– Лёнь, ты один? Или Ирка рядом?
– Да какое... Я на работе.
– Говорить можешь?
– Даже петь, сеструха... Один я в гараже, напарник обедать уехал.
– Чё это ты весёлый такой? Дела в гору пошли?
– А чё уж не могу повеселиться? Да нормально всё. Чего звонишь-то?
– Разговор есть. Слушай, в общем. Мне деньги очень нужны, Лёнь.
– Чё случилось?
– Да... Долго рассказывать. В общем, у Лизки проблемы, надо спасать. Деточки, знаешь...
– Наташ, у нас с Иркой не много...
– Да я не о том. Чё я не знаю что ли, что нет у тебя. Мы оба с тобой, считай, нищие. Ничего от родителей не перепало. И уж не перепадёт, если ровно сидеть будем на попе...
– В смысле? Имеешь в виду ... дядь Миша...
– Конечно.
– Так ведь старый уж.
– Так у него детей двое. А то ты не знаешь? Они ж тоже претендовать будут. Он, случись что, наследник, ну, и они соответственно. А мать уж стукало...мало ли. Хоть, конечно, пусть живёт долго, ради Бога. А ещё и слабоумие. Вот ты уверен, что она на него дом не переписала?
– Да откуда ж я знаю.
– Вот и я... А про завещание когда я ей говорила, про Мишу вспоминает. А он-то как же?
– И чего?
– Ну, чего чего... Надо уговаривать ее дом продать.
– Наташ, а их куда?
– Почему их? Почему я должна думать о чужом мне человеке? Я про мать вот подумаю, а он... У него свои дети есть. У него машина лимона за два, вот пусть и забирают вместе с дедом.
– Ну, хорошо. А мать куда?
– А мать я к себе заберу. Тем более, сам понимаешь, здоровье...
– Так ведь... Однушка у тебя. Да и... Это нереально. Понимаешь ведь.
– Почему!? Почему это нереально? Если мы оба с тобой в один голос заявим, что нам нужны деньги, она не устоит. А мы имеем право. Выросли в этом доме, так почему должны делить его с чужими для нас людьми? – Наталья чуть сбавила напор и продолжила, – Только, Лень, чего я сказать-то хотела. Причину надо повесомее придумать, понимаешь? Я скажу, что Лизке операция нужна, например...дорогая... Она ж любит ее.
– А чего за операция?
– Ой, Лёнь, ну, не тупи ты... Не нужна ей никакая операция, ей деньги нужны. Она ж замуж собралась, а там семья такая...понимаешь, половину дают на квартиру, ну, и она обещала – половину. В общем, деньги нужны. Она подтвердит про операцию, мы уж говорили с ней ... Хоть и нехорошо, конечно, но это единственное, что мать сподвигнет. И тебе нужно что-то придумать. Не знаю ... Может кредит, наезжает кто...угрожают. В общем, что деньги нужны позарез...
– Натаха, это утопия. Они вместе уж сколько...уж...вот считай, мне двадцать было, получается уж больше пятнадцати лет, как живут. И он же свою квартиру продал, чтоб...
– Чтоб в наш дом заехать, ага... Знаем мы таких.
– Ну, много ж он сделал, чего ты...
– Так, если там и жил, так кто должен делать? Лёнь, неужели тебе деньги не нужны? А дом мы лимона за три продадим. Но матери деньги не нужны, в принципе. Со мной же будет. Можно чуток и Мише дать. Остальное поделим с тобой поровну. И я же говорю, что со мной она жить будет. Ты вообще просто получишь деньги. А иначе – Миша, законный муж, заполучит долю, а там и его наследники. Да и деньги мне срочно нужны... Очень, Лёнь. А тебе? Сколько будешь по квартирам мыкаться?
– Да уж. Мы про ипотеку тут с Иркой думали.
– Ну вот... Вот тебе и пол квартиры сразу. Только надо вместе давить, разговаривать, объяснять. И, конечно, чтоб Миши рядом не было. Я всё продумала. Вот и звоню, чтоб мы с тобой вместе это дело сделали. Лёнь, иначе потеряем дом... Наш с тобой дом.
