Вот ведь как жизнь порой поворачивается… Никогда бы не подумала, что в свои пятьдесят с хвостиком лет окажусь в такой переделке. Живешь себе спокойно, никого не трогаешь, вкалываешь как лошадь на двух работах, чтобы и мужа поддержать, и для себя что-то скопить. И тут тебе, как обухом по голове: «Квартиру в Москве освобождайте! Там мой сын будет жить, он в университет поступает!»
Это мне моя свекровь, Людмила Петровна, заявила, как отрезала. По телефону, между прочим. Ни здрасьте, ни до свидания. Сразу с порога в лоб. А ведь это не просто квартира какая-то, это мой дом. Уже пятнадцать лет как дом. Когда мы с Андреем, моим мужем, только поженились, Людмила Петровна, добрая душа, предложила нам пожить в этой, тогда еще бабушкиной, двушке. Мол, пока свое наживете, тут и обоснуетесь. Мы и обосновались. Ремонт сделали капитальный, стены под себя покрасили, занавесочки уютные повесили, цветочки на подоконники поставили. С душой квартиру обживали, каждый уголок полюбили.
А теперь, значит, «освобождайте». Как будто так просто взять и вырвать с корнем кусок жизни. Как будто я тут – временная квартирантка, мебель передвижная. И всё из-за чего? Из-за её младшенького, Святослава, балбеса двадцатилетнего, который вдруг, о чудо, решил пойти по стопам старшего брата и в Москву подался, в университет. Не то чтобы я против образования, боже упаси. Но неужели нельзя было как-то по-человечески это решить? Спросить, поговорить, обсудить?
Я после звонка как оглушенная ходила. Андрей с работы вернулся, а я ему и слова сказать не могу. Смотрю на него и понимаю, что он всё знает. По глазам вижу. Садится за стол, ужинать зовет, а у меня комок в горле. Спрашивает, что случилось, а я молчу, как рыба. Обидно до слез. И на него обидно, и на свекровь, и на всю эту ситуацию дурацкую.
Вечером, когда уже спать ложились, я не выдержала, говорю:
– Андрюш, твоя мама звонила… насчет квартиры…
Он вздохнул так тяжело, будто мешок картошки поднял.
– Звонила, – говорит, – Мама сказала… Свят поступает, ему жить где-то надо.
– И что? – спрашиваю, а голос дрожит. – Мы должны вот так просто взять и съехать? Куда съехать-то, интересно? На улицу?
– Ну, не на улицу, Тань… – он как-то виновато отводит глаза. – Мама говорит, пока поживете у родителей моих… Там, вроде, комната свободная есть…
Я аж подскочила на кровати. К родителям? К его родителям? В однушку, где они втроем с отцом живут? Да там повернуться негде! И потом, жить под одной крышей со свекрами… Нет уж, увольте. Я, конечно, уважаю старших, но у каждого должны быть свои границы.
– Андрей, ты меня вообще слышишь? – говорю я уже почти криком. – Это наша квартира! Мы тут живем! Мы ее обустраивали! Ты вообще хоть что-то маме сказал в нашу защиту?
Он замялся.
– Ну, мам, – передразниваю я его, – ну, мам, ну чего ты начинаешь… Так, что ли? Андрей, ты муж или кто? Ты за меня вообще стоять будешь или как?
Он обиделся. Повернулся ко мне спиной, буркнул что-то вроде «не накручивай себя» и захрапел. А я всю ночь не спала. Всё думала, передумывала. Вспоминала, как мы эту квартиру обживали, как обои вместе выбирали, как люстру повесили, чуть не уронили… Каждая мелочь, каждая деталь – всё такое родное, такое свое. И вот так просто – всё отдать?
Утром на работу пошла – голова чугунная. Настроение – хуже некуда. Сижу, бумажки перебираю, а мысли все не о работе, а о квартире, о свекрови, о несправедливости этой жизни. В обед пошла в ближайшую кофейню, кофе попить, хоть немного развеяться. Сижу, пью, в окно смотрю, а тут как раз подруга моя, Вера, мимо идет. Увидела меня, замахала руками, подсела.
