Рассказ Я тебе верю. Глава 25.
Начало здесь. Глава 1.
Эдик попал в знаменитые Воздушно-десантные войска. Парень до войны занимался баскетболом, работал на заводе, был невысоким и физически развитым. Но и для него марш-броски с полной выкладкой проходили тяжело. Расширенные лёгкие резало, дыхание сбивалось. Забитые мышцы на ногах были как железные, тяжёлые и неподъёмные. Ежедневная утренняя зарядка на продуваемом всеми ветрами плацу с голым торсом даже в зимнее время, внезапные ночные подъёмы. Постоянное чувство голода и ежедневное недосыпание привели к значительной потере веса в первый же месяц службы.
Была и де_довщина. И сплочение солдатского коллектива наработанными за долгие трудные годы проверенными методами. Многим известен главный девиз ВДВ - «Никто кроме нас». Однако, кроме официальной, гордо и громко звучащей версии, есть и парочка других:
«У нас нет здоровых и больных. Есть живые и мёртвые»
«Провинился один – отвечают все».
Пара молодых солдатиков, не привычных к воинской дисциплине и железному порядку, решили по_курить в неустановленном месте, за казармой. Бравируя друг перед другом, щелчком отправили тлеющие красноватые огоньки в сторону берёзок, растущих вдоль тротуара. Когда о_курки были обнаружены, вся рота, вооружившись лопатами, копала «мо_гилу» размером метр на метр. Затем, построенные по команде, военнослужащие срочной службы стояли с грустными лицами, «провожая в последний путь» «бычки», и закапывали, как было положено на данном печальном мероприятии.
Молодым бойцам было отведено минимальное время на еду. Если пища была только что приготовлена, ребята закидывали в рот, обжигаясь склизкой кашей или супом, в котором попавшийся кусок сала был праздником. Мяса в суповой тарелке не видел никто за все два года солдатской службы.
За обедом алюминиевые ложки звенели наперегонки, совершая быстрые движения от тарелки до остриженных «под ноль» голов. Рядовой Николаев, мучимый постоянным чувством голода, не глядя на товарищей, схватил несколько кусков ржаного хлеба и рассовал его по боковым карманам солдатских брюк. Низко склонив голову над тарелкой, жадно хлебал пустой суп, больше походивший на горячую воду, в которую случайно упало несколько ломтиков недоваренной картошки.
Через полчаса после команды «Отбой!» в казарме на сотню человек стояла тишина, прерываемая всхрапыванием и невнятным бормотанием, похожим на беспомощный детский лепет. Казалось, вымотанные за день ребята свалились, что называется, без задних ног, еле дождавшись уставной команды.
Внезапно в длинном помещении раздалось громогласное «Рота, подъём!», от которого, казалось, дрогнули стёкла. Зажёгся свет. Солдатики, повскакивавшие со спальных мест, спросонья уставились на рядового Николаева, который, сидя на своей койке, жадно жевал обеденный хлеб, роняя крупные крошки на сероватую простыню.
Вот рота одета и построена по стойке «Смирно».
- Рядовой Николаев! – отрывисто гаркнул старослужащий Сибиряков, а проще говоря, Дед.
- Я, - промямлил молодой солдат, обуянный чувством надвигающейся опасности.
- Не слышу!!! – Дед так усердно извлекал звуки из мощной грудины, что у стоявших поблизости солдат напрягались барабанные перепонки.
- Я! – собравшись с духом, громко ответил Николаев, ещё недавно рыхловатый конопатый деревенский парнишка.
- Выйти из строя! – рык Деда разнёсся, как рёв одноглазого циклопа, наступившего голой пяткой в пылающий костёр.
- Есть, - отчаянно крикнул Николаев, вспомнив, как бежал однажды июньским днём от внезапно взбесившейся коровы Майки.
- Ко мне! – орал Дед.
- Есть! – в своих воспоминаниях Николаев перемахнул через высокий забор, зацепившись штаниной за ржавый гвоздь и вырвав кусок материи на самом интересном месте.
Голос деда стал тихим и вкрадчивым.
- Товарищи солдаты, посмотрите на вашего товарища. Среди вас есть солдат, который голодает, находясь в рядах нашей доблестной Армии. Не доедаешь? – с сочувствием обратился он к Николаеву.
- Не доедаю, - тихо сказал солдат, виновато повесив голову с покрасневшими оттопыренными ушами.
- И мы не можем этого допустить. – В руках Деда появилась пышная буханка «серого» хлеба, разрезанная одним мощным движением вдоль.
Молодые солдаты с дремавшим в сонном мозгу аппетитом смотрели на хлеб с наполненными слюной ртами.
Дед, тем временем, намазывал толстым слоем густой чёрный сапожный крем, или, как его ещё называют, гуталин.
- Ешь, - ласково сказал Дед, протягивая на ладони от тельняшки, обтягивающей рельефный торс, половину буханки с намазанным кремом.
- Не буду, - еле слышно промямлил Николаев.
- А что так? Ты же не доедаешь, вот тебе солдатский «Сникерс». Ешь давай!
- Не буду я, - веснушчатый паренёк мотал головой, не глядя ни на Деда, ни на своих товарищей.
- Рота, упор лёжа принять! – привычно гаркнул Дед.
Солдаты дружно выполнили приказ.
- Будем отжиматься, пока рядовой Николаев не наестся досыта! – громогласный рык Деда облетел казарму.
Он считал «Раз», и солдаты опускались до пола. На счёт «Два» занимали исходное положение, встав в «планку» на напряжённых руках. Несколько минут в казарме были слышны резкие команды Деда, и вторившее им ритмичное дыхание молодых солдат. Николаев всё так же стоял, опустив голову, держа в руках хлеб с намазанным на него гуталином. Вскоре солдаты, разбуженные в ночное время, и вынужденные совместно выполнять тяжёлое физическое упражнение по вине единственного человека, не выдержали. Один, похрабрее, не смог сдержаться.
- Жри, давай!
Дед вопросительно-выжидающе смотрел на рядового Николаева.
Солдаты поняли, что выражение собственного мнения по данному вопросу негативных последствий не имеет. Брошенная в сердцах реплика была маленьким снежным шариком, которая понеслась по склону всеобщего негодования, превратившись в неудержимую лавину. Она обрушилась на провинившегося, засыпав его оскорблениями, обзывательствами, и красочными обещаниями неминуемой расправы.
Николаев не мог противостоять мощному натиску не_нависти в миг озлобившихся ребят. Давясь большими непрожёванными кусками хлеба, плача от бессилия, страха и злости, он хотел только одного: чтобы наказание поскорее закончилось.
Можно представить себе, какой была дальнейшая служба рядового Николаева, однажды проявившего слабость и нарушившего правила сурового армейского устава.
Эдик, как настоящий мужчина, достойно переносивший тяготы службы, писал и родителям, и Лизе, что у него всё хорошо. Служба идёт день за днём, приближая его возвращение домой.
Лиза получила очередное письмо, вернувшись после пар, проведённых в институте. Она, как в недавние времена, положила конверт на середину стола. Надела спортивные брюки и домашнюю футболку с огромной бело-жёлтой ромашкой, напоминавшей счастливое лето. Села за стол. Несколько минут разглядывала конверт, представляя, как Эдик запечатывал его, как ровным почерком писал её домашний адрес, ставя над буквой «т» волнистую линию, и такую же волнистую линию, подчёркивающую снизу букву «ш». К письму была приложена фотография её любимого Эдика в военном кителе. Лиза шумно вздохнула, не сумев удержаться. С худого лица, больше похожего на череп, обтянутый кожей, смотрели запавшие глаза. Они казались огромными и несчастными, хотя собранное лицо его выражало полуулыбку.
Девушка смотрела, боясь отвести взгляд от такого дорогого ей лица. Наконец, она развернула письмо, издавшее характерный хруст исписанной шариковой ручкой бумаги.
- Всё хорошо, как всегда, всё хорошо, - сказала вслух Лиза.
Эдик вспоминал их прогулки, уличный ларёк с подтаявшим мороженным, скамейку во дворе, на которой днём сидели мамочки, следящие за своими детьми, а вечером – влюблённые парочки. Спрашивал, как дела у Лизы, её семьи, и как поживает Вероника. Предупредил, что, возможно, следующее письмо придёт, возможно, не скоро, так как часть уезжает не то на сборы, не то на учения. Возможно, они будут жить «в полях» в палаточном городке, и как там ходит почта, неизвестно.
Лиза незамедлительно села писать ответ, достав развёрнутый лист из школьной тетради, и новый конверт из стопочки.
«Дорогой мой Эдичка!» - начала очередное длинное письмо Лиза.
Она, по привычке, писала всё, что произошло с ней за последнее время. Как братик с удовольствием ходит в детсад. Мама с неудовольствием – на работу. Нагрузки стало больше. Прибавилась ещё отчётность, какие-то новые обязанности. Что школу переименовали в лицей, и теперь нужно соответствовать и повышать успеваемость среди учащихся любой ценой. Что папа, как всегда, занят «и урочно, и сверхурочно», как говорит иногда рассердившаяся мама.
О том, что зарплату родителям задерживают, и в магазинах ничего нет, кроме иностранных кальмаров, Лиза не писала. Как и о том, что мама с папой получают часть зарплаты пиццей в школьной столовой. И что день – через день мама готовит макароны с колбасой, мелкие кусочки которой она срезала с небогатой школьной пиццы. Учёба в институте была по-настоящему интересной. Каждый день Лиза узнавала новые, необычные вещи, которые, казалось, не имели прямого отношения к реальной жизни. Невидимые человеческому глазу микробы и бактерии, вирусы, и их непредсказуемое поведение. Иногда Лиза, будто пытаясь поделиться с любимым маленькой частью своей жизни, рисовала на полях смешные глазастые инфузории-туфельки, или злобные зубастые вирусы, пожирающие друг друга.
Не писала Лиза и о том, что не ходила на вечеринку, где состоялось оставшееся для неё тайной студенческое посвящение, о котором вся группа шушукалась неделю.
Ещё девушка не писала о серьёзном однокурснике, что на всех парах норовит сесть рядом с ней.
