Знаете, что самое паршивое в изменах? Нет, не сам факт предательства. И даже не то обжигающее чувство стыда, которое накрывает тебя с головой, когда понимаешь — всё, попался. А то, что в этот момент ты не можешь придумать ничего умнее, чем детский лепет в духе "это не то, что ты думаешь".
С Ириной мы прожили вместе пять лет, и за это время у нас ни разу не было серьёзных ссор. Так почему же я всё испортил?
Её звали Марина. Новая сотрудница в нашем отделе, яркая брюнетка с зелёными глазами и острым язычком. Она появилась в офисе как раз тогда, когда мы с Ириной переживали очередной "бытовой период" — работа-дом-работа, никаких эмоций, никаких искр.
— Влад Андреевич, не поможете с отчётом? — её голос был медовым, а улыбка обещала намного больше, чем просто помощь с документами.
Я повёлся. Как последний идиот повёлся на эти невинные просьбы, случайные прикосновения и долгие взгляды. Сначала это были просто разговоры после работы, потом — совместные обеды, а затем...
— У меня есть ключи от квартиры подруги. Она уехала на неделю — прошептала Марина мне на ухо после очередного корпоратива. — Может, заглянем?
***
И вот теперь я стою посреди чужой квартиры, а в дверях застыла моя жена. Ирина. Её глаза расширены от шока, руки дрожат, а губы шепчут что-то невнятное.
— Я... я просто ошиблась дверью, — произносит она механически, но не двигается с места.
Марина, завернувшись в простыню, пытается слиться со стеной. А я... я стою как истукан и не могу выдавить из себя ни слова.
— Ошиблась дверью, — повторяет Ирина громче, и в её голосе появляются истерические нотки. — Представляешь, Влад? Просто перепутала квартиры. Думала…, а попала... попала...
Она начинает смеяться. Тихо, надрывно, страшно.
— Ирина, послушай... — начинаю я, делая шаг вперёд.
— Нет! — она выставляет руку вперёд, словно защищаясь. — Не подходи. Я же ошиблась дверью, понимаешь? Мне нужно просто... просто найти правильную дверь.
Она пятится назад, не отрывая от меня взгляда. В её глазах столько боли, что я физически ощущаю, как что-то обрывается внутри.
— Кстати, — вдруг говорит она уже совсем другим тоном, — я хотела сказать тебе... — она снова судорожно смеётся, — ...что у нас будет ребёнок. Но я ошиблась дверью. Прости за беспокойство.
И она уходит. Просто разворачивается и уходит, оставляя после себя звенящую тишину и запах своих духов — тех самых, которые я подарил ей на нашу последнюю годовщину.
— Влад... — начинает Марина, но я уже натягиваю рубашку.
— Заткнись. Просто... заткнись. Это ты всё подстроила…
Выбегаю в подъезд, но Ирины уже нет. Только эхо её шагов затихает где-то внизу. Достаю телефон — гудки, гудки, гудки... "Абонент временно недоступен".
А знаете, что ещё паршиво в изменах? То, что иногда одна ошибка, одно неверное решение может разрушить всё, что ты строил годами. И никакие извинения, никакие оправдания уже не склеят разбитое.
Я сползаю по стене, сжимая в руках телефон. В голове крутится только одна мысль: "У нас будет ребёнок". Будет? Или уже нет? Что теперь будет с нами? С ней? С малышом?
А в памяти, как заевшая пластинка, снова и снова: "Я просто ошиблась дверью..."
Прошла неделя.
Ирина не отвечала на звонки. Когда я приехал домой — квартира оказалась пуста. Только записка на столе:
"Мне нужно время. Не ищи меня."
Но я искал. Конечно, искал! Обзвонил всех друзей, её родителей, даже бывших одноклассниц. Никто ничего не знал. Или не хотел говорить.
А потом появилась Марина.
— Влад, нам надо поговорить, — её голос в телефонной трубке звучал странно. — Это важно. Очень важно.
Мы встретились в том же кафе, где когда-то начался наш роман. Только теперь всё было иначе.
— Я беременна, — выпалила она, едва я успел сесть. — И это твой ребёнок.
Мир покачнулся. В ушах зашумело, а перед глазами поплыли чёрные пятна.
— Что?.. — только и смог выдавить я.
— Что слышал. И я собираюсь его оставить.
Я смотрел на неё и не узнавал. Куда делась та игривая кошечка с медовым голосом? Передо мной сидела хищница, готовая вцепиться в свою добычу.
— Марина, послушай...
— Нет, это ты послушай, — она наклонилась ближе. — Я знаю, что ты всё ещё любишь свою жену. Знаю, что ищешь её. Но теперь у тебя есть обязательства и передо мной.
В этот момент у меня зазвонил телефон. На экране высветилось имя тёщи.
— Влад, — голос Анны Михайловны дрожал, — Ирина в больнице. У неё... у неё кровотечение. Врачи говорят, возможен выкидыш.
