За окном догорал октябрьский вечер. Татьяна сидела на кухне, привычно проверяя семейный бюджет — работа бухгалтером научила её всегда держать руку на пульсе финансов. Уютно пахло свежезаваренным чаем с бергамотом, любимые домашние тапочки грели ноги, а в гостиной негромко работал телевизор — обычный вечер в их с Олегом квартире.
Взгляд скользил по строчкам в онлайн-банке. Вот коммунальные платежи, вот покупки в супермаркете, вот... Татьяна моргнула и подалась ближе к экрану ноутбука. Сердце пропустило удар, а потом заколотилось как бешеное. Пятьсот тысяч рублей. Списание, которого она не помнила. Которого не должно было быть.
— Этого не может быть, — прошептала она, судорожно открывая историю операций. — Не может...
Пальцы дрожали, когда она проверяла дату транзакции, получателя, детали платежа. Всё было как в тумане. Полмиллиона — деньги, которые они с Олегом откладывали последние три года. На новую машину, на ремонт, на чёрный день...
Чашка с недопитым чаем застыла на полпути ко рту. В висках стучало. Из гостиной доносился приглушённый смех из какого-то ситкома, и этот беззаботный звук сейчас казался просто издевательством.
— Олег! — позвала она, и собственный голос показался ей чужим. — Олег, иди сюда!
Муж появился в дверном проёме — расслабленный, в домашней футболке и штанах. Двадцать лет вместе, и она знала каждую чёрточку его лица, каждый жест. Именно поэтому сейчас, глядя на него, она почувствовала, как внутри всё холодеет — что-то в его взгляде было не так.
— Что случилось? — спросил он, прислонившись к косяку. Слишком небрежно. Слишком... виновато?
— Где деньги? — Татьяна развернула к нему ноутбук. — Объясни мне, почему со счёта исчезли пятьсот тысяч?
Олег моргнул, и это мгновенное движение век выдало его с головой. Он знал. Всё это время знал.
— А, это... — он махнул рукой, словно речь шла о мелочи. — Не переживай, всё под контролем.
Татьяна почувствовала, как немеют кончики пальцев. Под контролем? В голове зашумело, словно где-то рядом включили старый телевизор с помехами.
— Под контролем? — её голос стал ниже, опаснее. — Олег, ты в своём уме? Это не пара тысяч на пиццу! Это все наши сбережения! Что значит "под контролем"?!
Она заметила, как дрогнул уголок его рта, как плечи чуть опустились — знакомые признаки того, что муж что-то недоговаривает. За двадцать лет брака она выучила все его привычки, все маленькие предательские жесты.
— Послушай... — начал он, но Татьяна уже встала из-за стола.
— Нет, это ты послушай. Куда ушли деньги? Ты что-то купил? Одолжил кому-то? — Каждый вопрос был как удар. — Почему ты не спросил меня? Почему я узнаю об этом случайно?
Олег переступил с ноги на ногу, избегая её взгляда. По спине Татьяны пробежал холодок — она уже знала, что ответ ей не понравится. Совсем не понравится.
Они переместились в гостиную — здесь было больше воздуха, больше пространства. Татьяна чувствовала, что ей это необходимо: на кухне она начинала задыхаться от накатывающей тревоги. Телевизор всё ещё работал, но теперь его звук казался издевательским фоном для разворачивающейся семейной драмы.
Олег стоял у окна, его силуэт чётко вырисовывался на фоне вечернего неба. Знакомый до последней чёрточки — и вдруг такой чужой. Он нервно потирал переносицу — жест, который появлялся у него только в моменты сильного стресса. Татьяна помнила, как он так же стоял, когда им сообщили о болезни его матери, когда их сын попал в аварию...
— Виктор... — наконец произнёс Олег и осёкся, словно имя застряло у него в горле.
Татьяна почувствовала, как внутри всё заледенело. Виктор. Конечно же, Виктор. Кто же ещё? Этот человек появлялся в их жизни как чёрная кошка — всегда к несчастью, всегда с проблемами.
