Тихий вечер окутал квартиру мягким полумраком. Только экран телевизора бросал голубоватые блики на стены, создавая причудливую игру теней. Ольга, устроившись в любимом кресле, лениво листала новости в телефоне. День выдался утомительным, и она предвкушала, как скоро заварит себе чашку ромашкового чая и отправится спать.
Привычным движением она открыла банковское приложение — просто проверить, пришла ли зарплата. Пальцы замерли над экраном. В горле пересохло, а сердце, кажется, пропустило удар. Двести тысяч. Их с таким трудом накопленные двести тысяч исчезли со счёта!
Дрожащими пальцами Ольга набрала номер банка. Гудки показались бесконечными, а механический голос автоответчика заставил её поморщиться. Наконец, после нескольких переключений, в трубке раздался живой голос оператора.
— Здравствуйте, я хотела уточнить... — Ольга сделала глубокий вдох, пытаясь унять дрожь в голосе. — С нашего счёта списали крупную сумму. Мы не оформляли никакого кредита, это какая-то ошибка?
— Минуточку, давайте проверим, — послышалось клацанье клавиатуры. — Нет, всё верно. Кредит был оформлен Виктором С. три дня назад. Стандартная процедура, все документы в порядке.
Комната вдруг показалась невыносимо душной. Ольга почувствовала, как волна жара поднимается от шеи к вискам. *Три дня назад*. Она прокручивала в голове события последних дней — ничего необычного, Витя был как всегда: улыбался, целовал перед уходом на работу, спрашивал, что купить в магазине...
Щелчок входного замка прозвучал как выстрел. Ольга вздрогнула, машинально выпрямляясь в кресле. В прихожей послышалась возня — Виктор разувался, что-то напевая себе под нос.
— Олюш, ты ещё не спишь? — его голос, такой родной и привычный, сейчас резал слух фальшивыми нотками беззаботности.
Он заглянул в комнату, улыбаясь, как ни в чём не бывало. На секунду Ольге показалось, что всё это — какой-то дурной сон. Может, она задремала в кресле? Но телефон в руке предательски вздрогнул, высвечивая уведомление из банка.
— Ты потратил наши деньги на её подарок?! — голос сорвался, превратившись в сдавленный крик.
Улыбка медленно сползла с лица Виктора. Он застыл в дверном проёме, и в тусклом свете телевизора его лицо показалось Ольге маской — застывшей, неживой. Секунда, другая... Она видела, как меняется его взгляд: растерянность сменяется пониманием, потом — страхом.
В этот момент что-то оборвалось внутри. Двадцать лет брака, тысячи совместных вечеров, сотни планов на будущее — всё рассыпалось, как карточный домик, от одного взгляда, в котором читалась вина.
Тишина, повисшая в комнате, казалась плотной, осязаемой, как туман. В ней тонули все слова, все оправдания, которые Виктор мог бы придумать. Оставались только гулкие удары сердца и горький привкус предательства во рту.
"Господи, как же глупо всё получилось", — пронеслось в голове у Ольги. Она поймала себя на том, что думает не о пропавших деньгах, а о том, как нелепо выглядит эта сцена: она в старом домашнем халате, с растрёпанными волосами, он — в дорогом костюме, с кожаным портфелем, который всё ещё сжимает в руке. Как в каком-то дешёвом сериале. Только боль была настоящей — острой, режущей, совсем не киношной.
Кухня казалась чужой в три часа ночи. Лампа над столом гудела, как назойливая муха, а за окном изредка проносились машины, на секунду освещая стены желтым светом фар.
Они сидели друг напротив друга — два чужих человека, ещё утром бывшие самыми близкими людьми. Виктор крутил в руках чашку с давно остывшим чаем, а Ольга всё никак не могла согреться, хотя батареи работали вовсю.
— Лариса правда помогла мне с проектом, — его голос звучал глухо. — Без неё я бы завалил презентацию...
— И поэтому ты решил потратить двести тысяч? — Ольга поёжилась, запахивая старенький халат. — Витя, ты в своём уме? Мы копили их три года!
За стеной загудел лифт. Где-то на верхних этажах плакал ребёнок. Обычные звуки ночного дома, но сейчас они резали слух.
— Я всё верну, — он наконец поднял глаза. — Через месяц будет премия...
— Через месяц? — она качнула головой. — А Андрюшке что скажем? "Сынок, поживи ещё годик в общаге, папа решил облагодетельствовать коллегу"?
Виктор промолчал. Что тут скажешь? Их сын, отличник, гордость семьи, ютился в комнате на четверых, пока они копили на однушку. Мечтал о своём угле, строил планы...
Утро выдалось промозглым. Ольга впервые за пятнадцать лет соврала начальнице — наплела что-то про мигрень. Села в старенькую "Тойоту" и поехала к офису мужа.
Три часа просидела в машине, грея руки о картонный стаканчик с кофе. И когда увидела её — сердце ёкнуло. Высокая блондинка в красном пальто цокала каблуками по мокрому асфальту. Молодая, ухоженная... Господи, да она ровесница их Андрюшки!
В офисном кафе пахло корицей и свежей выпечкой. Ольга помялась у входа, разглядывая своё отражение в витрине — растрёпанные волосы, ненакрашенные глаза, старая куртка... Махнула рукой и толкнула дверь.
Лариса сидела за угловым столиком, задумчиво ковыряя вилкой салат.
— Простите... — Ольга кашлянула. — Вы ведь Лариса? Я жена Виктора Сергеевича.
Та подняла глаза — холодные, серые. В них мелькнуло удивление и что-то ещё... Брезгливость?
— Да, а в чём дело? — она промокнула губы салфеткой.
— Я хотела спросить про подарок, — слова царапали горло. — Который Виктор вам сделал...
— Подарок? — Лариса нахмурилась. — Какой ещё подарок? Ничего я не получала.
Время остановилось. Ольга смотрела в эти равнодушные серые глаза и чувствовала, как рушится последняя надежда. Он соврал. Опять соврал. И эта ложь была страшнее первой — за ней пряталось что-то большее, чем просто пропавшие деньги.
В горле встал ком. Она развернулась и пошла к выходу, чувствуя спиной удивлённый взгляд Ларисы. Накрапывал дождь, но Ольга не замечала его. В голове крутилась одна мысль: "Куда он дел наши деньги? И главное — зачем?"
Вечер тянулся бесконечно. Ольга сидела в гостиной, глядя в одну точку. На журнальном столике остывал нетронутый чай, а в руке она всё ещё сжимала телефон — единственное доказательство того, что утренний разговор с Ларисой ей не приснился.
Звук поворачивающегося в замке ключа заставил её вздрогнуть. Виктор вошёл как обычно — пытаясь казаться спокойным, но она заметила, как дрожат его руки, когда он вешал пальто.
— Я сегодня разговаривала с Ларисой.
Он замер. В тишине было слышно, как капает вода из неплотно закрытого крана на кухне.
— Она сказала, что не получала никаких подарков, — Ольга говорила тихо, почти шёпотом. — Знаешь, что самое страшное? Я даже не удивилась. Я уже знала, что ты врёшь.
Виктор медленно опустился в кресло. Его плечи поникли, словно из него разом выпустили весь воздух.
— Я... — он провёл рукой по лицу. — Я не хотел, чтобы всё так вышло.
— А как ты хотел? — она впервые за вечер посмотрела ему в глаза. — Думал, я не замечу пропажу денег? Или надеялся, что поверю в сказку про благодарность?
— Я влюбился, — слова упали как камни. — Как мальчишка, честное слово. Знаю, что это глупо в моём возрасте...
Ольга почувствовала, как к горлу подступает тошнота. Двадцать лет брака. Все их планы, мечты, общие воспоминания — и вот так просто: "влюбился".
— А деньги? — её голос дрожал. — На что ты их потратил?
Виктор сгорбился ещё больше.
