Вечер выдался на редкость теплым для конца сентября. В просторной кухне пахло пирогами — Тамара Петровна, как всегда, расстаралась к семейному ужину. Я сидела на полу рядом с Мишенькой, который увлеченно собирал пирамидку из разноцветных колец. Каждый раз, когда ему удавалось надеть очередное кольцо на стержень, я радостно хлопала в ладоши:
— Молодец, солнышко! Какой ты у меня умница! А какого цвета это колечко?
— Класное! — улыбался двухлетний сын, показывая на красное кольцо.
— Правильно, красное! — я погладила его по голове. — А теперь давай найдем желтое колечко. Оно похоже на солнышко...
Краем глаза я заметила, как дернулась бровь у свекрови. Тамара Петровна замерла у плиты с половником в руке, поджав губы. Этот взгляд я уже хорошо знала — сейчас начнется...
— Оленька, — голос свекрови источал мед, но в нем отчетливо слышались металлические нотки. — У нас в семье так не принято. Мы детей воспитывали строго, а не баловали. Вырастут неженками, если с ними, как с хрустальными вазами носиться.
Я почувствовала, как краска заливает щеки. Машинально посмотрела на мужа — Алексей старательно размешивал сахар в чае, делая вид, что полностью поглощен этим занятием.
— Тамара Петровна, сейчас другие методики воспитания... — начала я неуверенно, но осеклась под ее снисходительным взглядом.
— Методики! — свекровь всплеснула руками. — Я троих детей вырастила безо всяких методик и все в люди вышли. А эти ваши западные выдумки — только детей портить. Вон, Лешенька у меня какой вырос — и в школе отличник был и институт с красным дипломом закончил. И никто с ним в игрушки не играл, сам всему учился.
Алексей еще ниже склонился над чашкой. Предатель. Я закусила губу, чувствуя, как к горлу подкатывает комок. Мишенька, почувствовав изменившуюся атмосферу, прижался ко мне:
— Мама, иглать...
— Вот! — торжествующе воскликнула свекровь. — Уже и говорить правильно не может в свои два года. А все потому, что...
Я резко встала, подхватив сына на руки:
— Извините, нам пора купаться и спать. Уже поздно.
Выходя из кухни, я спиной чувствовала неодобрительный взгляд Тамары Петровны и малодушное молчание мужа. В глазах предательски щипало. "Ничего, — думала я, прижимая к себе теплое тельце сына. — Я все делаю правильно. И плевать на их методы воспитания".
— Вот, Оленька, я тебе тут книжечку принесла. Полезную, — Тамара Петровна с видом заговорщицы достала из своей объемной сумки потрепанный том в коричневом переплете. — "Воспитание детей от рождения до школы". По ней еще я своих поднимала.
Я взяла книгу, с трудом удержавшись от желания тут же вернуть ее обратно. От пожелтевших страниц пахло пылью и нафталином. Год издания — 1974. Прекрасно, ровесница моей мамы.
— Спасибо, Тамара Петровна, — выдавила я из себя улыбку, машинально пролистывая страницы. "Ребенок должен есть строго по расписанию", "Плач укрепляет легкие", "Не берите ребенка на руки без необходимости"... Я захлопнула книгу, чувствуя, как внутри все сжимается от возмущения.
— Ты почитай, почитай, — свекровь по-хозяйски прошла на кухню. — А то я смотрю, совсем вы Мишеньку разбаловали. Вон, даже режим питания не соблюдаете.
Я проследовала за ней, уже предчувствуя неладное. Тамара Петровна, как заправский полководец, осматривала территорию кухни.
— Где у вас детская кашка? Пора внуку обед готовить.
— Тамара Петровна, но Миша только час назад поел...
— Вот в этом вся твоя беда, Оленька! — свекровь назидательно подняла палец. — Никакого режима. А потом удивляетесь, почему ребенок капризничает. У меня вон Лешенька в его возрасте уже сам ложку держал и все по часам кушал.
Она решительно направилась к холодильнику. Я встала между ней и дверцей:
— Тамара Петровна, я очень ценю ваши советы, но...
— Что тут ценить? — перебила она. — Я лучше знаю, что ему нужно, я своих троих так вырастила. А ты что? Начиталась своих интернетов?
В этот момент в кухню вбежал Миша, размахивая игрушечной машинкой:
— Баба! Смотли машинка!
