Наверное всем нам встречались эти, погруженные в себя, замкнутые люди, отличающиеся необычайно жесткими личными границами, переходить которые всегда чревато. Тем не менее, если речь идет об отношениях, именно они, испытывающие страх поглощения, так привлекают депрессивный тип, испытывающий страх отвержения. Для меня это был довольно интересный исследовательский опыт – "побыть в шкуре" этого типа личности... довольно неприятный и страшный опыт. Но он позволил мне понять многое...
Поехали!
«Я истинно одинокий странник и никогда всем сердцем не принадлежал ни моей стране, ни дому, ни даже моей семье… я никогда не терял чувства дистанции и потребности в одиночестве» (А. Эйнштейн).
Хотелось бы начать с того, что шизоид – не равно шизофреник. Увы, но в самом деле существует неприятная тенденция к патологизированию представителей моего типа личности. Да, мы все достаточно разные: от кататонического пациента до творческого гения. К счастью для окружающих, я – сравнительно редко встречающийся тип. Таких как я можно встретить среди философов, теологов, ученых, деятелей изобразительных искусств – везде, где требуется крайняя увлеченность, уединение, покой, сосредоточенность, обеспечивающие тотальное погружение в тонкие материи.
Влечения, аффект, темперамент
Изначально я был очень чувствительным, гиперактивным ребенком, легко поддающимся чрезмерной стимуляции, словно мои нервные окончания всегда располагались ближе к поверхности кожи, чем у всех остальных людей. Уже в детстве это вызывало желание всячески ограничить интенсивность воздействия и взаимодействия, что зачастую расценивалось окружающими как холодность, отстраненность. Но всякий раз это была борьба за свое личное безопасное пространство, защищенное от болезненного вторжения извне, которое может меня поглотить и уничтожить, подобно голодному чудовищу с гигантской глоткой. Этот аннигиляционный страх, возникший еще на оральном уровне, удерживает меня от лишних… любых контактов, превышающих лимиты моей открытости и доступности. Однако, такое фантазирование относительно поглощающей внешней среды, исходит изнутри меня – изголодавшегося по любви человека. Поэтому и остается – уйти в себя, искать удовлетворения в фантазии, отвергнуть материальный мир, лишь бы не контактировать с подлинным собственным чувством.
Я способен абсолютно естественно чувствовать и воспринимать то, что не дано многим, в силу их поверхностности, но для них я всегда буду чрезмерно амбивалентен и не достаточно эмпатичен. Но я не борюсь со стыдом, подобно нарциссичным или депрессивным людям, я склонен воспринимать себя и мир практически таким, каков он есть, без внутреннего импульса изменять что-то. Единственное, что меня беспокоит – это чувство базовой безопасности. Я бегу от всего, что меня переполняет. Мой путь – путь отшельника. Наверное, прожить насыщенную жизнь для меня возможно лишь в моем собственном воображении.
Столь актуальное в философии со времен Модерности, а затем в психологии, понятие «отчуждение», знакомо мне, как никому другому. Это то, как я переживаю расщепление между моим Я и внешним миром, между собственным ощущаемым Я и желанием – ощущение отстраненности / диссоциативности от части себя или от жизни.
Защитные и адаптационные процессы
Несомненно, моей самой очевидной психической защитой является уход в воображаемый безопасный мир. Тем не менее, я также могу использовать проекцию и интроекцию, идеализацию и обесценивание, интеллектуализацию. Менее всего мне свойственно отрицание и вытеснение, поскольку они скрывают эмоциональную и чувственную информацию. Не популярны у меня и компартментализация, морализация, аннулирование, реактивное образование и поворот против себя. Почему? Потому что эти защиты дифференцируют переживания на плохие и хорошие. В состоянии стресса я зачастую удаляюсь от людей и собственных эмоций, что придает моему образу определенной безжизненности, что может быть несообразно сложившейся ситуации.
