оглавление канала, часть 1-я
Наступил блеклый рассвет. Дождь, наконец-то, прекратился. Налетел южный ветер и стал расшвыривать низкие серые облака подальше за горизонт, штопая синими нитками прохудившееся небо. Робко зачирикали птицы в рябиннике, и веря и не веря в такое счастье. Солнечные лучи вспыхивали радужным разноцветием на мокрой листве, словно россыпанной щедрой рукой россыпью драгоценных камений. А мы все продолжали «чаевничать», то и дело, поглядывая на двери, ожидая хоть каких-нибудь известий от тех, кто ушел искать Кирилла с Ульяной. Валентин, прихватив маявшегося от безделия Сергеича, опять вернулся на берег реки, чтобы продолжить искать хоть какие-нибудь следы, где наши друзья могли бы выбраться из воды. Тимофея, рвавшегося на поиски сестры и Кирилла, удалось остановить веским словом отца Федора. Мол, а кто за мной присматривать будет, он-то старик. А вдруг какая помощь мне потребуется? Присматривать за мной нужды никакой не было, но я знала одно, что Федор никогда и ничего не делал или не говорил напрасно. И его мало кто мог ослушаться. Про меня речи нет. Отбросив ложную скромность, скажу, что я была исключением изо всех возможных и даже невозможных правил. Никто не знал (включая и меня саму), какая вожжа мне в следующий момент попадет под шлею. Так что…
Чтобы как-то скоротать время, я стала приставать к Федору с вопросами:
- А скажи, отче, что там с лабораторией-то?
Старик глянул на меня, чуть ли не злобно (никак не мог простить старый, что я его ослушалась. Вот же заноза какая!) и пробурчал:
- А что с лабораторией? Нету ее больше… Если хочешь узнать, спасся ли кто оттуда, то отвечу: это навряд ли. Оттуда невозможно было спастись. – При этих словах глянул на меня и досадливо крякнул: - У них не было шансов. Кстати, как и у тебя. И мне до сих пор непонятно как ты уцелела. – Потом, в его глазах загорелся огонек любопытства. Он, чуть оживившись, спросил, положив локти на стол и слегка наклонившись поближе ко мне: - А скажи-как мне, дщерь моя неразумная, ты какое заклятие-то применила? Кого призвала?
Я пожала плечами, и тут же сморщилась от боли. Тихонько выругалась сквозь зубы, срывая раздражение на собственное тело, которое не желало мне подчиняться, а потом проговорила коротко:
- К Перуну-Батюшке… Его щит и секиру призывала из той самой книги, что Виктор приносил.
У Федора брови взлетели на немыслимую высоту словно два птичьих крыла, готовых совсем вспорхнуть у старика со лба. Он протянул почти по слогам:
- Перуна-а-а…?! Да как же ты осмелилась-то на такое?! – Я сидела скромной мышкой, не отвечая на его вопрос, посчитав его риторическим. А старец покачал головой и продолжил, возвращая свои брови на положенное им место: - Эка сила в тебе, дочь моя… - И добавил, словно самому себе: - А может и глупость бабья. Хотя… - Он, не закончил фразу с этим своим «хотя», и задумчиво проговорил (очень надеюсь, что теперь для меня): - Потому и в живых ты осталась в первый момент, когда вода ворвалась внутрь, что щитом Перуновым тебя прикрыло. Но это ведь только на несколько мгновений. А дальше-то как?
Не знаю почему: то ли от собственного упрямства, а то ли еще по какой, неведомой мне самой причине, мне не хотелось рассказывать никому о своих видениях там, под землей в затопляемой потоками воды лаборатории. Поэтому, сквасив недоуменную рожицу, промямлила:
- Не судьба, значит, помереть мне там было…
Но Федора такими штуками обмануть было нельзя. Тут уместно было бы сказать мою любимую присказку, которую я любила иногда повторять в отношении себя. Оттуда, куда я собралась ехать, Федор уже давным-давно пешком пришел. И чтобы переключить его внимание с моей персоны на другое, быстро спросила:
- А что с теми охранниками будет? Мне кажется, среди них только Кожин в какой-то мере принадлежит к Радетелям. Остальные, так, мелкие сошки. В милицию их сдадим? Так, а что они им предъявят? Похищение, которое, практически, недоказуемо? Да и вообще… Думаю, что посвящать милицию во все, так сказать, тонкости нашего дела не стоит, если мы не хотим все дружно оказаться в скорбном доме. Тогда куда их?