***
В темноте прошлого и не нащупаешь пальцами больной рубец, но верно началось это ещё до того, как познакомилась Вера с Михаилом.
Наталья не любила село, уехать всегда стремилась, но и жизнь в городе не задалась.
Она разошлась с первым мужем, вернулась из Иваново в село, оставила дочку молодой еще бабушке Вере и уехала на заработки в Москву – пытать счастья. Была Наталья очень скорая на дела, вот и в деньгах, всё казалось ей, что заработать можно скоро и легко. Она занялась торговлей, влезла в долги, попала в какие-то передряги и опять вернулась в село с двумя сумками тряпья на подарки, а в общем, ни с чем.
Вот тогда, видимо, и переборщила мать с наставлениями – дескать, чего ты всё ищешь, возвращайся домой. Работа есть, дом хороший... Живи...
Но Наталья кричала, что жить "в колхозе" она не собирается, уехала опять в областной центр. Вскоре вышла замуж повторно, родила сына, и, прожив с мужем восемь лет, опять разошлась. Правда, нажили квартиру, и при разводе осталась ей небольшая однушка в Иваново.
Работала Наталья в магазине. На мать таила обиду. За что? Видимо, за какие-то материнские слова, сказанные в сердцах, за желание переделать дочь на свой лад. Были годы, когда от этой обиды, даже не отпускала Наталья детей в село на каникулы. Тогда мать приезжала в Иваново сама, плакала, пыталась помириться с дочерью... Как жить, не видя, как растут внуки? Внуков она любила.
Но Наталья сдалась не сразу. Лишь через пару лет привезла детей – тогда она разошлась и опять решила поехать на заработки. Только теперь уж за границу – в Польшу. Дети жили у бабушки тогда почти год.
Но самый весомый повод для обиды на мать появился, когда у той появился мужчина. Ей за шестьдесят – и вдруг такое. Наталья звонила, ругалась, кричала, бросала трубки. Решила тогда от возмущения – не ездить к матери вообще. И это была ее ошибка. Мать через некоторое время с этим своим хахалем зарегистрировалась в официальном браке.
А когда Наталья, наконец, приехала – не узнала дом: новая крыша, забор, современные гаражные ворота, забетонированный двор и обложенная горным камнем черешня за калиткой. А во дворе стоит шикарный черный сверкающий на солнце автомобиль "Форд".
– Ну, что ты, Наташ... Какая нажива? Михаил Петрович свою квартиру продал, чтоб дом наш до ума довести. Ты ванну видела? Как тебе? Ведь всё теперь у нас есть: и вода автоматически греется, и газ. Миша ещё и посудомойку хочет купить. А я отговариваю его – неуж я на двоих-то посуды не помою.
– Значит, нас ты уже в расчет не берешь? Да, мам?
– Ну, что ты, Наташенька, – расстраивалась мать, вспоминая былые размолвки, – Ну, что ты. Ваш это дом, приезжайте в любое время. Только ведь редко бываете...
Наталья закусывала губу, и теперь уж не казалось ей село такой убогой дырой. Светлая просторная современная ванная, чистый забетонированный двор, часть которого выложена тротуарной плиткой. И мать помолодела, счастливая по двору летает, как будто ей семнадцать...
А дом этот по бумагам – в ее, в материнской, собственности. Достался матери от родителей. А значит... А значит, не их уж с братом дом.
– Мам, а ты не боишься?
– Чего?
– Того, что не проснешься однажды, и тю-тю твой дом. Бывает же... Аферистов брачных знаешь сколько! Чего это он так старается?
Вера улыбнулась, с любовью посмотрела за окно. Михаил, в повязанной на голову влажной косынке, которую надевал он от жары, укладывает плитку. Штучку за штучкой, старательно примеряясь. Он присаживается на правую ногу, отводит левую чуток в сторону. Левая нога у него не гнется в колене от прошлой болезни. Увидел ее в окне, кивнул головой, как бы спрашивая – в порядке ль всё?