Я вскочил так резко, что опрокинул чашку с кофе. Марина что-то кричала вслед, но я уже бежал к машине.
В приёмном покое меня встретила заплаканная тёща.
— Как она? Где она?
— В реанимации, — Анна Михайловна посмотрела на меня с такой ненавистью, что я невольно отшатнулся. — Доволен? Добился своего?
— Я не...
— Молчи! — она подняла руку. — Просто молчи. Знаешь, что она мне сказала, когда приехала ко мне той ночью? "Мама, я так устала делать вид, что ошиблась дверью..." Она же любит тебя, идиот! До сих пор любит!
В этот момент из-за угла появилась Марина. Как она узнала, в какой больнице искать меня?
— Влад! Мы не закончили разговор!
Анна Михайловна перевела взгляд с неё на меня.
— А, так вот она какая... — процедила тёща сквозь зубы. — Та самая "ошибка дверью"?
— Простите, вы кто? — Марина выпрямилась, гордо подняв подбородок.
— Я мать той женщины, чью жизнь вы разрушили.
— О, как интересно! — Марина усмехнулась. — А вы знаете, что у вашего зятя будет ещё один ребёнок? От меня?
Звук пощёчины эхом разнёсся по коридору. На щеке Марины расплывался красный след от руки Анны Михайловны.
— Вон отсюда! — прошипела тёща. — Вон!
— Это нападение! — взвизгнула Марина. — Я буду жаловаться! И вообще, Влад, выбирай — или я и наш ребёнок, или...
— Пошла вон, — это сказал уже я. Тихо, но твёрдо. — Просто уйди. И не звони мне больше.
— Что?! Ты не можешь так поступить! У меня от тебя ребёнок!
— Нет у тебя ребёнка, — раздался новый голос. В коридоре появилась моя сестра Катя, та самая, что работает в женской консультации. — Я знаю твою карту. Нет никакой беременности. Зато есть справка о бесплодии, полученная два года назад.
Марина побледнела. Открыла рот, закрыла, развернулась и быстро зацокала каблуками к выходу.
А я... я просто сполз по стене, закрыв лицо руками.
— К Ирине пока нельзя, — тихо сказала Катя. — Но врачи говорят, что шансы сохранить беременность есть. Если она будет спокойна. Если будет верить, что всё наладится...
Я поднял голову:
— Наладится?
— Не знаю, братец. Честно — не знаю. Но если ты действительно любишь её... если готов бороться...
В этот момент из реанимации вышел врач:
— Родственники Ирины Владимировны? У меня новости...
— С вашей женой всё будет в порядке, — сказал врач, и я почувствовал, как внутри что-то отпускает. — Мы остановили кровотечение. Сейчас она спит. И... — он помедлил, — ребёнок тоже в порядке. Но нужен абсолютный покой. Никаких стрессов.
Анна Михайловна всхлипнула и прижала руки к груди. Катя обняла её за плечи.
— Можно к ней? — спросил я.
— Только один человек. И ненадолго.
Тёща посмотрела на меня долгим взглядом:
— Иди. Но если ты причинишь ей ещё боль...
— Не причиню. Клянусь.
Палата была маленькой и светлой. Ирина лежала, такая бледная и хрупкая, что у меня сжалось сердце. Капельница, датчики, писк приборов — всё это делало её ещё более беззащитной.
Я сел рядом и осторожно взял её руку. Холодная. Такая холодная...
— Прости меня, — прошептал я. — Прости, если сможешь.
Её пальцы дрогнули.
— Влад? — голос был слабым, едва слышным.
— Я здесь, родная. Я здесь.
Она медленно открыла глаза:
— Зачем ты пришёл?
— Потому что люблю тебя. Всегда любил. То, что случилось... это была чудовищная ошибка. Я могу тысячу раз объяснять, почему так вышло, но это не изменит главного — я предал тебя. Предал нас.
— Нас... — она невесело усмехнулась и свободной рукой коснулась живота. — Теперь нас действительно больше, чем двое.
— Ира, я знаю, что не заслуживаю прощения. Но позволь мне быть рядом. Позволь заботиться о тебе, о малыше. Я всё исправлю. Клянусь тебе, всё будет иначе.
Она долго молчала. Так долго, что я начал бояться, что она снова заснула.
— Знаешь, — наконец произнесла она, — когда я увидела тебя там, в той квартире... Мне показалось, что мир рухнул. Всё, во что я верила, чем дорожила — всё превратилось в пыль. Я действительно хотела сделать вид, что ошиблась дверью. Хотела забыть, стереть этот момент из памяти.
Она сделала паузу, сглотнула.
— Ира...
— Дай мне договорить, — она сжала мою руку. — Я не знаю, смогу ли когда-нибудь снова полностью доверять тебе. Не знаю, получится ли у нас склеить то, что разбилось. Но я знаю точно — наш ребёнок заслуживает семьи. Настоящей семьи. И если ты действительно готов бороться за нас...
