Марина проснулась раньше будильника. За тридцать лет совместной жизни это утро всегда было особенным — она открывала глаза с предвкушением праздника, как ребёнок в день рождения. Тихонько повернулась на бок, разглядывая спящего мужа. Морщинки в уголках глаз, седина на висках — как незаметно время меняет нас обоих. Но для неё Олег всё такой же, как в день их первой встречи.
Она помнила каждую годовщину. Вот в прошлом году — неожиданная поездка в Сочи, просто потому что она как-то обмолвилась, что скучает по морю. Два года назад — серебряный браслет с гравировкой, который она носит не снимая. А раньше... Раньше были свечи, музыка, танцы на кухне под старые пластинки.
Звонок будильника разрушил утреннюю тишину. Олег заворочался, потянулся и, как обычно, первым делом потянулся к телефону. Марина украдкой наблюдала за ним, ожидая хотя бы намёка на то, что он помнит про сегодняшний день.
— Кофе будешь? — буднично спросил он, поднимаясь с постели.
Что-то кольнуло в груди, но она заставила себя улыбнуться:
— Да, спасибо.
Пока Олег возился с кофемашиной, Марина достала из шкафа открытку, которую приготовила заранее. Положила на обеденный стол, там, где он обычно просматривает утренние новости. Села напротив, делая вид, что занята телефоном, а сама не сводила глаз с мужа.
Олег поставил перед ней чашку, сел за стол, пролистывая ленту новостей. Открытка лежала прямо перед ним, но он словно не замечал её. Или не хотел замечать?
— Что у тебя сегодня по работе? — спросила она, стараясь, чтобы голос звучал как обычно.
— А, совещание в десять, потом встреча с подрядчиками... — он глянул на часы. — Чёрт, уже опаздываю.
Наспех допил кофе, чмокнул её в щёку — привычный утренний ритуал — и через пять минут входная дверь хлопнула за его спиной.
Марина ещё долго сидела за столом, рассеянно водя пальцем по ободку остывшей чашки. Тридцать лет. Казалось бы, должно было притупиться, стать привычным. Но почему-то не стало. Внутри не было злости или обиды — только усталая пустота и вопрос: когда их любовь превратилась в комфортную привычку? Когда особенные дни стали обычными? И главное — заметил ли он сам эти перемены?
Она взяла открытку, повертела в руках. Может, он просто делает вид, что забыл? Готовит сюрприз? В конце концов, день только начался...
Телефон тихо звякнул — сообщение от дочери: "Мамочка, поздравляю вас! Как папа, что подарил?"
Марина медленно набрала ответ: "Спасибо, родная. Всё хорошо". И добавила улыбающийся смайлик — чтобы не волновалась.
Потом встала, спрятала открытку обратно в шкаф и начала собираться на работу. День как день. Ничего особенного.
Олег проснулся в приподнятом настроении. Сквозь шторы пробивалось весеннее солнце, и он улыбнулся, предвкушая этот день. Каждый год Марина превращала его день рождения в особенный праздник — с самого утра квартира наполнялась ароматом свежей выпечки, любимых блинчиков с творогом или пышного омлета с грибами.
Но сегодня что-то было не так. Никаких завлекающих запахов с кухни, никакого особенного завтрака. Только привычное шипение кофемашины и шорох газеты — Марина сидела за столом, неспешно просматривая новости на планшете.
— Доброе утро, — он поцеловал её в макушку, выжидающе замерев рядом.
— Доброе, — она даже не подняла глаз. — Будешь яичницу? Хлеб вчерашний, но я могу поджарить.
Олег замер, не веря своим ушам. Обычная яичница? В его день рождения?
— Ты... не забыла, какой сегодня день? — осторожно спросил он, присаживаясь напротив.
Марина подняла на него спокойный взгляд:
— Нет, конечно. Вторник.
И снова уткнулась в планшет.
На работе его встретили поздравлениями. Секретарша Леночка украсила стол шариками, коллеги собрали деньги на подарочный сертификат в магазин техники. В обед позвонила сестра, напела "Happy Birthday" в трубку своим забавным прокуренным голосом. Даже мама, которая обычно путалась в мессенджерах, прислала голосовое сообщение с поздравлениями.
Только от жены — ни слова.
К вечеру его охватила настоящая тревога. Может, случилось что-то серьёзное? Может, она заболела? Или обиделась на что-то? Он перебирал в памяти события последних дней, пытаясь найти причину такой холодности, но ничего не приходило в голову.
Дома его встретила всё та же картина — Марина что-то печатала на ноутбуке, на плите остывал обычный ужин, никакого праздничного торта, никаких подарков.
— Я... пойду поработаю, — пробормотал он и ушёл в свой кабинет.
Машинально выдвинул ящик стола, перебирая бумаги — привычка, выработанная годами, когда нужно было чем-то занять беспокойные руки. Пальцы наткнулись на сложенный вчетверо листок. Развернул — и сердце пропустило удар.
"Ты — моё счастье. Спасибо, что ты у меня есть". Почерк Марины, чуть выцветшие чернила. Записка прошлогодней давности, которую она положила ему в пиджак в день их годовщины.
Годовщины.
Его прошиб холодный пот. Тридцать лет вместе. Тридцать лет — и он впервые забыл эту дату. А она... она просто показала ему, каково это — когда самый близкий человек не помнит о твоём празднике.
Олег закрыл глаза и откинулся в кресле. Как он мог быть таким слепым? Таким... бесчувственным? Телефон тихо звякнул — пришло поздравление от старого университетского друга. Но ему уже было не до поздравлений.
