки», но с 1832 года поступление камней стало сокращаться. В 1835 году князь Н. С. Гагарин отправил чиновника Ярошевецкого в Екатеринбург для выяснения причин спада добычи.
Этот момент стал поворотным в его судьбе Коковина, открыв перед ним мрачные перспективы.
Причин резкого сокращения добычи изумрудов было множество. Основной из них стала неквалифицированная разведка и разработка месторождений, которая носила случайный характер, больше полагаясь на удачу и русское «авось», чем на целенаправленные и тщательно выверенные действия. Руководил всеми работами на приисках сам Коковин, не имея подходящего образования, как и многие исполнители его указаний — мастера и рабочие гранильной фабрики. В то же время столичные горные инженеры из Кабинета Его Императорского Величества и местное горное начальство безучастно наблюдали за происходящим на изумрудных копях, не спеша вмешиваться в деятельность Коковина.
Несмотря на недостатки его методики разведки и эксплуатации месторождения, именно под его руководством были открыты почти все продуктивные участки. Глубина освоения месторождения в 10–15 саженей, при тогдашнем состоянии горного дела, была интуитивно оценена им верно. Однако эта интуиция не смогла спасти его от надвигающейся катастрофы, которая грозила разрушить все его усилия и мечты.
«Изумрудная лихорадка» продолжалась почти пять лет, привлекая множество хищников как на Урале, так и в столице. Успехи Я. В. Коковина, о которых он докладывал начальству, стали причиной масштабных хищений камней. Уникальная продуктивность копей и отсутствие контроля за добычей способствовали этому. Коковин, исполняя все ключевые роли на фабрике, халатно относился к сохранению изумрудов, храня их у себя дома и самостоятельно занимаясь сортировкой и учетами.
Столичный ревизор с удивлением констатировал отсутствие порядка в отпуске и приеме камней, что и погубило Коковина, а не предполагаемое воровство. Косвенным подтверждением его непричастности служит история с уникальным изумрудом, найденным в 1834 году и отправленным в Петербург, где он бесследно пропал.
Коковин был освобожден от должности 10 декабря 1835 года, затем арестован и заключен в тюрьму. Следствие длилось до весны 1838 года, но его вина в краже не была доказана; он был осужден только за «многочисленные злоупотребления по службе». Длительное заключение и утрата всего имущества привели к болезни и смерти Коковина в 1840 году. Мнения историков о причинах его судьбы различаются, но суть произошедшего остается неизменной.