— Что с Виктором? — её голос прозвучал неестественно ровно, как струна перед тем, как порваться.
— Ему нужны были деньги. Срочно. Он... он обещал вернуть через месяц, — Олег говорил быстро, словно торопился выплеснуть всё разом. — У него были проблемы, серьёзные проблемы. Я не мог отказать, понимаешь? Мы же с ним...
— Друзья? — Татьяна почти выплюнула это слово. — Как давно это случилось?
Олег замялся, и это промедление сказало ей больше, чем любые слова.
— Три месяца назад.
Три месяца. Девяносто дней он молчал. Девяносто дней делал вид, что всё в порядке. Завтракал с ней, обсуждал планы на отпуск, говорил о будущем ремонте... И всё это время знал, что их сбережения уже не существуют.
— Где он сейчас? — спросила она, хотя уже знала ответ.
— Я... я не знаю. Его телефон выключен. На работе говорят, что он уволился. В квартире никто не отвечает.
Татьяна закрыла глаза. В голове всплыли образы: вот они с Олегом планируют купить новую машину, вот обсуждают, какую плитку выбрать для ванной, вот мечтают о поездке к морю... Все эти планы, все эти мечты — всё рухнуло из-за одного решения. Из-за предательства человека, которому она доверяла больше всех на свете.
— Ты хоть понимаешь, что натворил? — её голос дрожал. — Ты понимаешь, что это были не просто деньги? Это была наша безопасность, наше будущее!
— Я всё исправлю, — пробормотал Олег. — Я найду способ...
— Как? — она резко встала с дивана. — Как ты это исправишь? Побежишь занимать у других друзей? Или может, возьмёшь кредит? Чтобы что? Чтобы однажды я снова случайно узнала о новой финансовой яме?
Олег молчал, и это молчание было красноречивее любых оправданий. В комнате повисла тяжёлая тишина, нарушаемая только тиканьем старых часов на стене — тех самых, что они купили, когда только поженились. Двадцать лет эти часы отсчитывали их совместную жизнь. А теперь, казалось, отсчитывали последние минуты их доверия друг к другу.
Спать в эту ночь Татьяна не могла. Села на край кровати, включила ночник. В голове крутились цифры, даты платежей по кредиту, остатки на карточках. От этой математики к горлу подступала тошнота.
— Ну и что мне с тобой делать? — спросила она вошедшего в спальню Олега.
Он замер у двери, переминаясь с ноги на ногу, как нашкодивший пацан. Только не пацан уже — мужик под пятьдесят, с залысинами и наметившимся животиком. Муж. Родной до каждой морщинки человек. Был родным.
— Танюш, я всё верну...
— Как? — она даже не повысила голос. Сил кричать уже не было. — Опять у кого-то занимать будешь? Или может кредит возьмёшь? Чтоб что — опять в долги влезть?
— Я найду способ.
— Ты уже нашёл. Отдал все деньги своему дружку. А я как дура планы строила — машину новую купить, ремонт сделать...
Она замолчала, закусив губу. Перед глазами снова встала та плитка для ванной, которую она присмотрела в магазине. Каталог до сих пор лежал в тумбочке.
— Ты хоть понимаешь, что ты сделал? — она посмотрела ему в глаза. — Не деньги — чёрт с ними. Ты моё доверие убил. Я теперь каждый раз буду думать — а что ты ещё от меня скрываешь?
Олег дёрнулся, словно от пощёчины:
— Я же не специально...
— А как? Случайно полмиллиона отдал? Или руки сами по себе деньги перевели?
Она встала, подошла к окну. За стеклом мигали огни города, где-то вдалеке сигналила машина. Обычная ночь. Только жизнь уже не будет обычной.
— Значит так, — она повернулась к мужу. — Завтра я закрываю общий счёт.
— Что?..
— То. Раз ты не умеешь с деньгами обращаться — не будешь к ним доступа иметь. Всё, что касается денег — теперь через меня.
— Таня! — он шагнул к ней. — Ты не можешь...