Федор отмахнулся, кажется, не обратив внимания на мой «хитрый» ход.
- О них не беспокойся. Немного память подчистим, да по домам отправим. Хотя с Кожиным, ты права, придется повозиться. Радетели так просто от этого дела не отступятся. Ты ведь не думаешь, что вместе с Байратом и Нестроевым сгинули и все Радетели? – Я только тяжело вздохнула. Федор хмыкнул, глядя на мою грустную мордаху. – Вот и я о том же… Ладно, - он опять махнул рукой, - разберемся как-нибудь. Когда вода спадет через несколько дней, надо бы в лабораторию ту наведаться, да поглядеть, что там и к чему. – И тут же сурово добавил: - Но теперь, это уж не твое дело. И так, вона, каких дел наворотила, не расхлебать! Так что, ты теперь должна, как мышь под веником затаиться. Поняла меня?
Я только рот в улыбке растянула на всю возможную ширину. Старик нахмурился, глядя грозно на меня и внушительно повторил со значением:
- Поняла, али нет…???
Я поморщилась, и проворчала:
- Да, поняла я, поняла… Хорош уже строжиться над больным человеком! Ты лучше скажи, чего они все лезут и лезут, эти Радетели? Как тараканы изо всех щелей, ей-Богу! Гавкают и гавкают, как злобные шавки, чтоб их…! Нет бы спокойно сами жили и другим не мешали!
Вопрос был конечно риторическим, скорее эмоциональным, чем каким-то конкретно-деловым. Но Федор, все же, ответил. Усмехнулся, сощурив один глаз, и спросил:
- А вот скажи… Ты в лесу человек бывалый. Повадки зверей – для тебя все равно, как открытая книга. И не в теории это знаешь. Обращала ли ты когда внимание, что собаки люто ненавидят волков? А вот волкам собаки совсем безразличны. Волки на собак внимания обращают ровно столько, сколько и на любую другую живность. А псы, как только волка чуют, сразу от ярости заходятся. Почему такое?
Вопрос, исходя из нашей темы разговора, был для меня несколько неожиданным. Да и не задумывалась я никогда над этим. Федор, очень довольный моим недоумением, продолжил:
- Не знаешь? А я тебе скажу… Собака – она ведь от волка произошла. То есть, продукт, так сказать, вторичный. Хоть какой пес, а нету в нем все одно, ни силы волчьей, ни смекалки. Да и что уж там говорить, и гордости волчьей тоже нету. И собаки знают об этом, помнят, что они всего лишь вторичный продукт, и сколько бы ни старались, волками им уже никогда не стать. Вот и лютуют поэтому, понимая, что волк – это всегда первый, а они – только его копия, производная, если угодно. Так и у людей. Когда человек видит перед собой кого-то, кто несоизмеримо лучше него, если нет в нем силы подняться до этой высоты, тогда он старается лучшего в грязь втоптать. Вот тебе и ответ. Это можно было бы назвать завистью к чистоте искренних помыслов других людей, до которых им никогда не дотянуться. Но они никогда в этом тебе не признаются… Нет у них самого главного: силы духа, коим всегда были славны наши предки.
День уже превратился в вечер. Беседа со старцем заставила меня глубоко задуматься над его словами. Но долго мне размышлять не дали. Вопль Соломона, и на пороге появились Валентин с Виктором и с Сергеичем. По их понурому виду было ясно: никого они не нашли. Валентин удрученно проговорил:
- Сейчас уже темно. Ничего не видно. Завтра с утра продолжим. А пока, отче, давай-ка займемся охранниками. Не ровен час, кто нагрянуть может… - И из его слов, было сразу понятно «кто» может нагрянуть.
