Часть 6 тут
Весна пришла неожиданно рано. Уже в начале марта яблони в их саду начали покрываться первыми бутонами. Нина каждый день отправляла бабушке фотографии: "Смотри, скоро зацветут. Ты обещала приехать."
Но бабушка всё откладывала поездку: то давление, то суставы... А потом случилось то, чего все так боялись – она попала в больницу. С воспалением лёгких.
– Я еду к ней, – сказала Нина Андрею. – Сейчас же.
– Я с тобой, – отозвалась Клэр, которая как раз гостила у них. – Она должна увидеть нас обеих.
В петербургской больнице бабушка выглядела такой маленькой и хрупкой на белых простынях. Но глаза по-прежнему светились тем особенным светом, который достаётся только людям, много любившим в жизни.
– Мои девочки, – прошептала она, увидев их. – Обе такие красивые... Как он.
Они провели с ней три дня. Клэр показывала фотографии с выставки, Нина читала отрывки из отзывов на её книгу, которая неожиданно стала бестселлером.
– Я должна вам кое-что сказать, – проговорила бабушка в последний вечер. – В шкатулке, которую я тебе отдала, Ниночка, есть потайное отделение. Я не сказала раньше... не решалась. Там письма от Михаила, которые пришли уже после его гибели. Он знал о тебе. Искал способ увидеться...
Той ночью они втроём читали пожелтевшие страницы. Михаил писал, что узнал о ребёнке, что хотел всё бросить и приехать, но его не выпускали из Франции из-за работы над секретным проектом. А потом случилась та роковая катастрофа...
– Он любил до последнего дня, – сказала бабушка. – Обеих нас любил – меня и твою бабушку во Франции. Может, поэтому и не мог выбрать...
Через неделю бабушка умерла. Тихо, во сне, словно устала ждать. Её последними словами было: "Я всё-таки успела рассказать правду..."
Похороны были светлыми, как она и хотела. Виктория нарисовала портрет прабабушки в молодости – той самой счастливой весной в Париже. Александр играл любимый бабушкин вальс Шопена.
А когда они вернулись домой, их ждал сюрприз. В саду зацвели все яблони – разом, словно по команде. Такого раннего и дружного цветения не помнили даже старожилы.
– Это она, – уверенно сказала Виктория. – Прабабушка. Теперь она может быть там, где всегда хотела – в Париже, рядом с нами.
Вечером, когда дети уснули, Нина и Клэр сидели в саду под цветущими деревьями.
– Знаешь, – сказала Клэр, – я теперь понимаю, почему отец всегда говорил, что настоящая любовь сильнее смерти. Посмотри, как одна история любви соединила столько судеб, сколько жизней изменила...
Нина достала из кармана сложенный лист бумаги:
– Это последнее, что написала бабушка. Я нашла на её прикроватной тумбочке.
"Любовь не умирает, – было написано знакомым почерком. – Она просто меняет форму. Превращается в картины, музыку, книги, в цветущие сады и детский смех. И пока мы помним об этом, пока рассказываем свои истории – мы живы. Все мы – и те, кто ушёл, и те, кто остался. Потому что любовь – это единственное, что не имеет границ. Ни во времени, ни в пространстве..."
В этот момент с верхнего этажа донеслись первые ноты новой мелодии – Александр снова сел за рояль. А в студии Виктории горел свет – она наверняка делала очередной набросок цветущего сада.
– Вот оно, – улыбнулась Нина. – Бабушкино продолжение. В каждом из нас.
И это была чистая правда. Потому что настоящая любовь никогда не умирает – она просто течёт дальше, как река, через поколения, через судьбы, через жизни. Нужно только научиться её видеть.
Прошёл год. Сад, который они теперь называли "бабушкиным", превратился в настоящую галерею под открытым небом. Виктория развесила между деревьями свои картины, создала уголок с мольбертами для летней школы живописи, которую они с Клэр решили открыть для местных детей.
Александр оборудовал в старой беседке музыкальный павильон – там стояло пианино, иногда он давал небольшие концерты для соседей. Его талант расцветал, как и бабушкины яблони, – неожиданно и ярко.
Однажды утром, когда Нина работала над новой книгой в библиотеке, к ней зашла Клэр с конвертом в руках:
– Ты не поверишь. Я нашла ещё одну тайну.
Она достала старую фотографию:
– Помнишь, бабушка говорила о потайном отделении в шкатулке? Там было ещё кое-что. Адрес дома в Париже, где они с Михаилом встретились впервые. И смотри – это фотография вашего дома, там, где вы выбрали квартиру.
Нина взяла снимок. Старинное здание в районе Марэ, с узкими окнами и коваными балконами.
– Подожди... – она вгляделась внимательнее. – Но ведь это...
– Да, – улыбнулась Клэр. – Это дом, где находится твоя парижская квартира.
– Не может быть, – прошептала Нина. – Как такое возможно?
– Видимо, некоторые круги должны замкнуться, – Клэр положила руку ей на плечо. – Ты всё это время жила там, где началась история твоей семьи.
В этот момент в кабинет влетела Виктория:
– Мам! Мам! У меня получилось! Я нарисовала прадедушкин самолёт! Александр помог – нашёл в интернете фотографии таких самолётов, и я...
Она осеклась, заметив фотографию:
– Это же наш дом в Париже?
– Да, милая. Оказывается, у него тоже есть своя история.
Вечером они всей семьёй сидели в саду. Елена с мужем привезли маленькую Софи, которая уже вовсю рисовала своими цветными карандашами – похоже, художественный талант передавался даже через дружбу.
– Знаете что? – сказал вдруг Андрей. – Давайте устроим там музей. В той квартире. Развесим бабушкины акварели, фотографии, письма...
– И мои картины! – подхватила Виктория.
– И поставим пианино, – добавил Александр. – Будем устраивать музыкальные вечера...
– "Дом двух историй", – задумчиво произнесла Нина. – Так можно будет его назвать.
– Двух? – переспросила Клэр.
– Да. Истории прошлого – и той, что мы пишем сейчас. Каждый день, каждым прожитым мгновением.
И снова, как год назад, в воздухе кружились лепестки яблоневого цвета. Но теперь они не казались прощальным приветом – скорее, благословением. Благословением на новые истории, новые картины, новую музыку.
Потому что жизнь – это не только то, что было, но и то, что будет. Главное – помнить, любить и верить в чудеса. Как верила бабушка. Как верят теперь они все.
А бабушкины яблони всё цвели и цвели, словно обещая, что впереди ещё много удивительных историй. Нужно только уметь их увидеть и рассказать.
Идея с музеем оказалась удивительно своевременной. Когда они начали готовить квартиру в Марэ для новой жизни, обнаружились невероятные совпадения.
– Мама! – позвала Виктория, разбирая старый шкаф. – Смотри, что я нашла!
В глубине антресолей обнаружился тайник, а там альбом с набросками. Нина сразу узнала бабушкин стиль – те же летящие линии, та же легкость штриха. Это были зарисовки Парижа пятидесятых: улицы, кафе, самолеты в небе...
– Но как они здесь оказались? – удивился Андрей.
Клэр, которая тоже помогала с обустройством музея, взяла альбом дрожащими руками:
– Я нашла информацию в архивах. Это была квартира мадам Дюпон. Она сдавала комнаты студентам... В том числе и молодой русской художнице.
– Ты хочешь сказать...
– Да. Бабушка жила именно здесь. А потом, когда ей пришлось срочно уехать, часть вещей осталась. Мадам Дюпон хранила их годами, надеясь, что хозяйка вернется.
Александр, который в этот момент настраивал старинное пианино, вдруг начал что-то наигрывать – мелодию, которую никто раньше не слышал.
– Что это? – спросила Нина.
– Не знаю, – он пожал плечами. – Она словно сама пришла... Как будто этот дом помнит какую-то музыку.
Они работали над музеем все лето. Развешивали картины, расставляли старые фотографии, готовили экспозицию писем и документов. Виктория нарисовала огромное генеалогическое древо семьи – с портретами каждого члена семьи в её неповторимом стиле.
Открытие назначили на октябрь – тот самый месяц, когда много лет назад Нина впервые услышала тот роковой смех в телефонной трубке, изменивший всю её жизнь.
– Забавно получается, – сказала она Андрею вечером перед открытием. – Тогда я думала, что моя жизнь рушится. А на самом деле она только начиналась. И привела меня точно туда, где я должна была быть.
– В дом, где встретились твои бабушка и дедушка, – кивнул он.
– И где теперь встретятся прошлое и будущее.
На открытии музея было много гостей. Журналисты, искусствоведы, просто любители истории... Александр играл ту самую мелодию, что "пришла" к нему из стен дома. Виктория водила экскурсии, рассказывая историю каждой картины с таким чувством, словно сама была там, в том далеком Париже пятидесятых.
А потом случилось то, чего никто не ожидал. Пожилая женщина, внимательно разглядывавшая фотографии, вдруг сказала:
– Я знала их. Михаила и вашу бабушку. Я работала в том самом авиасалоне...
И полилась новая история – о том, как молодой французский летчик говорил всем, что встретил свою судьбу, как показывал рисунки русской художницы, как мечтал о будущем...
– У меня есть кое-что для вас, – сказала женщина. – Я сохранила записи тех дней. Дневник событий авиасалона. Там есть заметки о них...
Нина смотрела на новые страницы истории своей семьи и думала о том, что некоторые истории никогда не заканчиваются. Они просто ждут своего часа, чтобы открыть новую главу.
И эта глава обещала быть не менее удивительной, чем все предыдущие.
Дневник с авиасалона оказался настоящим сокровищем. Мадам Лемье – та самая пожилая женщина – не просто вела записи о событиях, она сохранила множество фотографий и даже несколько набросков самолётов, сделанных бабушкой.
– Смотрите, – показывала она, – здесь Михаил готовится к показательному полёту. А вот ваша бабушка рисует его самолёт. Я помню этот день – она просидела на трибуне шесть часов, не двигаясь с места...
