— Покажи!
Передернув плечами и состроив недовольную мину, все-таки нагнулась за ватманом и развернула его, неуклюже раскинув руки в стороны.
Вот теперь лицо Влада изменилось. Я бы сказала, вытянулось от изумления.
Твой секрет (6)
— У тебя есть список? — со скепсисом в голосе поинтересовалась Круть, глядя на то, как я бесцельно вывожу узоры пальцем на огромном белом листе ватмана.
— Какой список? — отрешенно спросила я.
Ватман я раздобыла в кабинете труда. Трудовик, узнав о том, что я собираюсь рисовать плакат в поддержку нашей футбольной команды, заулыбался и предоставил для благой цели не только материалы, но и весь кабинет. Друзья наблюдали за мной: Дре – с тоской, Круть – с подозрением. По доброй воле они вряд ли отправились бы на футбольный матч, но со мной за компанию согласились. Несмотря на то, что никто из них не был фанатом спорта.
— Хвалебных определений, которые ты должна вывести каллиграфическим почерком на листе картонки, чтобы чувство собственной важности Большакова, не дай Бог, не пострадало. Он ведь составил для тебя список?
Круть злобно усмехнулась, запрыгнула на парту и принялась болтать ногами в воздухе. Дре вздохнул.
— Вообще-то идея с плакатом моя, — пожав плечами и не глядя на друзей, пробормотала я. — А как еще я должна за него болеть?
— Ты ничего ему не должна, — отрезал Дре. — Он – манипулятор. Хочет, чтобы все считали его героем, хотя на деле всё, что он умеет, это пинать мяч и запугивать девочек!
Круть спрыгнула с парты, стремительно ее обогнула, уселась рядом со мной и подтянула к себе краски.
— Правильно. Давайте так и напишем. Большаков – урод!
— Он не урод! — пожалуй, слишком громко выпалила я.
Круть приподняла одну бровь.
— У тебя что, стокгольмский синдром?
Я шумно выдохнула через нос и отвернулась. Дре подошел ко мне и уселся на корточки, чтобы заглянуть мне в глаза.
— Алинчик, он что, действительно, тебе нравится?
Я очень любила своих друзей, но сегодня они будто бы сговорились, чтобы бесить меня.
— Да о чем вы вообще? Нет, конечно! Вы бы лучше помогли с плакатом, чем ерунду городить. Матч вот-вот начнется!
Толку от друзей оказалось немного. С горем пополам я вывела большими кривоватыми золотыми буквами: «Влад Большаков – номер один!!!». Возможно, три жирных восклицательных знака рисовать не стоило, было в этом что-то ненастоящее, даже истеричное, но дело уже было сделано. В конце концов, я не профессиональный художник.
Свернув ватман в рулон и засунув его под мышку, я направилась к двери с гордо поднятой головой. Круть и Дре тащились сзади. Краем уха я слышала, как подруга тихо сказала:
— Будет забавно, если наш «номер один» перепутает ворота.
Вручив плакат друзьям и попросив их занять места, я побежала в туалет, чтобы поправить макияж. Собственным отражением, конечно, осталась недовольна. Надо было все-таки выпрямить волосы! Еще и юбка помялась.
Отчего-то волновалась так, будто это мне предстояло выйти на поле и обливаться по́том, пытаясь впечатлить разгоряченную орущую толпу. Смочила руки водой, пригладила волосы, сделала несколько глубоких вдохов и выдохов и выскочила из туалета.
Дре занял три пластмассовых неудобных стула, разложив на них свои вещи. Сидел с важным видом, положив ногу на ногу, и листал какую-то книгу. Среди шумных фанатов футбола выглядел неуместно.
— Где Круткевич? — спросила я, протискиваясь между рядами. Здесь собралась, наверное, вся школа.
— Сказала, за тобой пошла, — хмуро ответил Дре, отрываясь от чтения.
Я сбросила рюкзак и уселась рядом с другом. Поерзала. Поправила юбку. Поглазела по сторонам. Отметила, что большинство фанатов были в красном.
— Я думала, эти стулья неудобные, — наклонившись к уху Дре, сказала я. — Ошибочка вышла. Это самые настоящие машины для пыток!