Вера – подруга еще со школьной скамьи. Всё про меня знает, все мои радости и горести со мной переживает. Видит, что я какая-то не такая, сразу в лоб:
– Танька, что стряслось? Лицо как у побитой собаки. Муж опять что учудил?
Я вздохнула и всё ей выложила. Про звонок свекрови, про квартиру, про переезд к родителям… Вера слушала, брови хмурила, губы поджимала. Когда я закончила, она аж чашкой кофе по столу стукнула.
– Да она что, совсем оборзела?! – возмущается. – Квартиру забрать! После стольких лет! Да она не имеет права!
– Имеет, – говорю я грустно. – Квартира-то на нее оформлена. Юридически она хозяйка.
– Ну и что! – не унимается Вера. – А по-человечески? А по-совести? Вы же там столько лет жили! Это ваш дом! Нельзя вот так людей на улицу выгонять.
Слушаю я Веру, и вроде легче на душе становится. Хоть кто-то меня понимает, хоть кто-то на моей стороне. А она продолжает:
– Тань, ты так это не оставляй. Борись! За свое надо бороться. К юристу сходи, что ли. Узнай свои права. Может, не всё так безнадежно, как кажется.
– К юристу? – задумываюсь я. – А что юрист скажет? Квартира не наша, документов никаких нет…
– А ты сходи, – настаивает Вера. – Хуже точно не будет. За спрос денег не берут. А вдруг что-то дельное посоветуют. Может, какие-то лазейки есть. В наше время всякое бывает.
Верины слова меня зацепили. А ведь правда, хуже не будет, если схожу, узнаю. Может, и правда есть какой-то выход. Вечером дома, когда Андрей с работы пришел, я уже с другим настроем была. Более решительным, что ли.
– Андрюш, – говорю, – а ты не помнишь, случайно, как твоя мама эту квартиру покупала? На какие деньги?
Он как-то насторожился.
– Ну… на свои, наверное. А что?
– Да так, – говорю, – интересно просто. Вспомнить хочу. Может, какие-то детали всплывут…
Он смотрит на меня подозрительно.
– Тань, ты что задумала? Опять скандал? Хватит уже, а? Мама сказала – значит, так надо. Не надо против рожна переть.
– А я не хочу «как надо», Андрей, – говорю твердо. – Я хочу справедливости. Я хочу, чтобы нас хотя бы услышали. Чтобы мое мнение тоже хоть что-то значило. И я не собираюсь молчать и покорно собирать чемоданы. Я пойду к юристу. Посоветуюсь. Узнаю, как нам быть.
Он аж побледнел.
– Юрист?! Ты что, с ума сошла?! Зачем тебе юрист?! Ты хочешь маму против себя настроить?! Ты понимаешь, что ты делаешь?!
– Я делаю то, что считаю нужным, – говорю я спокойно, но твердо. – И я не собираюсь никого настраивать против себя. Я просто хочу защитить свой дом. Наш дом, между прочим. И если для этого нужен юрист – значит, будет юрист.
На следующий день, отпросившись с работы, поехала в юридическую консультацию. Сидела в очереди, волновалась ужасно. Всё думала, что скажу, как объясню. Наконец, моя очередь подошла. Захожу в кабинет, там сидит молодая девушка, юрист, наверное. Вежливо так улыбается, приглашает садиться.
Рассказала я ей всё, как есть. Про звонок свекрови, про квартиру, про наши пятнадцать лет жизни там, про ремонт, про уют. Про то, что квартира оформлена на свекровь, и никаких документов у нас нет. Юрист слушала внимательно, записи какие-то делала. Когда я закончила, спрашивает:
– А ваш муж, он как относится к ситуации?
– Муж… – говорю, и голос опять дрожит. – Муж на стороне мамы. Он не хочет с ней ссориться. Говорит, «мама сказала – значит, так надо».
Юрист кивает, понимающе так.