Николай приехал поступать в институт из деревни. Мать-учительница воспитывала его одна, успевая работать, содержать дом в порядке и держать удойную корову, продавая молоко. Лидия Сергеевна собирала каждую копейку, откладывая сыну на учёбу.
- Сынок, ты должен добиться успеха. Уехать из деревни. Хорошо жениться. Прожить счастливую жизнь. Ты будешь путешествовать, и увидишь весь мир, если захочешь.
Маленький Коленька с детства знал, что должен стать успешным человеком, чтобы сделать любимую маму счастливой. Полноватая и домашняя Лидушка, как звала её свекровь, так же забытая сыном, как и брошенная жена, была добрейшей души сельским врачом. Сердобольная и понимающая, она ставила прописанные «в районе» внутривенные и внутримышечные уколы. Делала массаж старикам и детям, а также взрослым. Выздоровевшие люди благодарили, чем могли. Кто приносил мяса, кто пол литровую баночку мёда, кто полтушки домашней птицы.
Когда ребята строгали рогатки и соревновались, кто с первого раза разобьёт стекло в сарайке бабы Таси, что разводила нутрий, Коленька старательно читал. Лидия Сергеевна понимала, что одних мозгов для достижения успеха может быть маловато. Поэтому, когда в деревне молодой учитель физкультуры стал набирать детей в лыжный кружок, записала Коленьку без сомнений. Парень и правда рос умным. Прочитал почти все книги в школьной и деревенской библиотеках. Легко мог поддержать беседу на тему истории, географии и спорта. К сожалению, можно было бы сказать, что парню не повезло с внешностью. Мама, видя стыдливо разглядывающего свое отражение в старом зеркале жидковолосого сына с рытвинами на лице, погладила его раздавшиеся плечи.
- Мужчина должен быть чуть красивее обезьяны, сынок. Любят человека не за внешность. У тебя красивая фигура. не бросай занятия, и о тебе будут судить по фигуре, а не по лицу.
Внутренним чутьём Коля рано начал понимать, что человек может вести себя по-разному в различных обстоятельствах. На улице с ребятами он легко употреблял пацанские жаргонные словечки, и в меру хулиганил. Дома был послушным сыном, помогал маме, колол дрова, топил печь и смотрел за скотиной. В школе был «хорошистом», не выскакивал вперёд, но и не плёлся «в хвосте». После подростковой ломки его голос обрёл приятные низковатые нотки. Движения от постоянных занятий спортом – уверенность и неспешность. И вот рябой несимпатичный подросток уже уверенно приглашает на деревенской дискотеке потанцевать городских девчонок, приехавших отдыхать к бабушке в деревню. Коля старательно напрягает бицепс, когда рука неместной красотки соскальзывает с его широкого плеча. Его добрые глаза с опущенными вниз внутренними уголками, похожие на преданные глаза сенбернара, стеснительно опускают взгляд вниз. И молоденькая перепёлка чувствует, что сельский дурачок вот-вот уже влюбится в её прекрасные пёрышки. Через месяц она уезжает домой, загадочно улыбаясь, глядя в окно скрипящего автобуса, увозя с собой тайну ночных прогулок и сорванных на лесной опушке крупных красных ягод клубники, облитых лунным светом.
Наш Коленька, тем временем, застенчиво отводит взгляд то от карих, то от голубых глаз очередной наивной и влюбчивой девочки, угощая её в затяжные ночные прогулки поспевшими полосатыми ягодами крыжовника, влажными от холодной росы.
Николай смотрел на Лизу своими собачьими глазами, спрашивая то об одном учебном предмете, то о другом. Девушка смотрела на его странные рыжие усики, делавшие похожими его диковинную разновидность таракана, у которого выросло всё его тело, за исключением усов.
Группа паренька сразу приняла и признала своим лидером, выбрав старостой на вторую неделю обучения. Он, конечно же, среди сокурсников вел себя как «свой парень», а с преподавателями держался уважительно. Да и Лиза, не почувствовавшая от него никакой опасности, вела себя с ним по-простому. «Понятно, что парень просто хочет учиться!» - оправдывала она его интерес, граничащий с навязчивостью.
- Знаешь, Коля, я на лекции тоже не очень хорошо тему поняла, - ответила она на его застенчивую просьбу объяснить ему только что пройденную тему.
- Может, Лиза, хоть конспект дашь списать? – грустные глаза преданно смотрели на девушку.
- Нет, я не могу. Пары же завтра, мне самой готовиться нужно, - она готова была помочь парню, но не в ущерб своим интересам.
- Во-о-от, о чём я и хотел сказать. – Коля пригладил двумя пальцами топорщащиеся усы каким-то нелепым стариканским жестом. – Ты мне тетрадку дай, пожалуйста. А я, как перепишу, тебе принесу сразу. Ну, вечер уже наверно будет. Заодно в кино можем сходить, в знак моей благодарности.
Лизе вдруг захотелось оказаться на другом ряду, а лучше вообще в другой аудитории.
«И не на таракана он вовсе похож, а на паука!» - вдруг подумала девушка.
Продолжение Глава 26.
Путеводитель здесь.