Озерин повернулся, расхохотался и щелкнул меня по носу:
— Держись, подруга, то ли еще будет!
В этот момент на поле выбежали игроки, болельщики завопили так, что на секунду я оглохла. Влад Большаков возглавлял команду нашей школы. Его атлетическую фигуру плотно облегала красная форма с номером 13. Я залипла. Крики и визги фанатов ушли на второй план. Влад, словно что-то почувствовав, пробежался взглядом по болельщикам и остановился на мне. Меня обдало жаром. Взгляд Большакова был совсем недобрым. Дре что-то говорил, его дыхание щекотало кожу. Я бросила на него короткий косой взгляд и на всякий случай улыбнулась.
Команда соперников в синей форме казалась мне неуклюжей и нелепой. В груди завибрировало новое, незнакомое чувство. Мне нестерпимо захотелось, чтобы победила наша команда.
Появилась Круть, впихнула мне в руки плакат и уселась по другую сторону от Дре.
К середине матча я поняла, почему стулья такие неудобные – на них попросту никто не сидел! Толпа скандировала кричалки, бешеная энергетика взрывалась фонтаном. Когда наши забили первый гол, я прыгала, как сумасшедшая.
Как играл Влад! Я не могла и подумать, что футбол настолько красивая игра. Большаков двигался стремительно и ловко. Иногда мне казалось, что он парит над землей. Каждое его движение было выверенным и четким, глаз не оторвать! Я уж молчу о том, как красная форма подчеркивала мышцы его совершенного тела.
Когда прозвучал финальный свисток, со мной творилось что-то невообразимое. Наши победили с отрывом в пять очков! Фанаты безумствовали, а я вместе с ними. Оказывается, я охрипла, сухое горло отзывалось острой болью, но это было даже приятно.
Раскрасневшаяся Круть протянула мне бутылку воды, и я жадно припала к горлышку. Наверное, никогда раньше я не чувствовала себя такой счастливой, как в этот момент. Вода проливалась мимо, стекала по подбородку под блузку, и я наслаждалась этим в полную меру. Когда бутылка опустела, я до хруста сжала ее в руке и с широкой улыбкой посмотрела на друзей. Их внимание привлекало что-то за моей спиной. Не переставая улыбаться, я развернулась на каблуках и уткнулась носом в чью-то крепкую грудь.
— Ты за кого болела? — спросил Влад с вызовом.
Я сделала шаг назад. Майка Большакова промокла насквозь и превратилась из красной в бордовую. Мне до одури захотелось ее потрогать.
Что еще за нелепое желание? И вообще, смотри ему в глаза!
Заставила себя поднять голову. Хотела гордо сказать: «За наших!». Но прохрипела другое:
— За тебя.
Лицо Влада оставалось непроницаемым, и тем не менее, я заметила, как едва уловимо дернулся уголок его губ.
— Ты в синем, — констатировал Большаков.
Реально же. Вот балда-а.
— Это тебе кажется, — зачем-то сказала я. — Перенапрягся.
Заряд безбашенной энергии пошел мне на пользу. Я научилась быть наглой.
Влад кивнул куда-то мне под ноги.
— А это что?
Мой плакат! Я и забыла про него. Уже неважно.
— Просто мусор, — быстро ответила я и пнула скрученный в трубочку плакат ногой, как бы подтверждая свои слова.
— Покажи.
— Да там и смотреть не на что. Честно.
— Покажи!
Передернув плечами и состроив недовольную мину, все-таки нагнулась за ватманом и развернула его, неуклюже раскинув руки в стороны.
Вот теперь лицо Влада изменилось. Я бы сказала, вытянулось от изумления.
Опустила голову, чтобы прочитать свою кривую надпись. Не настолько я креативна, чтобы так уж удивляться. Однако то, что там было выведено изящным почерком, шокировало меня не меньше, чем его.
«Влад Большаков, я тебя люблю!» - гласила надпись на плакате. Мало того, это дикое заявление сопровождалось золотыми сердечками с малюсенькими крылышками. Я хихикнула и выпустила плакат из рук. С этим странным смешком я выплюнула и весь свой заряд энергии. Хорошо бы было упасть в обморок, как любимые героини Круткевич из турецких сериалов, но не получилось.
Продолжение здесь