– Понятно, – говорит. – Ситуация, конечно, непростая. Но не безнадежная. Давайте разбираться. Квартира, как вы говорите, оформлена на свекровь. Это минус. Но вы там прописаны?
– Да, прописана. И муж тоже.
– Вот это уже плюс. Прописка дает вам право пользования жилым помещением. Выписать вас без вашего согласия, да еще и через суд – это не так просто. По крайней мере, не быстро.
– А она угрожала судом, свекровь, – говорю я. – Сказала, выпишет нас в два счета.
– Угрожать – это одно, а сделать – совсем другое, – улыбается юрист. – Суд – дело долгое и хлопотное. И не факт, что она выиграет. Тем более, если вы будете возражать, доказывать, что это ваше единственное жилье, что вам некуда идти…
Она еще что-то говорила про жилищный кодекс, про права жильцов, про судебную практику. Я слушала, пыталась запомнить, хотя голова шла кругом от этих юридических терминов. Главное, что я поняла – не всё потеряно. Бороться можно. И нужно.
Вышла от юриста – как будто крылья выросли. Уже не так страшно, уже не так безнадежно. Позвонила Вере, рассказала всё. Она обрадовалась, говорит: «Я же говорила! Не надо сдаваться! Держись, Танька! Мы с тобой!»
Вечером, когда Андрей пришел с работы, я ему уже по-другому сказала. Не просила, не умоляла, а заявила:
– Андрей, я была у юриста. Нам не обязательно съезжать. У нас есть права. Мы тут прописаны. И нас не так-то просто выписать, даже через суд.
Он аж замер на пороге. Смотрит на меня, как на врага народа.
– Ты всё-таки пошла к юристу?! – говорит с укором. – Тань, ну зачем ты это делаешь? Ты хочешь совсем маму разозлить?
– А что, мне молчать надо было? – возмущаюсь я. – Когда нас просто выкидывают на улицу, как мусор? Нет, Андрей, молчать я не буду. И съезжать просто так тоже не буду. Это мой дом. И я за него буду бороться.
Он молчит, стоит, голову повесил. А потом вдруг поднимает глаза и говорит тихо так:
– Тань… а ты помнишь, когда мы квартиру эту покупали… ну, мама… она же тогда говорила, что это нам… что мы тут будем жить…
– Помню, – говорю, – помню, конечно. Она много чего говорила. Только вот документы почему-то на себя оформила.
– Да нет, не в документах дело… – он как-то задумчиво смотрит в сторону. – Просто… ну… деньги-то… на квартиру… не совсем мамины были…
Я не поняла сначала.
– В смысле – не мамины? А чьи?
Он вздохнул, сел на диван, помолчал немного, а потом и выдал:
– Мои… точнее, папины. Но папа тогда не хотел связываться с документами, говорит, пусть мама оформляет. А я только-только бизнес начал, деньги нужны были… Ну, и… отдал маме. Чтобы она квартиру купила. Для нас. Как подарок на свадьбу…
Я сижу, слушаю, и у меня челюсть отвисает. Вот это поворот! Оказывается, квартира-то не совсем свекрови, точнее – совсем не свекрови. А деньги на нее – от моего мужа, точнее – от его отца, но фактически – их общие семейные деньги. И никто об этом не вспоминал пятнадцать лет! И сейчас, когда речь зашла о квартире, свекровь так просто заявляет: «Моя квартира, освобождайте!» Вот тебе и семейные ценности! Вот тебе и справедливость!
– Андрей, – говорю я, – ты сейчас серьезно? Деньги на квартиру – ваши были? А мама просто… оформила на себя?
– Ну да, – кивает он. – Так получилось. Я тогда не думал об этом. Доверял маме. А сейчас… сейчас уже поздно что-то менять. Документов никаких нет. Слово к делу не пришьешь.
– Нет, Андрей, не поздно, – говорю я, внутри меня как будто пружина распрямляется. – Не поздно никогда бороться за правду. Если деньги ваши были – значит, и квартира наполовину наша. И мы имеем право на эту квартиру. И мы не должны ее отдавать просто так. Ни Святославу, никому другому.