Вера чуть повела рукой – в порядке. А разве не в порядке? Что изменилось? Дочь она уж не изменит. Уж давно поняла, что спорить с дочерью – значит ссориться, а ссориться она не хотела.
– Старается... Так ведь и я для него стараюсь, Наташ. Может вот так, стараясь, и доживём вместе до старости? А ты не обижайся. Счастья-то бабьева в любом возрасте охота. Да и что плохого-то? Вот ещё и кухню переделаем...
И Наталья затаила обиду опять. Но на праздники они начали приезжать. И однажды, на дне рождения Михаила, вдруг встретила она в доме матери и его детей. Сын был один. Солидный, полноватый, не в отца. Приехал на красивой машине. Побыл он недолго, спешил по делам. А дочь была с семейством. Веселые, с целой программой поздравлений для отца и деда. Они улыбались Наталье, пытались втянуть ее в игры. И она втянулась. Правда, было ей хорошо.
Вот только на душе остался какой-то горький осадок от чужого счастья. А ещё боль за то, что ведут себя в ее доме чужие люди, словно они там хозяева. Анна, дочь Михаила, вовсю, радостно с прибаутками, хозяйничает на кухне, шутит с ее матерью. И по всему видно – ладят они. То ругают, то хвалят Михаила, рассуждают о мужчинах и делах семейных, как старые подруги. У Натальи никогда не было таких разговоров с матерью. Внуки Михаила бродят по дому и двору, лазают по черемухе. По ее, между прочим, дому, двору и черемухе.
С той поры прошло уж много времени. На дни рождения Михаила Наталья после этой встречи больше не приехала ни разу. А вообще, в село ездила. Интересно было, как там изменился дом, вот и ездила проведывать. В конце концов, хоть один-то угол тут по праву – ее.
А мать, чувствуя какую-то свою вину, нет-нет, да и подбрасывала ей деньжат. Вполне приличную сумму увозила Наталья при каждом приезде. И вскоре привыкла немного жаловаться на неудачи – знала, что мать поможет.
А теперь уж оба выросли, сын служил срочку. А дочка подарила внука, но замужем ещё не была – вот только сейчас появились надежды.
Год назад стукнул мать инсульт, попала она в больницу – Михаил с соседом на руках в машину ее переносили. Наталья тогда тоже приезжала. Бегала по больнице, деятельная, активная, покупала лекарства и продукты...
Посмотрела на Михаила – совсем старик. Обоим им шло к восьмидесяти. Однако с уходом Михаил более-менее справлялся сам, и вскоре Наталья уехала.
А Вера встала на ноги. Правда, первое время тяжело опираясь на плечо супруга, обучаясь ходьбе, как в детстве, с победным рвением добираясь сначала до туалета, потом до кухни, потом до двора...
– Все хорошо, Наташенька. Поживу ещё... Не волнуйся, – звонила она дочери.
А как не волноваться? Случись что...
Случись что – Михаила из дома не выставишь.
***
– Обопрись, обопрись, говорю, на меня. Вот говорю же, а ты упрямая, как осел.
Михаил поддерживал свою спутницу, шли они с пакетом продуктов из магазина. Вместе ходили не часто. Чаще Михаил ходил сам или ездил на своем ухоженном Форде на рынок.
Но пришла весна, дождем умылись, ожили сельские давно асфальтированные тротуары, и Вере тоже захотелось пройтись.
Теплой апрельской ладонью бережно и нежно поглаживал весенний ветерок, хрустально-зернистый снег лежал только в тени густых деревьев. На обратном пути Вера совсем устала, бухнулась на скамью под черемухой.
– Вот ведь упрямая. Говорю, держись..., – Михаил сел рядом, аккуратно поставил рядом с собой пакет, – Не замёрзла?
– Да что ты... Тепло ж.
– Посидишь? Пойду пакет разложу...
– Да успеется. Посиди тоже, – Вера подняла глаза на ветви дерева, – Расцветёт скоро.