— Готов, — я поднёс её руку к губам. — Всё, что угодно. Любые условия.
— Тогда начнём сначала. Шаг за шагом. День за днём. Без спешки и громких обещаний. Просто... будь рядом. Докажи, что тебе можно верить.
В дверь тихонько постучали — время посещения заканчивалось.
— Я люблю тебя, — прошептал я, вставая. — И каждый день буду доказывать это.
Она слабо улыбнулась:
— Знаешь, в чём разница между "ошибиться дверью" и "открыть новую дверь"?
— В чём?
— В желании сделать правильный выбор.
Я вышел из палаты с твёрдым намерением доказать — свой выбор я уже сделал. И это единственная дверь, которую я больше никогда не перепутаю.
Прошло три месяца.
Каждое утро я привозил Ирину в женскую консультацию. Потом ждал в коридоре, пока она выйдет от врача и отвозил на работу. Она не просила об этом — я сам решил, что так будет правильно. Постепенно наши молчаливые поездки начали наполняться разговорами. Сначала о погоде, о работе, о каких-то мелочах. Потом — о будущем.
— Мальчик или девочка? — спросил я однажды, когда мы стояли в пробке.
Ирина повернулась ко мне:
— А кого бы ты хотел?
— Девочку. Такую же красивую, как ты.
Она отвернулась к окну, но я успел заметить, как дрогнули её губы.
А потом было УЗИ. Я сидел в коридоре, вцепившись в спинку стула так, что побелели костяшки пальцев. Когда дверь открылась, и Ирина вышла с влажными от слёз глазами, у меня остановилось сердце.
— Что? Что случилось?
Она протянула мне снимок:
— У нас будет дочка, Влад.
В тот вечер мы впервые после "той истории" поужинали вместе. В нашей квартире, за нашим столом. Ирина вернулась домой неделю назад, но мы всё ещё спали в разных комнатах. Я не торопил события.
— Как мы её назовём? — спросила она, помешивая чай.
— Надежда, — сказал я, не задумываясь. — Надя.
Она подняла глаза:
— Почему?
— Потому что она — наша надежда на новую жизнь. На то, что всё можно исправить.
В ту ночь я проснулся от звука открывающейся двери. Ирина стояла на пороге моей комнаты, обхватив живот руками:
— Она толкается. Хочешь почувствовать?
Я осторожно положил ладонь на её живот. Тук. Тук. Как будто маленький эльф стучится изнутри.
— Привет, Наденька, — прошептал я. — Папа здесь.
Ирина всхлипнула.
— Ты плачешь? — встревожился я.
— Нет, это... это гормоны, наверное.
Но мы оба знали, что дело не в гормонах.
Той ночью она осталась в моей комнате. Просто лежала рядом. Мы говорили. Много говорили. О боли, о предательстве, о прощении. О том, как страшно начинать всё сначала. И о том, как ещё страшнее — не попытаться.
— Я до сих пор иногда просыпаюсь в холодном поту, — призналась Ирина. — Мне снится та дверь. Я открываю её снова и снова...
— А что потом?
— А потом я вижу тебя. Только тебя. С нашей дочкой на руках.
Я крепче прижал её к себе:
— Это больше не сон, родная. Это наше будущее.
Прошло ещё три месяца.
Марина уволилась и переехала в другой город — говорят, нашла работу в филиале нашей компании. Я не интересовался подробностями. У меня была только одна дверь, за которой пряталось моё счастье.
Сегодня утром Ирина разбудила меня в пять утра:
— Кажется, начинается...
И вот я сижу в коридоре роддома, как сидел когда-то в больнице. Только теперь всё иначе. Теперь я жду не прощения — я жду начала новой жизни. Нашей жизни.
Из родильного зала выходит акушерка:
— Поздравляю, папаша! Три двести, пятьдесят два сантиметра. Богатырша!
Захожу в палату. Ирина лежит, уставшая и счастливая, а на руках у неё — крошечный свёрток.
— Иди к нам, — шепчет она. — Познакомься с дочкой.
Беру на руки это маленькое чудо. Надя открывает глаза — мои глаза — и смотрит на меня так, словно знает все тайны мира.
— Спасибо, — говорю я, целуя Ирину. — За то, что поверила. За то, что дала шанс.
— Знаешь, — улыбается она, — иногда ошибиться дверью — значит найти свой настоящий дом. Просто нужно быть готовым отстроить его заново.
И я понимаю — она права. Потому что настоящий дом не в стенах, а в тех, кто тебя ждёт. В тех, кто готов простить. В тех, ради кого ты сам готов стать лучше.
А за окном встаёт солнце, обещая новый день и новую жизнь. Жизнь, в которой больше нет неверных дверей — только одна, наша. Та, что ведёт домой.
Рекомендую:
Подписывайтесь, чтобы не пропустить следующие публикации.
