Найти в Дзене

— Зачем ты мне такая вообще нужна, я ухожу! — заявил муж после прописки, но реакция жены его удивила

В тот вечер я долго стояла у окна, глядя на мерцающие огни засыпающего города. Февральский ветер швырял в стекло колючие снежинки, а я всё думала о том, как странно устроена жизнь. Ещё полгода назад я была уверена, что в пятьдесят два года начинать всё заново — безумие. Каждый вечер возвращалась в пустую квартиру, механически готовила ужин на одну персону, включала телевизор — не столько чтобы смотреть, сколько чтобы не чувствовать давящую тишину. После развода прошло пять лет, но я всё никак не могла привыкнуть к одиночеству. А теперь... теперь я снова чувствовала себя почти девчонкой. От каждого звонка сердце начинало биться чаще, в глазах появлялся тот особенный блеск, который моя лучшая подруга Татьяна заметила сразу: — Оля, ты как будто помолодела лет на двадцать, — говорила она, разглядывая меня за чашкой чая в нашей любимой кондитерской. — Этот твой Сергей... он правда настолько особенный? Я грела руки о чашку с горячим какао — маленькая слабость, которую я позволяла себе раз в

В тот вечер я долго стояла у окна, глядя на мерцающие огни засыпающего города. Февральский ветер швырял в стекло колючие снежинки, а я всё думала о том, как странно устроена жизнь. Ещё полгода назад я была уверена, что в пятьдесят два года начинать всё заново — безумие. Каждый вечер возвращалась в пустую квартиру, механически готовила ужин на одну персону, включала телевизор — не столько чтобы смотреть, сколько чтобы не чувствовать давящую тишину. После развода прошло пять лет, но я всё никак не могла привыкнуть к одиночеству.

А теперь... теперь я снова чувствовала себя почти девчонкой. От каждого звонка сердце начинало биться чаще, в глазах появлялся тот особенный блеск, который моя лучшая подруга Татьяна заметила сразу:

— Оля, ты как будто помолодела лет на двадцать, — говорила она, разглядывая меня за чашкой чая в нашей любимой кондитерской. — Этот твой Сергей... он правда настолько особенный?

Я грела руки о чашку с горячим какао — маленькая слабость, которую я позволяла себе раз в неделю во время наших встреч с Таней — и улыбалась. Как объяснить, что после болезненного развода и пяти лет одиночества каждый его звонок казался маленьким чудом?

Сергей появился в моей жизни так неожиданно — просто подошёл в парке, когда я кормила голубей. Я хорошо помню тот день: морозное ноябрьское утро, иней на скамейках, хрустящие под ногами листья. Он присел рядом, достал из кармана горбушку хлеба:

— Не возражаете, если я присоединюсь? Знаете, в детстве мы с бабушкой каждое воскресенье ходили кормить голубей...

Потом были долгие разговоры на той же скамейке. Его тёплая куртка на моих плечах, когда начинало холодать. Термос с горячим чаем, который он стал приносить с собой. И этот взгляд... Господи, как же давно на меня так не смотрели! В его карих глазах была какая-то особенная теплота, от которой таяло сердце.

— Знаешь, Тань, — я отвернулась от окна и села в своё любимое кресло, потёртое, но такое уютное, — когда он впервые принёс мне цветы, я чуть не расплакалась. Не от самих цветов, нет... От того, как он их вручил — без пафоса, просто протянул букет полевых ромашек и сказал: "Они напомнили мне твою улыбку — такие же светлые и настоящие".

Татьяна задумчиво помешивала чай старой серебряной ложечкой — подарок её бабушки, с которым она никогда не расставалась:

— И всё-таки, Оль... Не кажется тебе, что всё слишком быстро? Полгода — и сразу замуж, да ещё с пропиской... — она отложила ложечку. — Ты же сама говорила: спешка до добра не доводит.

Я только отмахнулась. В свои сорок восемь Сергей казался таким надёжным, основательным. Строитель с двадцатилетним стажем, как он сам говорил. Он рассказывал о своих проектах с таким увлечением, что я невольно заслушивалась. А ещё он говорил о будущем так, словно видел его — наше общее будущее — как на ладони.

— Представляешь, милая, — мечтательно говорил он, обнимая меня за плечи, — купим домик за городом. Небольшой, но уютный. Разобьём сад, будем выращивать розы — ты же любишь розы? По выходным станем выезжать туда, жарить шашлыки, встречать закаты на веранде...

Я таяла от этих слов, от его прикосновений, от самой возможности, что в моей жизни ещё может быть счастье.

— Танюш, ты же знаешь, как я устала быть одна, — мой голос дрогнул. — Каждый вечер возвращаться в пустую квартиру, разговаривать с фотографиями, засыпать в холодной постели... Утром просыпаться и понимать, что никому не нужно улыбаться, некого поцеловать, не для кого прихорашиваться... Я так больше не могу.

Татьяна понимающе кивнула, но в её карих глазах промелькнуло что-то похожее на тревогу:

— Понимаю, родная. Но прописка — это серьёзно. Ты уверена, что хорошо его знаешь? Вот что он рассказывал о своей прошлой жизни? О семье? О друзьях?