— Ой, кто это у нас такой голодный? — заворковала свекровь, ловко подхватывая внука на руки. — Сейчас бабушка покормит тебя вкусной кашкой...
— Но это мой ребенок и я решаю, как его воспитывать! — вырвалось у меня неожиданно громко.
В кухне повисла тяжелая тишина. Миша испуганно прижался к бабушке. На ее лице появилось выражение оскорбленного достоинства.
— Ну что ж, воспитывай, — процедила она, опуская внука на пол. — Только потом не жалуйся, что ребенок неуправляемый растет.
Она промокнула невидимую слезу платочком, который словно по волшебству появился в ее руке:
— Я ведь как лучше хотела... Для вас же стараюсь... А ты...
В этот момент хлопнула входная дверь — вернулся Алексей. Тамара Петровна мгновенно преобразилась:
— Лешенька! А мы тут с твоей женой воспитательные моменты обсуждаем...
Я молча вышла из кухни, чувствуя, как дрожат руки. В висках стучало от напряжения и бессильной злости. Больше всего хотелось кричать. Или плакать. Или все вместе.
В кухне о чем-то негромко переговаривались свекровь с сыном. Я точно знала: сейчас муж выслушает очередную порцию жалоб на мои "современные" методы воспитания. И снова промолчит, не желая обидеть мать. А я опять останусь один на один с этой невидимой войной за право быть матерью своему ребенку.
Я несколько дней готовилась к этому разговору. Репетировала перед зеркалом, подбирала слова, представляла возможные реакции. Но когда Тамара Петровна и Алексей наконец оказались в одной комнате, все заготовленные фразы куда-то испарились.
Вечер выдался душный. За окном собирались тучи, предвещая грозу. В гостиной было так тихо, что я слышала тиканье старых часов на стене — свадебный подарок свекрови. Миша уже спал в детской и это придавало мне решимости: сейчас или никогда.
— Я хочу поговорить, — мой голос прозвучал неожиданно твердо. — О том, что происходит в нашей семье.
Тамара Петровна величественно выпрямилась в кресле. На ее лице появилась та самая снисходительная улыбка, от которой у меня всегда холодело внутри. Алексей напряженно замер на диване, теребя пуговицу на рукаве рубашки.
— Тамара Петровна, — я сделала глубокий вдох. — Я очень уважаю вас и ценю ваш опыт. Правда. Но я больше не могу терпеть постоянное вмешательство в воспитание Миши.
— Вмешательство? — свекровь картинно приложила руку к груди. — Я, родная бабушка, просто хочу помочь неопытной матери! Ты же совсем не понимаешь...
— Нет, — я почувствовала, как дрожит голос, но заставила себя продолжить. — Это вы не понимаете. Вы не помогаете — вы пытаетесь командовать. Каждый раз, когда вы приходите, вы критикуете все, что я делаю. Каждое мое решение ставится под сомнение. Каждый мой шаг...
— Потому что эти шаги неправильные! — Тамара Петровна повысила голос. — Ты губишь ребенка своими экспериментами! Леша, скажи ей!
Алексей вздрогнул, когда две пары глаз уставились на него. Я почувствовала, как к горлу подступает горький ком — сейчас он снова промолчит, снова предаст...
— Мама, — его голос был тихим, но твердым. — Оля права.
В комнате повисла звенящая тишина. Тамара Петровна смотрела на сына так, словно он только что сообщил, что собирается улететь на Марс.
— Что?.. — едва слышно выдохнула она.
— Оля права, — повторил Алексей громче, поднимаясь с дивана. — Мы хотим растить нашего сына так, как считаем нужным. Твой опыт очень важен для нас, мама. Но его место — в советах, а не в указаниях.
За окном громыхнуло. Первые капли дождя застучали по стеклу, словно аккомпанируя нашей семейной драме.
— Вот значит как, — голос Тамары Петровны дрожал. — Вот, значит, чему она тебя научила. Родную мать не уважать!
— Мама...
— Нет-нет, я все поняла! — она резко встала. — Я для вас старалась, я жизнь свою положила... А теперь, значит, не нужна стала? Теперь у вас свои методы, современные?
— Тамара Петровна, — я шагнула к ней, но она отшатнулась как от огня.
— Не подходи! — она схватила свою сумку. — Не хотите слушать — не надо. Только потом не прибегайте за помощью, когда намучаетесь со своими экспериментами!
Она стремительно направилась к выходу. В прихожей грохнула входная дверь. Мы с Алексеем остались вдвоем, оглушенные произошедшим.