Олег сидел в кабинете, тупо глядя в старую записку, и чувствовал, как внутри всё сжимается от стыда и вины. В коридоре хлопнула дверца шкафа — Марина всегда убирается, когда нервничает. Он прислушался к её шагам, таким знакомым... Тридцать лет вместе. Тридцать лет, чёрт возьми!
— Я скоро! — крикнул он, хватая куртку.
С полки упала стопка бумаг, он метнулся их поднимать и замер — фотография. Их первое путешествие, она смеётся, держит его за руку... Сунул снимок в карман.
В машине долго не мог вставить ключ зажигания — руки дрожали. В голове крутилось: "Как я мог? Как я мог?" Гудки машин в пробке казались насмешкой.
— Стоять! — он успел заскочить в ювелирный за минуту до закрытия. Продавщица недовольно подняла глаза от сумочки, которую уже собиралась защёлкнуть. — Мне нужно кольцо. Очень нужно.
— Молодой человек, мы закрываемся...
— Пожалуйста. Я... я забыл про нашу годовщину. Тридцать лет вместе, а я взял и забыл.
Она вздохнула, но ключи положила обратно:
— И что вы хотите?
— Сапфир. Она любит синий. Говорит, он как море в Крыму, где мы познакомились.
На улице моросил дождь. Олег стоял под козырьком цветочного, пытаясь поймать такси — машину пришлось оставить, во дворе уже не будет места.
— Лилии? В такое время? — флорист смотрела с сочувствием. — Может, розы? Или хризантемы?
— Нет, только лилии. Белые. Понимаете, это наши цветы. Я их дарил, когда делал предложение...
Домой он влетел весь мокрый, с растрёпанными волосами. В прихожей запнулся о тапки, чертыхнулся. Кухонное окно светилось жёлтым — его маяк, его дом.
Марина стояла у плиты в своём старом фартуке с подсолнухами. Помешивала суп — готовит, когда волнуется. Не повернулась на звук его шагов, только плечи напряглись.
— Мариш... — голос сорвался. — Помнишь, ты говорила, что я самый невнимательный человек на свете? Ты была права.
Она замерла с поварёшкой в руке. По кухне плыл запах куриного бульона — его любимого.
— Знаешь, что я понял сегодня? — он шагнул ближе, доставая коробочку. — Что я последняя скотина. Потому что ты всегда помнишь. Всегда ждёшь. А я...
Он положил на стол фотографию:
— Помнишь этот день? Ты тогда сказала, что никогда не видела такого синего моря.
Коробочка в его руках чуть подрагивала:
— Открой. Пожалуйста.
Она медленно вытерла руки о фартук. Взяла коробочку, и его обожгло узнаванием — точно так же, осторожно, она брала его ладонь, когда он валялся с температурой. Когда разбился на машине. Когда хоронили его отца...
Тишину разрезал свист закипевшего чайника.
В кольце играли отблески кухонной лампы. Марина провела пальцем по сапфиру, и Олег затаил дыхание — точно так же она касалась морской воды в их первую встречу.
— Знаешь, — её голос звучал глухо, — я ведь не собиралась готовить сегодня суп.
Он моргнул, не понимая.
— Думала, закажу пиццу и лягу спать. А потом... — она отвернулась к плите, помешала бульон. — Потом вспомнила, как ты любишь куриный суп. И подумала — может, ты тоже вспомнишь.
Чайник всё ещё свистел. Олег щёлкнул кнопкой, достал две чашки — синюю и зелёную, их свадебный подарок от мамы.
— Твой любимый чай ещё остался?
— В верхнем шкафчике. Там, где всегда.
Она знала его привычки. Помнила, что он любит. А он...
— Я не заслужил тебя, — пробормотал он, гремя жестяной банкой.
Марина хмыкнула:
— И что, только сейчас понял?
В её голосе мелькнула улыбка — едва заметная, как первое весеннее тепло. Она опустилась на стул, всё ещё держа кольцо:
— Тридцать лет, Олежка. Мы с тобой дольше вместе, чем были порознь.
— Прости меня.
— За что? За то, что стал таким предсказуемым? — она покачала головой. — Знаешь, что самое обидное? Что я всё равно люблю тебя. Даже когда ты такой... беспамятный.
Олег опустился рядом, взял её руки в свои. Они были тёплые от бульона, чуть шершавые — она опять забывала про крем.
— Я обещаю...
— Не надо, — перебила она. — Не обещай. Просто... помни.
Она надела кольцо — село идеально, будто всегда было её частью. Синий камень поймал отблеск лампы, напомнив им обоим крымское море их молодости.
— Суп остынет, — сказала она буднично, но глаза блестели.
Они сидели на кухне до поздней ночи. Пили чай, говорили — как давно не говорили. О первых свиданиях, о рождении дочки, о трудных временах и счастливых моментах. Вспоминали, смеялись, и Олег ловил себя на мысли: как он мог забыть, что настоящее счастье — вот оно, в этих тихих вечерах, в привычных жестах, в глазах напротив.
Уже перед сном Марина достала ту самую открытку:
— С годовщиной, любимый.
А он впервые за долгое время обнял её не мимоходом, а по-настоящему, крепко. И почувствовал — они начинают заново. Только теперь — мудрее, внимательнее друг к другу. Теперь — помня каждый день, что любовь живёт не в громких событиях, а в мелочах, которые так легко упустить. И так важно сберечь.