— А что тут знать? — я пожала плечами, хотя где-то в глубине души шевельнулось сомнение. — Человек как на ладони: работает в строительной компании, был женат, детей нет. Всё просто и понятно.

— Слишком просто и понятно, — пробормотала Татьяна, но я сделала вид, что не услышала.

Через неделю мы расписались. Это было скромно и по-домашнему — просто регистрация и небольшой праздничный ужин на четверых: мы с Сергеем, Татьяна и её муж Павел. Сергей настоял, чтобы не тратиться на пышное торжество: "Лучше эти деньги отложим на наш будущий дом". И я снова растаяла от этого "наш".

Вечером того же дня я подала документы на его прописку. Сергей, напевая что-то себе под нос, аккуратно развешивал в шкафу свои вещи — немного, всего пара костюмов и несколько рубашек. "Остальное довезу потом", — небрежно бросил он.

Глядя, как он хозяйничает в квартире, я думала: "Неужели это происходит со мной? Неужели я больше не одна?" В горле стоял комок, и я украдкой смахнула слезу.

Если бы я только знала тогда, чем обернётся моё желание быть счастливой... Но в тот момент я просто стояла у окна, прижимая к груди его старый свитер, пахнущий таким родным запахом мужского одеколона, и улыбалась своему отражению в тёмном стекле. Мне казалось, что жизнь наконец-то налаживается.

Как же я ошибалась... И эта ошибка чуть не стоила мне всего, что у меня было.

Говорят, большие перемены происходят незаметно. День за днём, как вода точит камень... Но в моём случае всё изменилось за одно утро, будто кто-то щёлкнул невидимым выключателем — в тот самый день, когда Сергей получил на руки документы о прописке.

Я хорошо помню каждую минуту того рокового утра. Встала пораньше, в начале шестого, когда за окном ещё клубилась предрассветная темнота. Хотелось сделать этот день особенным. На кухне пахло свежей выпечкой — я испекла его любимые творожные булочки с корицей. В турке томился кофе, сваренный по особому рецепту, который достался мне ещё от мамы: с щепоткой кардамона и мускатного ореха.

На столе уже ждал завтрак — овсянка с черникой и мёдом, именно такая, какую он всегда просил. Рядом — свежие тосты с авокадо, хотя я сама его терпеть не могла. Но Сергей говорил, что без авокадо утро не задаётся и я старалась...

Сердце замирало от предвкушения. Я представляла, как он войдёт с документами, обнимет меня, скажет что-нибудь тёплое. Может быть, мы даже откроем бутылку шампанского, которую я спрятала в холодильник — немного рано для алкоголя, но ведь такой особенный день...

Хлопнула входная дверь. По квартире разнеслись тяжёлые шаги — не те осторожные, почти кошачьи, к которым я привыкла. Сергей вошёл на кухню и небрежно бросил бумаги на стол, прямо на белоснежную скатерть, которую я достала специально для этого случая:

— Всё, оформил.

Что-то в его голосе заставило меня вздрогнуть. Холодный, чужой тон — словно это говорил совершенно другой человек. Я растерянно обернулась и застыла: передо мной стоял незнакомец. Нет, внешне это был всё тот же Сергей — те же черты лица, та же щетина, которую он всегда сбривал по утрам... Но взгляд! Куда делись эти тёплые, чуть лукавые глаза? Сейчас на меня смотрел человек с холодным, оценивающим взглядом хищника.

— Милый, я завтрак приготовила... Твоя любимая овсянка с черникой...

— Не хочу я твою овсянку, — он поморщился, открывая холодильник с такой силой, что звякнули бутылки на дверце. — Сколько можно одно и то же? И вообще, почему у нас в доме нет нормальной еды? Одни эти твои диетические изыски...

Я растерянно замерла с кофейником в руках, не веря своим ушам. За полгода наших отношений он ни разу... ни единого раза не говорил со мной таким тоном. Более того, он сам просил готовить именно овсянку, уверяя, что это напоминает ему о детстве и бабушке...

— Но ты же сам говорил, что любишь...

— Да ладно? — он хмыкнул, захлопывая холодильник. — А что ещё я говорил? Может, ты ещё помнишь, как я обещал возить тебя на море? Или про дом за городом? — его губы искривились в насмешливой улыбке. — Оль, ты в своём возрасте всё ещё веришь в сказки?

Чашка в моих руках задрожала, по белоснежной скатерти расплескался кофе, оставляя уродливые коричневые пятна. Я смотрела на него и не узнавала — будто кто-то содрал привычную маску, обнажив истинное лицо. И это лицо пугало меня.

— Знаешь, что меня в тебе раздражает больше всего? — он присел на край стола, небрежно смахнув рукой крошки от тостов. — Эта твоя манера всё драматизировать. Вечно ты с какими-то переживаниями, проблемами... "Ах, давай копить на путешествия! Ах, пойдём в театр!" — он передразнил мой голос. — В твоём возрасте пора бы уже успокоиться. Сидела бы дома, борщи варила...