— Спасибо, — прошептала я, чувствуя, как по щекам текут слезы.
Муж молча обнял меня. За окном бушевала гроза, но впервые за долгое время я чувствовала себя защищенной. Мы стояли так несколько минут, слушая раскаты грома и шум дождя.
— Она поймет, — наконец сказал Алексей. — Дай ей время.
Я кивнула, уткнувшись ему в плечо. Где-то в глубине души я знала: это правда. Рано или поздно Тамара Петровна поймет. Должна понять. Ведь в конце концов, мы все хотим одного — счастья для Миши.
Прошла неделя. Тамара Петровна не звонила, не приходила, словно растворилась в воздухе. Только через Лешину сестру мы узнали, что она "приболела от переживаний". Мне было тяжело, но я держалась — ради Миши, ради мужа, ради своих принципов.
Воскресное утро выдалось на удивление солнечным. Мы собирались в парк — Миша обожал кормить уток в пруду. Я как раз застегивала его курточку, когда в дверь позвонили.
На пороге стояла Тамара Петровна. Она выглядела осунувшейся, под глазами залегли тени. В руках — большой пакет с яблоками.
— Вот, с дачи привезла, — проговорила она, не глядя мне в глаза. — Свои, без химии. Мишеньке полезно...
— Баба! — радостно завопил сын, бросаясь к ней.
Я молча отступила, пропуская свекровь в квартиру. Она неловко переминалась в прихожей, пока Миша радостно прыгал вокруг нее:
— Баба, баба! Мы утек колмить! Пойдем с нами!
Тамара Петровна растерянно посмотрела на меня. Я глубоко вздохнула:
— Пойдемте с нами в парк, Тамара Петровна. Погода хорошая.
Она благодарно кивнула.
В парке было много народу — все спешили насладиться последними теплыми днями. Миша бежал впереди, то и дело останавливаясь посмотреть на собак, голубей или просто поднять с земли очередной "клад" — шишку или красивый листик.
— Осторожно, лужа! — крикнула я, но было поздно.
Миша с восторженным визгом прыгнул прямо в центр лужи, обдав брызгами и себя и стоящую рядом Тамару Петровну. Я замерла, ожидая бури. Но свекровь... рассмеялась.
— Ох, Мишенька, весь в отца! — она достала платок и принялась вытирать внуку лицо. — Лешка тоже в детстве все лужи собирал. Я его ругала-ругала, а потом махнула рукой — пусть прыгает. Зато теперь, видишь, какой мужчина вырос...
Она осеклась, словно спохватившись. Повисла неловкая пауза.
— Тамара Петровна, — тихо начала я.
— Оля, подожди, — она вдруг взяла меня за руку. — Я... я всю неделю думала. Много думала.
Мы медленно шли по аллее. Миша убежал вперед к пруду, где уже собралась стайка уток.
— Знаешь, — продолжила свекровь, — когда растишь детей, кажется, что точно знаешь, как правильно. А потом они вырастают и у них своя жизнь, свои представления... Трудно принять, что они уже не нуждаются в твоих советах так, как раньше.
Она остановилась, глядя, как Миша осторожно бросает хлебные крошки уткам.
— Смотри, какой он у тебя... самостоятельный. Внимательный. Я вчера альбом со старыми фотографиями смотрела — Леша в его возрасте совсем другим был. Может... может, твои методы и правда лучше.
— Мама! Баба! — закричал Миша. — Смотлите, утка плывет!
— Бежим, бабушка, — позвал он, протягивая Тамаре Петровне ладошку.
Я увидела, как у свекрови дрогнули губы. Она наклонилась к внуку:
— Конечно, солнышко. Сейчас бабушка с тобой уток покормит.
Она выпрямилась и посмотрела на меня:
— Оленька... если что, я всегда рядом. Не для того, чтобы учить, а просто... помочь, если нужно будет.
— Спасибо, — я почувствовала, как к горлу подступают слезы. — Правда, спасибо.
Мы стояли у пруда, бросали крошки и смотрели, как радуется Миша. Впервые за долгое время между нами не было напряжения. Только тихое, спокойное понимание: мы все учимся. Учимся любить, учимся уважать, учимся принимать. И иногда для этого нужно просто позволить друг другу быть собой.
Если вам понравилась эта история, не забудьте поставить лайк и подписаться! Поделитесь своим мнением в комментариях — а как вы находите компромисс в таких ситуациях?