— Могу, — отрезала она. — И сделаю. И вот что ещё... — она сделала паузу. — У тебя месяц.
— На что?
— На то, чтобы начать возвращать деньги. Сам. Без новых долгов, без кредитов. Хочешь доказать, что ты мужик, а не тряпка — докажи делом.
Олег стоял, опустив плечи. В тусклом свете ночника он казался постаревшим лет на десять.
— А сейчас уйди, — устало сказала Татьяна. — Мне нужно побыть одной.
Она не смотрела, как он выходит. Легла, отвернувшись к стене, и выключила свет. В темноте было слышно, как хлопнула дверь.
Лежала и думала — вот так живёшь с человеком двадцать лет, думаешь, что знаешь его как себя. А потом в один момент понимаешь — не знаешь ничего. И от этого было больнее всего.
На стоянке пахло мокрым асфальтом. Олег стоял возле своего "Патриота", глядя на потёртый бок. Десять лет они были вместе — он и эта машина. Возил на ней Таню на дачу, сына учил водить... Сколько было всего — и поломок, и ремонтов, и долгих поездок.
— Значит, продаёте? — голос парня, приехавшего смотреть машину, вырвал его из воспоминаний.
— Да, — Олег провёл рукой по капоту. — Триста пятьдесят, как договаривались.
— Многовато она бензина ест...
— Зато проходимая. Я на ней знаешь где только не был? — Олег осёкся. Не время сейчас истории рассказывать. — Короче, будешь брать?
Парень покачался с пятки на носок, явно прикидывая что-то в уме:
— А за триста возьмёте?
— Нет, — Олег покачал головой. — Триста пятьдесят. Машина того стоит.
Деньги он пересчитывал дважды. Руки немного дрожали — то ли от холода, то ли от нервов. Триста пятьдесят тысяч. Почти всё, что он мог наскрести. Ещё пятьдесят взял в долг у сестры — первый раз в жизни у неё просил.
Домой шёл пешком. Автобус бы сэкономил время, но сейчас хотелось пройтись, подумать. Как он докатился до этого? Когда успел стать человеком, которому жена не может доверять?
Вспомнил, как Витька пришёл тогда — глаза красные, руки трясутся. "Помоги, друг, последняя надежда на тебя". И он повёлся. Как пацан повёлся на жалостливую историю. А теперь ни Витьки, ни денег. Только дыра в семейном бюджете и трещина в отношениях с женой.
Таня сидела на кухне — там же, где месяц назад обнаружила пропажу денег. Перед ней лежали какие-то бумаги, счета. Она подняла глаза, когда он вошёл:
— Что-то случилось?
Олег молча положил на стол конверт. Толстый, плотный.
— Что это? — она не торопилась брать конверт.
— Четыреста тысяч, — он сел напротив. — Машину продал. И у Ленки занял немного.
Таня медленно взяла конверт. Заглянула внутрь, пересчитала деньги. Её лицо оставалось непроницаемым.
— Остальное верну, — добавил он тихо. — Может не сразу, но верну.
Она подняла на него глаза:
— Как теперь на работу будешь добираться?
— На автобусе. Или пешком — полезно для здоровья, — попытался пошутить он. Не вышло.
Таня аккуратно сложила деньги обратно в конверт.
— Знаешь, что самое страшное? — спросила она вдруг. — Что я даже не рада этим деньгам. Потому что... — она запнулась, подбирая слова. — Потому что доверие так просто не вернёшь. Его не купишь ни за какие тысячи.
Олег кивнул. Он понимал. Правда понимал.
— Я знаю, — сказал он тихо. — Но я постараюсь. Дай только время.
За окном начинался дождь. Капли барабанили по стеклу — как тогда, месяц назад. Только теперь всё было по-другому. И он сам был другим.
Таня встала, подошла к плите:
— Будешь чай?
— Буду.
Это не было прощением. Даже близко не было. Но это был маленький шаг — крошечный шажок к тому, чтобы однажды всё стало как прежде. Или нет, не как прежде — по-другому. Может быть, даже лучше. Только для этого придётся очень постараться.