Каждое его слово било, как пощёчина. В висках стучала кровь, к горлу подступила тошнота. А он всё продолжал:

— И эта твоя работа в библиотеке... Ну что это за занятие? Сидишь там целыми днями среди пыльных книг, копаешься в этой макулатуре... Нормальные люди давно уже электронные читалки купили, а ты всё со своими фолиантами носишься.

— Прекрати, — мой голос прозвучал неожиданно твёрдо, хотя внутри всё дрожало. — Ты же знал, кто я и чем занимаюсь, когда...

— Когда что? — он усмехнулся, и в этой усмешке было что-то жестокое. — Когда красиво ухаживал? Когда говорил, какая ты особенная? Когда цветочки таскал? — он встал, возвышаясь надо мной. — Ой, Оль, ну не будь наивной. Думаешь, мужчине в здравом уме нужна женщина, которая старше его? Да ещё такая... непрактичная?

Я почувствовала, как к горлу подступает ком. В ушах зашумело, комната поплыла перед глазами. Где-то на краю сознания мелькнула мысль: "Вот оно что... Всё было ложью. Каждое слово, каждый жест, каждый взгляд..."

А он встал, одёрнул пиджак — тот самый, который я гладила вчера вечером с особой тщательностью — и бросил уже от двери:

— Знаешь что? Зачем ты мне такая вообще нужна? Я ухожу!

Входная дверь хлопнула так, что задребезжали стёкла в серванте. В внезапно опустевшей квартире стало оглушительно тихо. Только тикали старые часы на стене — размеренно, равнодушно, словно ничего не произошло. Словно моя жизнь не рассыпалась только что на осколки.

На столе остывал завтрак — овсянка, которую он якобы так любил, тосты с авокадо, творожные булочки... Я механически начала убирать со стола, бездумно выбрасывая в мусорное ведро еду, которую готовила с такой любовью. Руки двигались сами по себе, а в голове крутилась одна мысль: "Как я могла быть такой слепой?"

На дне мусорного ведра оказалась и та бутылка шампанского — она словно насмехалась над моей наивностью. Я смотрела на неё и вдруг почувствовала, как внутри поднимается что-то... Нет, не отчаяние. Злость.

Телефон зазвонил, когда я уже собиралась уходить на работу. Татьяна.

— Олечка, ты как? Что-то сердце не на месте... С утра места себе не нахожу.

И тут я разрыдалась. Слёзы катились по щекам, а я, захлёбываясь, рассказывала подруге о случившемся. О его словах, о том, как изменился его взгляд, о разбитых мечтах и растоптанной надежде...

— Стоп! — её голос стал жёстким, как сталь. — Только не говори, что ты поверила в этот спектакль. Он же явно что-то задумал. Сама подумай — зачем ему устраивать эту сцену сразу после получения прописки?

— Думаешь?.. — я замерла с платком у глаз. В памяти вдруг всплыли странности последних дней: его долгие разговоры по телефону в ванной, якобы с работы... Его внезапные "командировки" на пару дней... Утренние сообщения, которые он так поспешно стирал...

— Уверена, — в голосе Татьяны зазвенела сталь. — Он не просто так на тебя давит. Хочет, чтобы ты сама всё бросила, сдалась. Небось, уже и на часть квартиры намекнул?

— Нет, пока не...

— Подожди пару дней — намекнёт, — Татьяна помолчала. — Оль, ты не первая, кто столкнулся с таким... аферистом. Я через свою работу в юридической консультации столько подобных историй видела. Главное сейчас — не раскисать. Поплакала и хватит. Будем думать, что делать дальше.

Я слушала подругу и внутри медленно, но верно поднималась волна. Нет, не отчаяния — злости. Я вспомнила все его слова, его снисходительный тон, его насмешки... Вспомнила, как он походя растоптал всё, что было для меня дорого — мою работу, мои мечты, мою веру в любовь...

И впервые в жизни решила: нет, я не буду жертвой. Не в этот раз.

Вечером Сергей не пришёл домой. Я сидела в темноте, перебирая в памяти последние полгода. Каждый его жест, каждое слово... Как профессиональный актёр, он играл роль любящего мужчины. А я, как благодарный зритель, верила каждой сцене.

Что ж... Пора опускать занавес. И на этот раз финал напишу я.

На столе всё ещё лежали документы о прописке. Я взяла их в руки, провела пальцем по свежей печати. Губы сами собой сложились в усмешку: "Ты просчитался, милый. Я не такая слабая, какой кажусь".

На следующее утро Сергей явился как ни в чём не бывало. От него пахло чужими духами и перегаром. Небрежно бросил ключи на тумбочку — они со звоном проехались по полированной поверхности, оставив царапину. Я смотрела на этот свежий след на дереве и думала: вот так же он оставил шрам и на моей душе.

Уже пишу продолжение и завтра утром опубликую! 🤩 Подписывайтесь, чтобы не пропустить ❤️

Вторая часть: