Знаете, когда-то я думала, что любовь — это когда тебя берегут. Теперь я понимаю: беречь и держать взаперти — разные вещи.
Виктор появился в моей жизни, когда мне было тридцать два. Высокий, статный, с уверенным взглядом карих глаз. Он работал начальником отдела в строительной компании и казался таким надёжным... Я тогда была бухгалтером, только-только развелась с первым мужем. Витя красиво ухаживал — цветы, рестораны, театры.
— Настенька, — говорил он, — ты у меня как хрустальная ваза будешь. Ни в чём нужды знать не будешь.
И я поверила. Как же иначе? В сорок лет женщине страшно остаться одной, а тут — такое счастье привалило.
Первые звоночки я не заметила. Или не захотела замечать.
Я помню тот вечер, когда впервые по-настоящему испугалась. Виктор вернулся с работы позже обычного. От него пахло коньяком — видимо, отмечали какую-то сделку. Я как раз достала из духовки его любимый пирог с капустой.
— А почему холодный чай? — вдруг спросил он, отодвигая чашку.
— Витенька, я же только что заварила...
Он резко встал, чашка опрокинулась. Тёмная лужица медленно расползалась по белоснежной скатерти — подарку моей мамы на новоселье.
— Я. Спросил. Почему. Чай. Холодный, — чеканил он каждое слово.
Его пальцы побелели — так сильно он вцепился в спинку стула. И в этот момент я поняла: передо мной совсем другой человек. Не тот, что дарил розы и водил в театр.
— Сейчас согрею, — пролепетала я, хватая чашку.
Потом была бессонная ночь. Я лежала, глядя в потолок, и думала: "Может, это я виновата? Надо быть внимательнее, заботливее..."
— Настя, ну зачем тебе работать? — говорил Виктор. — Я хорошо зарабатываю. Дома порядок наведи, супчик свари...
Я сопротивлялась для вида: — Вить, как же так? Я же привыкла...
— Милая, — он обнимал меня за плечи, — женщина должна хранить домашний очаг. Это её природное предназначение.
Потом начались претензии к моим подругам.
— И что ты с этой Ленкой общаешься? — морщился он. — Разведёнка, сплетница... Ещё научит тебя чему-нибудь.
Я перестала встречаться с подругами. Сначала с Леной, потом с Мариной... А там и звонить перестала. Стыдно было — то занята, то голова болит, то просто "не могу".
Шли годы. Незаметно я превратилась в молчаливую тень, которая варит борщи, печёт пироги и протирает пыль. Виктор был доволен: — Вот это жена! Не то что нынешние — всё им карьера да развитие.
А во мне что-то умирало. День за днём, капля за каплей — будто душу по частям вынимали.
Переломный момент наступил, когда я увидела рекламу кулинарных курсов. Я ведь всегда любила готовить, особенно сладкое. Соседи часто просили испечь что-нибудь к празднику.
— Витя, — несмело начала я за ужином, — тут курсы кондитерские открылись...
Он даже ложку отложил: — Какие ещё курсы? Тебе заняться нечем? Твоё дело — щи варить!
А на следующий день я услышала, как он возится с замком. Новый поставил. И ключи забрал.
Труднее всего было прятать рецепты. Я записывала их в старую тетрадь по бухучёту — Виктор такие даже в руки не брал. Между строчками дебета и кредита появлялись пропорции для медового торта, секреты карамельной глазури, особенности приготовления заварного крема...
Мария Петровна стала моим тайным связным с внешним миром. Она приносила заказы будто бы на чай зашла, а уходила с коробками выпечки.
— Настенька, — говорила она, отсчитывая деньги, — твои пирожные с черникой весь наш дом с ума сводят. Особенно Николай Иванович с пятого этажа — говорит, такие только его бабушка пекла.
Каждый такой комплимент был как глоток свежего воздуха. Будто форточку открыли в душной комнате.
— От воров, — буркнул он в ответ на мой немой вопрос.
Я помню, как стояла у окна и смотрела ему вслед. Он шёл к машине — уверенный, довольный собой. А у меня в груди что-то оборвалось. Будто последняя ниточка, которая держала.
В тот же вечер я достала старую копилку. Там было немного — я откладывала с хозяйственных денег понемногу. И начала действовать.
Через соседку Марию Петровну — единственного человека, с которым общалась — стала продавать выпечку. Сначала печенье и пирожки, потом торты на заказ. Деньги прятала в старой сахарнице, за банками с вареньем.
Три месяца я жила двойной жизнью. Днём — примерная жена, вечером — пекарь-подпольщик. А в душе росла решимость.
Всё изменилось в один апрельский день. Я собиралась в магазин — единственный выход, который мне дозволялся. Виктор, уходя на работу, привычно бросил: — Чтоб через час была дома.
Я смотрела в зеркало, поправляя старенький шарфик, и вдруг увидела себя — будто со стороны. Потухшие глаза, опущенные плечи... Когда я успела превратиться в эту запуганную женщину?
В магазине я купила хлеб, молоко и... не пошла домой. Ноги сами понесли меня к метро. В сумке лежала заначка — около сорока тысяч. Мало, конечно. Но для начала новой жизни хватит.
Телефон разрывался от звонков Виктора. Я выключила его. Руки дрожали, но я точно знала — назад пути нет.
Первое время жила у Марии Петровны. Она, как узнала всю правду, всплеснула руками: — Господи, Настенька! А я-то думала, чего ты как мышка серая... Живи, сколько надо!
Виктор приходил, конечно. Кричал под окнами, грозился полицию вызвать. Мария Петровна вышла к нему: — Иди-ка ты, Витя, домой. Не твоя она больше собственность.
Через месяц я нашла работу в небольшой пекарне. Сняла комнату. Жизнь потихоньку налаживалась. А главное — я снова начала улыбаться.
Виктор объявился, когда я уже почти забыла о нём. Подкараулил у пекарни: — Ну что, нагулялась? — процедил сквозь зубы. — Домой пора.
А я смотрю на него и удивляюсь: как я могла его бояться? Обычный мужик, который просто привык командовать.
— Знаешь, Витя, — говорю, — я ведь правда щи варю. И борщи. И пироги пеку. Только теперь — для тех, кто меня уважает.
— Да ты... да как ты... — задохнулся он от возмущения. — Думаешь, справишься одна?
— Уже справляюсь.
Он ещё что-то кричал вслед, но я не слушала. У меня были дела поважнее — через час должен был подойти поставщик, а я планировала расширять ассортимент.
...Прошло пять лет. Теперь у меня своя небольшая кондитерская. "У Настеньки" — так написано на вывеске. Три столика, витрина с пирожными и особая гордость — свежая выпечка каждое утро.
Недавно заходила Виктора сестра, Тамара. Раньше она брата во всём поддерживала, а тут... — Знаешь, Насть, — говорит, — ты молодец. А Витька — дурак. Такую женщину потерял.
Я улыбаюсь в ответ. Какая теперь разница? У меня своя жизнь, свое дело. И щи я теперь варю только для тех, кто действительно ценит — не только еду, но и человека, который её приготовил.
А ещё я поняла главное: никогда не поздно начать жить по-новому. Даже если тебе за пятьдесят. Даже если страшно. Просто нужно сделать первый шаг.
И знаете что? Эти щи теперь получаются намного вкуснее. Наверное, потому что в них больше нет привкуса несвободы.