Михаил кивнул. Сколько сиживали они на этой скамье под черемухой. Именно по этой скамье и черемухе и приметил он Верин дом, когда привез ее сюда впервые.
Он тогда заплутал слегка. Шоферил, вез мебель по адресу из магазина, а тут по обочине женщина идёт, сумки тяжёлые. Притормозил спросить дорогу. Оказалось – по пути.
Ногам женщины было тесно от больших сумок, и она устроилась боком. В окна врывался свежий майский воздух, обдувал ее светлые волосы.
– Что-то нагрузились Вы, – начал он разговор.
– Внуков жду и сына. В общем, гостей.
И так хорошо рассказывала она о детях, о внуках, что загорюнилось Михаилу, после того, как подвез ее, высадил у дома с цветущей черемухой. Умершую жену он вспомнил. Вот и они б так вместе встречали детей, внуков, коль, жива бы была. Но горькая болезнь унесла ее два года назад.
Месяц промаялся, думал – забудется. Ведь даже не спросил – замужем ли. А однажды не выдержал, хлопнул дверцей балкона, прикрыл квартиру и направился в гараж.
По сухому летнему асфальту гнал свой новый форд. Вот и село, аллея клёнов, улица и дом с черемухой. А она – на скамье.
А Михаил будто мимо проезжал.
– О! Старая знакомая!
– Да какая я ж старая, совсем ещё молодая...
Оказалось, внуков проводила, да вот беда – внучка новый костюм оставила. Убрали до отъезда подальше, да и забыли. А ей нужен он для лагеря. Но у них в селе почта закрылась. Надо в ближайший поселок ехать, а путь не близкий.
– Так карета подана, мадам, – сделал фигурный жест Михаил на свою машину.
– Ой, что Вы. Неловко. Вы ж ехали куда-то.
Но ухватилась – на почту съездили, пригласила на чай, говорили о жизни... А вскоре приехал опять – с инструментом, калитку огородную починил.
Жить вместе, в горе и радости, встречать детей и внуков – это всё, что ему нужно было. С детьми посоветовался, квартиру продал и деньги все вложил в ремонт дома.
– Пап, прогонит, к нам придёшь, – шутил сын.
– Вера? Ну, что ты... Разве Вера прогонит? – таял в мыслях о любимой Михаил.
Мечты сбылись. Дом, жена... И дети с внуками бывают. И Аня со своими, и Вадим, хоть и солидный стал дядька, при высокой должности. Вот только с Вериными не шибко заладилось. Бывали они редко, набегами, на праздники вообще было не дозваться. И почему так?
И все равно вспоминалось самое лучшее. Они сидели на скамье, а перед глазами проплывали картины прошлого.
И тогда цвела черемуха, и теперь, когда уж состарились вместе, когда навалились откуда-то лавиной болезни, черемуха неизменно опять зацветёт. Обязательно и в этот раз зацветёт.
– Хорошо как, да, Миш?
– Хорошо ...
***
Наталья и Лёня приехали неожиданно, но Вера и Михаил были рады – не частые гости. Как хорошо, что случайно наполнили холодильник.
Михаил суетился, был он нынче пошустрее жены, накрывал стол. И за день до вечера так устал, что спать ушел в восьмом часу.
– Мам, пошли-ка во двор, погуляем.
– Да комары съедят... Вечер уж.
– А мы брызгалку возьмём. Пошли, мам.
Вера посмотрела на дочь с удивлением, но поняла – разговор предстоит не очень приятный. К сердцу сквозь артерии чувств подкралась злостная заноза, застыла в ожидании.
Она вышла под руку с Лёней.
– Чего, Лень, случилось что ль чего?
– Да нет, так, поговорить надо..., – Лёнька отводил глаза.
Они сели на открытой веранде. И Вера не почувствовала ни одного комара, потому что разговор этот для нее был страшным.
– Мам, только ты нам можешь помочь...