Попрощавшись до завтра, Хранители ушли. Сергеич еще немного покрутился, кидая несчастные взгляды в сторону совсем сникшего Тимофея, и тоже отбыл, пообещав вернуться утром. Мы остались с Тимкой вдвоем (это, если не считать Соломона). Говорить разные глупости на тему «все будет хорошо», я не стала. Он уже взрослый и понимает все не хуже меня. Усевшись за столом и сложив на его поверхности руки, он уставился прямо перед собой, изо всех сил борясь с подступающими слезами. А я осталась сидеть в кресле, прикрыв глаза и стараясь мысленно представить себе образ Ульяны. Не той, которая меня спасла, а этой, нашей Ули с небесно-голубыми глазами. Я настолько четко представила девушку, до последней черточки, до последнего волоска, будто она прямо сейчас стояла напротив меня. Эта, воображаемая Ульяна, вдруг улыбнулась мне, и тихо прошептала:
- Ты же знаешь, где нас искать…
На мгновение, перед моими глазами огнем вспыхнул знак Трехглава. Пораженная увиденным, я открыла глаза и чуть не заорала:
- Знаю…!!!
Тимка заполошно вскинулся со страхом и недоумением глядя на меня. Я улыбнулась во весь рот, и торжественно заявила:
- Собирайся!!! Поедем! Я знаю, где они!!
О том, как я ехала за рулем всю дорогу, можно было написать пару томов приключенческого романа, и вдобавок еще, пару словарей нецензурных выражений с четкими и конкретными пояснениями значений каждого слова. Разумеется, все эти слова я старалась говорить про себя, памятуя о том, что рядом со мной сидит молодой подрастающий организм, и слушать подобные речи ему не стоило. Как бы то ни было, но до кордона деда Евпатия мы добрались. К концу нашего пути я даже стала чувствовать себя вполне сносно, настолько, что без помощи Тимофея сумела добраться до самого дома. Огонек в окошке, увиденный нами с самой опушки, сказал нам о многом. Мне все время приходилось удерживать Тимофея, как гончую на поводке, от того, чтобы он, не ломанулся по темноте через кусты к дому, вопя во все горло. Все-таки, уверенность, уверенностью, но и малой толикой того, что в дом забралась какая-нибудь шпана, пренебрегать не стоило. Карабин, разумеется, был при мне, но я хорошо понимала, что боец из меня сейчас весьма посредственный, если не сказать хуже. Поэтому, на крыльцо мы взошли очень тихо. Тимка потянул дверь на себя, но она оказалась закрыта на крючок изнутри. Он уже собрался, было, начать колотить в дверь кулаками, но я его остановила. Вытащила нож и тихонько, просунув его в щель, поддела крючок. Мы уже почти неслышно вошли в дом, как предательница-дверь громко скрипнула. Мы не успели еще сделать и пары шагов внутрь комнаты, как из спальни выскочил взлохмаченный Кирилл, держа в руках дробовик деда Евпатия. Слава Богу, на столе горела керосинка, а то бы он начал палить в темноте куда ни попадя. За его плечом маячила рыжая голова Ульяны. Увидев брата, она проскользнула под руку своего защитника и кинулась к брату со слезами на глазах. Я медленно опустилась на лавку возле двери, и проворчала:
- Зачем пойдешь – то и найдешь… Как вы тут…?
Кирилл смущенно улыбнулся.
- Да вот…, - кивнул головой на Ульяну, - спасительница моя… Если бы не она…
Уля оторвалась, наконец от брата, и смущаясь проговорила:
- Я знала, что смогу… И водоположение тут ни при чем… - Потом посмотрела на меня, и торжественно заявила: - И я теперь знаю, как дедов схрон открыть.
Я устало усмехнулась, борясь с желанием брякнуть: «Вот и славно! Трам-пам-пам!»
