Я как сейчас помню тот день, когда мы с Андреем впервые приехали сюда. Деревенька тихая, воздух – хоть ложкой ешь, после городской духоты просто бальзам на душу. Дом – старенький, конечно, но крепкий, с добротной печкой и садом, заросшим яблонями и сливами.
Это была моя мечта, вырваться из каменных джунглей, иметь свой уголок на земле. Андрей тогда поддержал, хотя я чувствовала, что для него это скорее уступка мне, чем его собственное жгучее желание. Ну да ладно, главное, что согласился. Деньги на покупку – наследство от бабушки – были мои, так что и оформила я всё на себя, без лишних разговоров. Андрей, он парень покладистый, да и в юридические тонкости никогда особо не вникал.
Первые годы на даче были – как сказка. Мы с упоением копались в грядках, обустраивали дом, жарили шашлыки с друзьями. Дача стала моим отдушиной, местом, где я могла забыть о городской суете и почувствовать себя по-настоящему счастливой. Свекровь, Галина Петровна, тоже приезжала, поначалу нечасто, так, на шашлыки. Потом стала заезжать чаще, "помочь" с огородом. Я не возражала, ну и пусть, лишь бы ей было приятно. Отношения у нас всегда были… ровные. Не сказать, чтобы подруги, но и явной вражды не было. Я старалась быть вежливой, Андрею было важно, чтобы между нами был мир.
И вот, приезжаю я в эти выходные на дачу – первая вылазка в этом сезоне. Ключ поворачиваю – дверь открыта. Странно. Может, Андрей приехал раньше? Захожу – и столбенею. В доме – не мой порядок. Нет, не то чтобы бардак, скорее… чужой порядок. Шторы на окнах другие, покрывало на диване не моё, на столе ваза с какими-то искусственными цветами, которых я на дух не переношу. И запах… запах чужих духов, резкий и неприятный.
Из кухни выходит свекровь, собственной персоной, в моём любимом стареньком халате в цветочек. Тот халат я на даче носила, удобный, мягкий. Надо же, и до него добралась.
– Ой, Оленька, это ты! А я уж думала, Андрей приехал. Проходи, проходи, располагайся! – щебечет она, как ни в чём не бывало.
– Галина Петровна, а вы… что вы здесь делаете? – у меня даже голос дрожит от неожиданности.
– Как что делаю? Дачу прибираю, к сезону готовлю! Ты же вечно в городе, замоталась, а тут, знаешь ли, всё запустение было. Вот я и решила помочь, порядок навести.
– Порядок? Это вы называете порядком? Кто вас вообще сюда пустил? И почему вы мои вещи трогаете?
– Ой, ну что ты, право слово! Как чужая, честное слово. Да это же не твоя дача, а семейная! Мы же семья, правильно? Что моё – то и твоё, и наоборот. Ну и что, что я тут немного прибралась, шторки постирала, цветочки поставила? Разве не лучше стало?
– Лучше?! Галина Петровна, это мой дом! Мой! Я его покупала на свои деньги, оформляла на себя! Какое вы имеете право здесь хозяйничать без моего ведома?
Свекровь смотрит на меня как на умалишённую.
– Да ты что, Оленька, совсем обиделась? Ну перестань, ей-богу, как маленькая. Семейная дача должна быть для всех! Вот я уже и родственников пригласила на майские, шашлыки пожарим, воздухом подышим. Все вместе, семьёй.
У меня от её слов челюсть отвисает.
– Родственников?! На мою дачу?! Без моего разрешения?! Галина Петровна, вы в своём уме?
– Ну что ты так кричишь? Я же для семьи стараюсь! Чтобы всем хорошо было! А ты… эгоистка ты, Оленька, вот что я тебе скажу. Думаешь только о себе!
Эгоистка?! Это я-то?! Да я последние пятнадцать лет только и делала, что подстраивалась под "семью", угождала ей, старалась всем угодить! И вот, теперь меня моей же дачи лишают, записав её в "семейное" имущество, которое свекровь вольна раздаривать направо и налево!
– Галина Петровна, послушайте меня внимательно, – говорю я, стараясь сохранять спокойствие, хотя внутри всё кипит. – Эта дача – моя собственность. Я не собираюсь ни с кем её делить. И уж тем более не собираюсь пускать сюда толпу ваших родственников без моего согласия. Прошу вас, соберите свои вещи и покиньте мой дом.
– Да как ты смеешь со мной так разговаривать?! – взрывается свекровь. – Я тебе добра желаю, а ты… неблагодарная! Андрей! Андрюшенька! Иди сюда, посмотри, что твоя жена вытворяет!
Андрей появляется на пороге кухни, виновато опустив глаза. Видно, слышал наш разговор, но не решался вмешаться. Трус.
– Мам, ну что ты опять начинаешь? – бурчит он недовольно. – Что у вас тут происходит?
– А вот посмотри, твоя жена меня из дому выгоняет! Забыла, наверное, кто я для неё! Забыла, что такое семья!
– Андрей, скажи ей, – обращаюсь я к мужу, смотря ему прямо в глаза. – Скажи ей, что эта дача – моя. Что я имею право решать, кто здесь будет, а кто нет. Скажи ей, что ты на моей стороне.
Андрей молчит, переводит взгляд с меня на мать и обратно. Мне становится дурно. Неужели он опять выберет её сторону? Опять промолчит, лишь бы не поссориться с мамой?
– Андрей! – повышаю я голос. – Я жду ответа!
– Ну, мам, – мямлит он, глядя куда-то в пол. – Ну, дача… она, конечно, Олина… но… ну… мы же семья… надо как-то… договариваться…
– Договариваться?! – не выдерживаю я. – Андрей, ты вообще слышишь, что говоришь? Твоя мать захватила мою собственность, распоряжается ею как своей, а ты говоришь "договариваться"? С кем договариваться? С человеком, который не уважает меня и мои границы?