Наталья рассказывала о тяжёлом диагнозе Лизы, обстоятельно со знанием мелочей. О том, что нужны огромные деньги, а потом требовала от Лёньки, чтоб и он рассказал. И он рассказал свою историю – мини кредиты и макси долги. Но как-то вяло рассказал.
Наталья добавила:
– Мам, его ведь и убить могут, если не отдаст. Понимаешь...
Язык Веры отказывался отвечать, она лишь кивала.
– Так что же? Что же делать-то? Как быть? – прошептала, держась за сердце, – Ведь нет у нас...
– Мам, – Наталья присела перед ней на корточки, – Ради Бога, не волнуйся так. Тебе же нельзя волноваться. Помнишь, врач говорил, что жить тебе надо тихо, без волнений и обязательно под присмотром близких, помнишь?
– Так как же не волноваться -то, коль...
– Мам, есть выход. Надо дом продать, а тебе ко мне поехать. Ведь медицина в Иваново несравнима с вашей тут. Пойми, там областная клиника, туда порой со всей страны едут.
– Дом? Как же его продать-то?
– Очень просто. Ты же его хозяйка.
– Так ведь не одна я, с Мишей.
– А ты не за него переживай, а за себя. У него Вадим крутой, денежки водятся. Заберут они отца, устроят. Ему ведь тоже уж не пятьдесят. Пора и о старости подумать. Мам... Лизе нужна помощь. Твоя помощь. И Лёне... Ты слышишь?
Леонид стоял, прислонившись к стене, смотрел на встревоженную мать.
Она подняла глаза на него, и он тут же опустил их.
– Конечно... Конечно... Надо продать дом. Я согласна, Наташенька. Нужно Лизу спасать... И Лёню...
***
А утром, когда из рук Веры начали выпадать вещи, когда Михаил начал трогать ей лоб, она расплакалась и рассказала ему, что будет продавать дом.
– Лизонька.... Лизонька наша..., – горько плакала она.
– Мам, не плачь, – уговаривала Наталья, – Тебе нельзя волноваться, – а потом обратилась к Михаилу, – Да, Михаил Иванович, мама продает дом, и я забираю ее к себе. Уж простите, но такие у нас обстоятельства... У нас уже и покупатели есть. Скоро сделка...
– Сделка?
Михаил подошёл к Вере, растерянно погладил ее по голове и, чуть покачиваясь, направился в спальню.
А через минуту вызывали ему скорую – сердце. Звонили Анне и Вадиму, всполошили всех.
***
– Ничего не случилось, чего ты расхныкался, как мальчик, – Леонид держал трубку ухом.
Звонил в рабочем перерыве. Сердце его ныло от совершенной лжи. Да ещё и жена, когда рассказал ей он об этой идее сестры, подливала масла в огонь.
– Не заберёт она мать. Ты ж знаешь свою сестричку. Сдаст ее сам знаешь куда, а ты по доброте душевной заберёшь. И вообще, Лёнь, как ты повёлся на это? Мы ж уже все решили... Возьмём и выплатим мы эту ипотеку. Сами ... Зачем вы стариков трогаете? Как вот сейчас она там одна?
И всё больше казалось Леониду, что жена права. Прошло несколько дней с того разговора с матерью, а он никак не находил себе места.
– Наташ, не дело мы затеяли.
– Ну, потерпи ещё чуток. Скоро все уж разрешится, приезжают покупатели, едем дом смотреть... Лёнь, ты вообще ничего не делаешь, всё я... Я тут, между прочим, кручусь, как белка в колесе. Время трачу. И деньги ... А ты вместо помощи ноешь только.
– Мне мать жалко.
– Значит ты считаешь, что со мной ей будет хуже, чем с этим стариком? Ты ж видел его. Ему самому уход нужен, а уж теперь после приступа.... Кто за ними смотреть будет? – она нервничала и уже кричала.
– Да не ори ты! Кто в этом приступе виноват? А? Может скажешь? Дура ты! Дурой и останешься! – Лёнька бросил трубку. Говорить с сестрой не было сил.
Но трубка зазвенела опять.
Вадим...
– Леонид?
– Да, здравствуй, Вадим.