Неожиданно музей стал привлекать не только ценителей искусства, но и историков авиации. Они приходили изучать чертежи, фотографии, технические заметки на полях бабушкиных рисунков.
– Представляешь, – рассказывала Нина Андрею, – оказывается, дедушка работал над каким-то революционным проектом. Что-то связанное с новым типом двигателя...
В один из дней в музей пришёл седой мужчина с военной выправкой:
– Я был механиком в той эскадрилье. Михаил был гением. Его последний полёт... это не была просто катастрофа. Он пытался спасти прототип, увести машину от жилых районов...
Виктория, слушавшая этот рассказ, тут же побежала в свою студию. Через неделю она представила новую серию картин – "Последний полёт". Небо, облака, силуэт самолёта и что-то неуловимо героическое в каждом мазке.
Александр тоже нашёл своё вдохновение в этих историях. Он начал работать над музыкальной сюитой, в которой переплетались русские и французские мотивы, рёв моторов и нежность любви.
А потом случилось ещё одно чудо. Мадам Лемье принесла старую киноплёнку:
– Мы снимали все показательные полёты. И демонстрационные залы тоже...
На чёрно-белых кадрах они впервые увидели, как двигался прадед – его улыбку, жесты, то, как он смотрел в небо. И бабушку – совсем молодую, с альбомом в руках, смеющуюся над чем-то...
– Mon Dieu, – прошептала Клэр, – у Виктории точно такой же смех...
Они решили включить эти кадры в постоянную экспозицию. Теперь в одной из комнат непрерывно крутился этот фильм – беззвучная история любви, застывшая во времени.
Однажды вечером, когда посетители уже разошлись, Нина сидела в любимом кресле у окна. За стеклом шумел вечерний Париж, точно такой же, как семьдесят лет назад.
– О чём думаешь? – спросил Андрей, обнимая её за плечи.
– О том, что история – это не то, что было когда-то, – она улыбнулась. – Это то, что происходит каждый день. Мы все – часть какой-то большой истории. Просто не всегда это понимаем.
В этот момент в комнату влетела Виктория:
– Мам! Пап! У меня есть потрясающая идея! Давайте устроим реконструкцию того авиасалона! С костюмами, с музыкой Александра, с выставкой картин...
И глядя в сияющие глаза дочери, Нина подумала, что некоторые истории действительно никогда не заканчиваются. Они просто ждут, когда новое поколение подхватит их и расскажет по-своему.
А может быть, именно в этом и есть настоящее бессмертие – в способности историй жить и меняться, находя новые формы в каждом поколении.
Идея Виктории с реконструкцией авиасалона неожиданно получила широкий отклик. Когда информация попала в социальные сети, начали приходить письма от людей, чьи родственники тоже были связаны с той эпохой французской авиации.
– Смотрите! – восклицала Виктория, разбирая очередное письмо. – У этой женщины сохранились платья того времени. Её мама работала в ателье, которое шило костюмы для авиасалона!
Александр погрузился в изучение музыки пятидесятых, создавая особую атмосферу для будущего мероприятия. А однажды он нашёл старую пластинку с записью оркестра, игравшего на том самом авиасалоне.
– Теперь я понимаю, откуда та мелодия! – сказал он взволнованно. – Она была здесь, в стенах этого дома. Бабушка, наверное, слушала её снова и снова...
Клэр занялась оформлением пространства. Под её руководством одну из комнат музея превратили в точную копию зала авиасалона 1950-го года.
– Я нашла компанию, которая делает макеты самолётов, – сообщила она. – Они могут воссоздать точную копию того самого прототипа, на котором летал Михаил.
Но самое удивительное случилось, когда они разбирали очередную коробку со старыми документами. Среди бумаг обнаружился конверт с техническими чертежами.
– Это же... – начал Андрей, который первым просмотрел их.
– Что? – Нина подошла ближе.
– Это тот самый революционный проект двигателя. Считалось, что все документы были утеряны при катастрофе. А они всё это время хранились здесь...
Новость о находке чертежей вызвала настоящий переполох в авиационных кругах. Оказалось, некоторые идеи Михаила опередили своё время на десятилетия.
– Ваш дедушка был гением, – сказал седовласый инженер, который приехал изучать чертежи. – Теперь понятно, почему его так стремились удержать во Франции...
Виктория, наблюдая за всей этой суетой, вдруг сказала:
– Знаете что? Давайте на реконструкции не просто покажем прошлое. Давайте покажем, как оно связано с настоящим. Как идеи прадедушки живут в современных самолётах, как искусство прабабушки продолжается в наших картинах...
– И как их любовь живёт в нас, – тихо добавила Нина.
Дата реконструкции была назначена на конец сентября – время, когда Париж особенно красив. Время, когда много лет назад молодая русская художница встретила французского лётчика и началась история, которая продолжается до сих пор.
И глядя на то, как её дети готовятся воскресить эту историю, Нина думала о том, что любовь действительно сильнее времени. Она не умирает – она просто ждёт, когда новые сердца подхватят её мелодию и споют её по-своему.
А может быть, именно в этом и есть настоящее волшебство жизни – в способности прошлого оживать в настоящем, даря надежду будущему.