– Оленька, ну не горячись, – пытается урезонить меня Андрей. – Мама просто хотела как лучше… Она же тоже часть нашей семьи…
– Часть семьи? Да она нашу семью сейчас и рушит! – кричу я. – Андрей, ты вообще понимаешь, что происходит? Твоя мать считает, что имеет право на всё, что принадлежит тебе и мне! Она не видит разницы между "семейным" и "личным"! И ты её поддерживаешь?!
– Ну что ты так… – бормочет Андрей. – Мама же пожилой человек, надо к ней снисходительнее…
– Снисходительнее?! Андрей, мне не нужно снисхождения! Мне нужно уважение! Уважение к моим правам, к моему мнению, к моему личному пространству! Ты меня слышишь?!
– Слышу, слышу, – оправдывается Андрей, отступая назад. – Только не надо так кричать…
– А как мне еще говорить, если до тебя не доходит по-хорошему?! – я готова разрыдаться от бессилия и обиды. – Андрей, выбирай! Либо ты сейчас встанешь на мою сторону и скажешь своей матери, чтобы она убиралась из моего дома, либо… либо я уезжаю отсюда одна. И, может быть, навсегда.
Андрей смотрит на меня с ужасом. Видно, не ожидал от меня такой решимости. Мать тоже замирает, следя за нами, как кобра, готовая к прыжку. В воздухе повисает напряжённое молчание.
Вдруг звонит телефон свекрови. Она хватает трубку и отходит в сторону, что-то тихонько говорит, потом возвращается к нам с победоносным видом.
– Ну что, Андрюшенька, – обращается она к сыну. – Вот и славно, всё улаживается. Я тут с дочкой поговорила… Она меня к себе приглашает, погостить. Так что я, пожалуй, собираюсь.
Я стою, не веря своим ушам. Так просто? Вот так вот, взяла и сдалась?
– Да, мам, – растерянно говорит Андрей. – Ну, раз дочка зовёт… может, и правда… тебе лучше…
– Конечно, лучше! – перебивает его свекровь. – Зачем нам тут с Оленькой ругаться? Я поеду к дочке, там тишина и покой. А вы тут… живите как хотите. Только потом не жалуйтесь, когда дача совсем зарастёт и развалится. Я вам тут порядок хотела навести, добро сделать, а вы… не цените ничего. Ну да ладно, Бог вам судья.
И свекровь, гордо вскинув голову, начинает собирать свои вещи. Я смотрю на неё, не понимая, что происходит. Почему она так легко отступила? Неужели всё дело в звонке дочери?
– Мам, а что с квартирой? – робко спрашивает Андрей, когда свекровь выходит из дома с чемоданом. – Ты же говорила, что продала её…
Свекровь останавливается и оборачивается к нам. В её глазах – обида и… какая-то растерянность, что ли?
– Да, продала, – тихо говорит она. – Думала… что смогу на даче жить. Зимой в городе, летом здесь. Чтобы вам не мешать, своим домом обзавестись хотела… А вы… не захотели. Ну и ладно. Перебьюсь как-нибудь. У дочери поживу.
Тут до меня, наконец, доходит. Свекровь продала свою квартиру! И хотела… хотела поселиться на моей даче! Вот почему она так рьяно "наводила порядок", вот почему так легко позвала родственников… Она планировала сделать мою дачу своим домом! И ей было абсолютно плевать на моё мнение, на мои чувства, на мои права!
– Галина Петровна, – говорю я, уже спокойнее, но твёрдо. – Я понимаю, что у вас сложная ситуация. Но моя дача – не выход. Это мой дом, и я не готова его отдавать. Я могу вам помочь найти другое жильё, снять квартиру, например. Но жить здесь вы не будете.
Свекровь смотрит на меня с презрением.
– Ну конечно, – шипит она. – Великодушие какое! Снять мне квартиру! Мне, пенсионерке, которая всю жизнь на вас работала! Да я лучше на паперти буду стоять, чем у вас милостыню просить! Знайте, Оленька, вы ещё пожалеете о своём эгоизме! Жизнь – бумеранг, всё возвращается!
И, не сказав больше ни слова, свекровь уходит, хлопнув калиткой так, что стёкла в доме зазвенели. Андрей стоит рядом, растерянный и виноватый.
– Оль, может, зря мы так с мамой? – бормочет он. – Ну, продала она квартиру… куда ей теперь деваться?
– Андрей, не начинай, – устало говорю я. – Неужели ты до сих пор ничего не понял? Дело не в квартире. Дело в границах. В уважении. Твоя мать пыталась захватить мою жизнь, мою собственность. И если бы я сейчас уступила, это бы не закончилось никогда. Она бы и дальше считала, что имеет право распоряжаться всем, что "семейное". А я больше не хочу этого терпеть. Понял?
Андрей молчит, потом вздыхает и обнимает меня.
– Понял, – тихо говорит он. – Ты права. Прости меня, что я сразу тебя не поддержал. Я просто… не привык спорить с мамой.
– Привыкай, – говорю я, прижимаясь к нему. – Теперь у нас с тобой своя семья. И мы должны защищать её от любого вторжения. Даже если это вторжение исходит от твоей матери.
В тот день я впервые по-настоящему почувствовала себя хозяйкой своей жизни. Хозяйкой своего дома. Хозяйкой своей дачи. И пусть свекровь обижается, пусть проклинает – я знаю, что поступила правильно. И пусть "семейные ценности" остаются ценностями, а личное – пусть остаётся личным. Иначе мира и счастья не будет ни в какой семье.