– Здравствуй. Я у наших сейчас был, у мамы твоей. Отцу получше. Вот только успокоились. А я по делам сюда приехал. Рассказал ей всё, а то волнуется, поговорили, – он был за рулём, слышался гул мотора, – Вы почему о проблемах нам не рассказали? Решили бы...
– Так ведь наши это проблемы, – Леонид растерялся, не знал, что и отвечать.
– Ну, мы ж не чужие. Послушай, Лень. Отец велел свой форд продать. Хорошие деньги за него дают. Вот забрали мы с будущим хозяином. Он вон сзади... Сколько тебе надо, чтоб долги погасить? Не нужно дом продавать, найдем деньги. Сколько только, скажи...
– Что? – Леонид все услышал, спросил, чтоб потянуть время. Он не знал – что отвечать.
– Говорю, форд продает отец, – Вадим говорил громче, – Он давно уж собирался, тяжело ему ездить стало – зрение. И мы с Аней скинулись. Деньги на операцию внучке тети Веры переведем, только скажите в какую клинику. Сколько надо, столько и переведем. И лекарства какие нужно найдем. У меня же Жанна – формацевт. Ты скажи, сколько тебе денег надо? – почти кричал сквозь шум мотора Вадим.
А Леонид нажал на отбой, судорожно выключил телефон, прижался головой к холодной гаражной стене и закрыл глаза...
Господи! Что они натворили! Сейчас Вадим начнет звонить Наталье... И Лёнька живо представил, как та будет выкручиваться. И у нее несомненно это получится.
Прошла ещё минута, и он лихорадочно начал включать телефон. Набрал сестру – занято. Вероятно, разговаривает с Вадимом. Он вскочил, ходил по гаражу от стены к стене, пинал со злостью шины. А потом набрал номер жены, рассказал ей о звонке.
– Ничего не бери, не надо брать, Лёнь...
– Не надо? – кричал он, – Не надо? А почему? У них полно этих денег, понимаешь? Им легко отдать, подарить. Сколько, говорит, тебе надо? Вот сколько скажу, столько и даст...
– А если потом спросит?
– Да не спросит он..., – Лёнька разнервничался. Он всегда был слабохарактерным, нерешительным.
Он вздрогнул, когда в его руках зазвонил телефон.
Наталья...
– Лень, представляешь, сейчас Вадим звонил. Они форд продали отцов, и ещё залог взяли – квартиру продают. Там Анне какая-то квартира досталось по наследству, так вот ее. Они денег предлагают. Но хитрые сволочи – реквизиты клиники просят. Я отказалась. Не чисто тут что-то... Мутят! Но нас голыми руками не возьмёшь. Слушай, он и тебе позвонит, не бери деньги. Понял. У меня уж покупатели в пути. Давай... Я сейчас матери позвоню. Завтра едем дом смотреть, – и она, не дав сказать брату ни слова, отключилась.
А Леонид как-то быстро, на автомате, набрал номер матери. Она долго не брала трубку, он вышел из гаража. Только что прошел дождь, от земли шел влажный запах, солнце пригрело плечи, и когда он услышал голос матери, ему вдруг стало так спокойно и тепло.
– Мам, ты как?
– Ленечка, сынок, ты?
– Я, мам, я. Как ты там одна-то?
– Ленечка, вся издумалась о вас. О тебе, о Лизе, о Мише... Как твои дела?
– Мам, а у меня все хорошо. И дом продавать не надо. Все кредиты мне списали по закону. Да... Это аферисты были, полиция разобралась, я отдал совсем немного, слышишь, мам? Отдал, сколько брал. И нет у меня никаких долгов. Так что за меня можешь больше вообще не волноваться.
– Это правда? – прошептала мать.
– Правда, ма, конечно, правда. Разве буду тебе врать? Хочешь, Иришке позвони, она подтвердит, что все у нас в порядке. Мы даже ипотеку будем брать. Выплатим...
– Мы поможем, Ленечка, поможем... Господи, слава тебе..., – и Лёнька представил, как мама крестится, – Вот Лизочке поможем, и тебе...