— Хотел произвести впечатление... Водил её в дорогие рестораны, покупал подарки... — он горько усмехнулся. — А она даже не смотрела в мою сторону. Для неё я просто старый дурак.
В комнате повисла тяжёлая тишина. За окном моросил дождь, и капли стекали по стеклу, как слёзы.
— Старый дурак... — эхом повторила Ольга. — Нет, Витя. Ты не дурак. Ты предатель. Ты предал меня, предал Андрюшку. И ради чего? Ради девочки, которая в дочери тебе годится?
Она встала, чувствуя странную лёгкость. Внутри было пусто — ни злости, ни обиды. Только усталость и что-то похожее на жалость.
— Знаешь, что самое смешное? — она невесело улыбнулась. — Я всегда боялась, что ты найдёшь кого-то моложе, красивее... Но я и представить не могла, что ты окажешься настолько... жалким.
Серое утро заглядывало в окно спальни. Ольга сидела на кровати, машинально листая телефон. Перед глазами плыли фотографии — вчерашние, прошлогодние, десятилетней давности. Надо же, а платье на свадьбе Машки ей шло. И причёска эта дурацкая, химия... Витя тогда сказал — как одуванчик...
В животе заурчало — со вчерашнего утра маковой росинки во рту не было. Но встать и идти на кухню не хотелось. Там наверняка Витя. Всю ночь проворочался на диване, вздыхал. Раз десять вставал — слышала, как половицы скрипят. Хотел, наверное, поговорить, да духу не хватило.
Зазвонил будильник соседей за стеной — детей в школу поднимают. Каждое утро в семь тридцать, как часы. Раньше раздражало, а сейчас... сейчас почему-то защемило в груди от этой привычной мелодии.
Дверь скрипнула. На пороге стоял Витя — небритый, в мятой рубашке, с красными от недосыпа глазами.
— Я всё верну, — голос сиплый, прокуренный. Ночью, видать, полпачки высадил на балконе. — Машину продам...
Ольга поморщилась. Господи, да что ж он заладил про деньги-то?
— Дело не в деньгах, — она встала, подошла к шкафу. Старый чемодан был там же, где и двадцать лет назад — на антресолях. — Витя, ты правда не понимаешь? Или прикидываешься?
Он шагнул в комнату:
— Подожди, давай поговорим...
— О чём? — она принялась складывать вещи. Футболки отдельно, белье отдельно. Как мама учила. — О том, как ты бегал за этой... фифой? Водил её по ресторанам на наши с Андрюшкой деньги?
— Я идиот, — он опустился на край кровати. — Крыша поехала. Бес попутал...
— Бес? — Ольга хмыкнула. — Нет, милый. Ты просто струсил. Испугался, что стареешь. Что уже не тот орёл, каким был в молодости. Вот и повёлся, как пацан, на молоденькую...
Она захлопнула чемодан, попробовала поднять — тяжёлый, зараза.
— Поживу пока у Машки. Потом решим, что с квартирой делать. Андрюшке сама всё объясню.
— Оля... — он встал, шагнул к ней.
— Не надо, — она отступила. — Просто... дай мне уйти. По-человечески.
В прихожей она сняла с пальца обручальное кольцо — тоненькое, жёлтое от времени. Покрутила в руках, положила на тумбочку. Двадцать лет носила не снимая, а тут... будто чужое стало.
— Знаешь, что обидно? — она обернулась уже в дверях. — Я ведь всегда думала — вот постареем, внуков нянчить будем. В парке гулять по выходным. А ты... ты всё просрал. И деньги, и семью, и будущее наше. И ради чего?
Он молчал. А что тут скажешь?
На улице моросило. Ольга накинула капюшон куртки, потащила чемодан к остановке. Колёсики громыхали по разбитому асфальту, прохожие оборачивались. Плевать.
Главное — она наконец-то поняла: жизнь не заканчивается. Ни в пятьдесят пять, ни в шестьдесят. Она вообще не заканчивается, пока ты сам не решишь сдаться.