Объектные отношения
Будучи шизоидом, я воспринимаю объект, говоря словами Фейрберна, как «возбуждающий желание необходимый объект», к которому я жадно стремлюсь, однако вынужден сдерживать чувства, чтобы не уничтожить и не разрушить его в силу крайне интенсивной потребности заполучить его в свое полное распоряжение. Первичный конфликт отношений у меня касается близости и дистанции, любви и страха. Мою субъективную жизнь пронизывает глубокая амбивалентность по поводу привязанности. Я жажду близости, но вместе с тем чувствую постоянно нарастающую угрозу поглощения другими. Мне жизненно необходима дистанция, чтобы чувствовать себя в безопасности и сепарированности, но я так одинок! Я не могу быть ни в отношениях с другим человеком, ни вне их, не рискуя при этом разными способами потерять как объект, так и самого себя – ни с тобой, ни без тебя. Подойди ближе – я так одинок, но не приближайся – я безумно боюсь вторжения! Моя хроническая дилемма – не могу быть ни во взаимоотношениях с другим человеком, ни в не таких взаимоотношений, без риска так или иначе утратить свой объект или себя. Я внутренне идентифицирую чувства и отстраняюсь от отношений, которые требуют их выражения. Я часто изолируюсь и трачу огромное время на раздумья и даже руминацию по поводу важных вещей в фантастической жизни. Из-за конфликта близости я могу выглядеть деревянным и безэмоциональным, отвечать на вопросы интеллектуализацией.
Секс не является важной составляющей моей жизни. С возрастом я все меньше испытываю в нем потребность, можно сказать, становлюсь к нему безразличен, несмотря на сохранность функций и оргазма. Я вожделею недоступных, я безразличен к доступным. Моя привязанность избегающая. Для себя же считаю, что мою шизоидную психологию следует понимать через призму диссоциативных процессов как результат повторяющихся травм в отношениях. Я отказался от объектов, хотя все еще нуждаюсь в них. Я ощущаю столь сильный страх по поводу «поглощения» каждого человека и, таким образом, утраты любого человека в этом процессе, что ухожу от всех внешних взаимоотношений. Уход в равнодушие – полная противоположность любви, выражать которую становится слишком опасно. Никого не хотеть, не выдвигать никаких требований, отказаться от всех внешних связей и быть равнодушным, холодным, не испытывать никаких чувств, не быть ничем затронутым. Либидо направляется внутрь, интровертируется. Шизоидная отчужденность – это страх любви, чтобы объект любви не был бы разрушен моей любовью или потребностью в любви, что намного хуже. Закрытость снижает мою тревогу, мой страх поглотить и/или быть поглощенным.
Шизоидное Я
Наверное, одним из самых заметных аспектов людей моего типа личности является определенное пренебрежение общепринятыми социальными ожиданиями. В самом деле, я могу быть нарочито безразличен к эффекту, который произвожу на других, и к оценивающим реакциям, исходящих от людей. Мне не по душе конформизм, я чувствую фальшь, наигранность. Мое шизоидное Я старается находиться на безопасной дистанции от остальных людей. Многие отмечают мою отстранённость, ироничность и едва заметный презрительный настрой, но зачастую, такая намеренная оппозиционность – лишь способ сохранить ощущение связности самости. Изоляция для меня – меньшее зло, нежели поглощение, которого я так страшусь.
Интересно то, что я крайне привлекателен для людей, являющихся моей полной противоположностью – добрых, экспрессивных, общительных, возможно даже истерического типа.
Но я вовсе не так холоден и безучастен, как это может показаться при поверхностном рассмотрении. Я могу заботиться о людях, но в тоже время я нуждаюсь в сохранности защищенного личного пространства. Профессия психоаналитика была бы вполне для меня подходящей: узнавая своих пациентов столь близко, как никто другой, мое собственное раскрытие остается в предсказуемых профессиональных рамках.
Моя самооценка поддерживается индивидуальной творческой активностью. Проблемы личной целостности и самовыражения доминируют над заботами по оцениванию себя. Я все время ищу подтверждения собственной подлинной оригинальности, чуткости и уникальности, и подтверждение это должно быть внутренним, а не внешним. Я – самый суровый по отношению к себе критик.
Особенности переноса и контрпереноса
Не смотря на мою склонность к изоляции, я с благодарностью сотрудничаю в терапевтическом процессе, если он осуществляется вдумчиво и с уважением. Строгое придерживание моих интересов, безопасная дистанция, гарантируемая психоаналитической рамкой, снижает мой страх по поводу связывающих взаимодействий. Терапевтические отношения, как и любые другие отношения, наполнены чуткостью, честностью и страхом поглощения. Обратиться за такой помощью я могу, если моя изоляция от общества стала слишком болезненной, или я потерял очень значимых для себя людей, или потому что моя изоляция затрудняет завести отношения.
Молчать на сеансе – это про меня, ибо я хочу говорить, но это слишком больно. Мне необходимо место, где честное самовыражение не вызывает тревогу, пренебрежение или насмешки. Моя отстраненность – это защита, с которой можно работать, а не непреодолимый барьер для связи.
Терапевтические следствия
Не торопить, не захватывать, не душить, дать эмоциональное и физическое пространство – вот, что я ожидаю от хорошего психотерапевта. На первых порах избегать интерпретаций по причине страхов вторжения, что только усугубит мою изоляцию. Использовать мои собственные слова и образы, чтобы поддержать мое ощущение реальности и собственной целостности, или использовать образы для выражения понимания проблем из художественных и литературных источников. Литература и изобразительное искусство, возможно, наилучшим образом придают символическую форму тому, что я пытаюсь выразить. Я, хоть и очевидно высокофункционален, все же переживают по поводу того, что глубоко неправилен и непонятен для окружающих. Я хочу, чтобы люди, о которых я забочусь, полностью меня понимали, но также я боюсь, что, если полностью раскрою свою внутреннюю жизнь, я выставлю себя ненормальным. Надежные терапевтические отношения, в моем понимании, – это своеобразный эмоциональный кокон, внутри которого комфортно и можно отдохнуть от требовательного внешнего мира.
Заключение
Итак, какие же черты характеризуют меня как шизоидную личность наиболее полно?
1. Интроверсия – все мои либидинальные желания направлены на внутренние объекты. Мое Я расщеплено.
2. Отчужденный уход от внешнего мира как обратная сторона интроверсии.
3. Нарциссизм как замаскированная интернализированная объектная связь.
4. Самодостаточность.
5. Чувство превосходства, вытекающее из самодостаточности.
6. Утрата аффекта – я холоден со всеми, кто рядом и кто мне дорог.
7. Одиночество как неизбежный результат шизоидной интроверсии и прекращения внешних связей.
8. Деперсонализация, утрата чувства идентичности и индивидуальности, утрата себя.
9. Склонность к регрессии – я чувствую себя подавленным внешним миром и боюсь против него внутри себя, пытаясь пятиться назад к безопасности матки.
Есть ли решение, способное улучшить качество моей психической жизни? С точки зрения Гарри Гантрипа, единственным решением может стать разрушение идентификации и взросление личности, дифференциация Я и объекта, развитие способности к независимости, сотрудничеству и взаимности, т.е. психическое возрождение и развитие реального Я.
Библиография:
1. Гантрип Г. Шизоидные явления, объектные отношения и самость / Пер. с англ. Старовойтов В.В. – М.: Институт Общегуманитарных Исследований. 2016. – 536 с.
2. Мак-Вильямс Н. Психоаналитическая диагностика: Понимание структуры личности в клиническом процессе / Пер. с англ. В. Снигура. – М.: Независимая фирма «Класс», 2015. – 592 с.