Андрей смотрит на меня удивленно. Видит, наверное, что я настроена решительно, что назад пути нет. И в глазах у него как будто искорка надежды появляется. Или, может, просто отчаяние. Но он говорит:
– А что мы можем сделать? Доказать-то как? Пятнадцать лет прошло… Кто сейчас вспомнит про те деньги?
– Вспомнят, – говорю уверенно. – Если надо будет – вспомнят. И доказательства найдем. Главное – не сдаваться. Главное – бороться. За нас, за наш дом, за нашу справедливость.
И мы начали бороться. Сначала попытались поговорить со свекровью по-хорошему. Приехали к ней в гости, Андрей начал издалека, мол, мама, мы все понимаем, Свят учится, надо где-то жить… Но, может, есть какие-то другие варианты? Может, снять ему квартиру? Или общежитие какое-то? А нашу квартиру, может, пока оставите нам? Мы же тут столько лет живем, это наш дом…
Свекровь слушала-слушала, а потом как взорвется:
– Вы что, издеваетесь надо мной?! – кричит. – Квартиру снять?! Общежитие?! Вы хоть представляете, сколько это стоит?! И потом, почему я должна тратить деньги на чужую квартиру, когда у меня своя пустует?! Нет уж, дудки! Квартира моя! Я что хочу, то и делаю! И нечего тут мне сказки рассказывать про ваш «дом». Квартира моя, и точка! Освободите к такому-то числу, и никаких разговоров!
После такого разговора стало понятно, что по-хорошему не получится. Свекровь настроена напролом, слушать никого не хочет. Ну что ж, будем бороться по-плохому. Снова пошли к юристу. Рассказали про деньги, про разговор со свекровью. Юрист говорит:
– Ну что ж, вариантов несколько. Можно попытаться доказать через суд, что квартира была куплена на ваши деньги. Но это будет сложно, доказательств мало, время прошло много. Второй вариант – опираться на ваше право пользования квартирой как прописанных жильцов. Судиться, тянуть время, добиваться, чтобы вас не выписали. А там, глядишь, свекровь сама устанет и отступит.
Выбрали второй вариант. Судиться так судиться. Раз уж по-хорошему не получается. Подали в суд возражение на иск свекрови о выселении. Наняли адвоката. Началась тяжба. Ходили на заседания, спорили, ругались, доказывали свою правоту. Свекровь, конечно, бесилась, кричала, угрожала. Андрей – между двух огней, как на иголках. Я держусь, не сдаюсь. Знаю, что права, знаю, что надо бороться.
И знаете что? Помогло! Суд встал на нашу сторону. Не то чтобы совсем уж выиграли, но свекрови отказали в иске о выселении. Мотивировали тем, что мы прописаны, что квартира – наше единственное жилье, что выписывать нас вот так просто нельзя. Свекровь, конечно, не успокоилась. Подала апелляцию. Но и апелляцию проиграла. В итоге оставили нас в покое. Квартира осталась за нами. Свят поселился в общежитии, как я и предлагала в самом начале.
Победа? Да, наверное, победа. Но какой ценой она нам досталась… Отношения со свекровью испортились окончательно. Она с нами не разговаривает, Андрея во всем винит, меня – ненавидит лютой ненавистью. Андрей тоже ходит как тень, виноватый, подавленный. Вроде и квартиру отстояли, а радости никакой нет. Понимаю, что семья – это важно, важнее любой квартиры. И что мир в семье – дороже любой победы.
Но и уступать несправедливости нельзя. Нельзя позволять вытирать о себя ноги. Иногда приходится бороться. Даже если это больно, даже если это ломает отношения. Может быть, со временем всё наладится. Может быть, свекровь остынет, поймет, что была неправа. Может быть, мы как-то сможем восстановить отношения. Надежда умирает последней, как говорится. А пока… пока живем в своей квартире. В своем доме. За который пришлось побороться. И пусть эта борьба останется уроком на будущее. Уроком о том, что за свое нужно стоять до конца. И о том, что справедливость – это не пустой звук. Особенно, когда дело касается твоего дома.