– Мам, и с Лизой все хорошо. Ошиблись они. Не нужна ей никакая операция. Врачебная ошибка это. Чуть полечат уколами и всё.
– Ох, ох...
– Мама, мам! Ты в порядке? Мам...
– В порядке, сынок, – мать говорила спокойно, размеренно..., – Я в порядке. Лизе-то позвоню... Господи...
И начались у Леонида телефоонные перегонки. Он скорей набрал племянницу:
– Лиза, привет. Ты поправилась! Поняла? Я бабке сказал, что ты выздоровела. И если начнёшь ее пугать, я тебя жениху твоему с потрохами сдам! – Леонид размахивал рукой.
– Да ладно, дядь Лёнь. Я-то тут причем? Это мать... Просто деньги нужны были.
– Деньги всегда нужны, – успокаивался Леня, – Я у мамы с дядь Мишей попрошу. Может и помогут тебе. Они машину продали. Бывай, племяшка...
Он думал набрать сестру, но говорить с ней не хотелось, и он набрал телефон дяди Миши.
– Здорово, дядь Миш.
– Леонид? Ну, здравствуй.
– Дядь Миш, как себя чувствуешь?
– Получше...
– Вы с матерью простите нас, дураков. Никакой продажи дома не будет, все уладилось. И деньги за форд тоже не нужны. Себе оставляйте.
– Как это уладилось?
– Так. Ерунда все это, дядь Миш. Обман. Только ты матери не передавай мои слова – ей я сказал, что все у нас уладилось.
– Чего-о? Обман? – Михаил помолчал, – Кажется... Кажется, понял я.
– Вот и хорошо. Хорошо, что понял. Теперь бы, чтоб простил... , – Лёнька помолчал, молчал и Михаил, – Дядь Миш, мать тебя дома ждёт. В вашем с ней общем доме. Живите с ней ещё долго. Договорились?
– Договорились, Лень. Ты только в гости чаще заезжай... Вера ждёт вас всегда. И я...
Сестре он начал писать сообщение. Стирал, писал опять, а потом опять стирал. Спрашивал себя – почему он так ее боится? Не находил ответа.
Он набрал ее номер. Ответила очень спокойно, как будто даже сонно...
– Наташ, я всем все рассказал... Но мать не знает про обман, просто...
– Я знаю. Мне Лиза звонила, – сестра всхлипнула.
– Знаешь? Хорошо..., – Леонид не знал, что добавить, – Покупателей своих разворачивай. Я завтра к матери поеду. Наташ, на квартиру пусть Лиза у бабушки попросит. Продают же форд, он и раньше собирался – зрение...
– Да иди ты... Без тебя разберемся! Дурак ты, Лёня! Своими руками такие деньги упустил, – Наталья отключилась.
Леонид держал телефон у уха и улыбался. Завтра возьмёт Иришку, детей и рванут они к матери. А там уж и Михаила вскоре выпишут, всё не одна...
***
Они сидели на скамейке под цветущей черемухой: мать, Леонид и Ира. Шли майские праздники. Стол накрыт, ждали из больницы Михаила.
И вот, наконец, подъехала машина, оттуда вышли Вадим с женой и дядя Миша.
Мать стряхнула слезу, приобняла его за плечи.
– Да чего ты? Ну-ну... Дома я. Вон, давай посидим.
Они сели под цветущие ветви.
– А мы в дом пошли. В дом... Пусть вдвоем побудут, – шепнула Ирина.
И остались на скамье вдвоем – Вера и Михаил.
– Как доехал-то, Миш?
– Прекрасно ... Ты-то как? Наталья звонила?
– Звонила. Выздоровела Лизонька наша совсем. Приедут скоро.
– Вот и ладненько. Вот и наладится всё. А черемуха-то, смотри ... Красота-а: запах и цвету столько!
– Хорошо как, да, Миш?
– Хорошо-о ...
***
🌿💮🌿💮🌿💮
Пишу для вас ...