«Да что ж я про узлы? Любви он моей хочет и той же заботы. Как он жил и живет свою жизнь? Госпиталь, больные, ординаторская, каморка, еда наспех, обнять, поцеловать некому. Больные и медсестры не в счет. Это так! Как так? А тебе самой сегодня разве не приятно было, когда тебя полдеревни пришло встретить? Приятно. Но это другое. Человеку нужен человек. Единственный! Чтобы любил, обнимал, целовал, заботился».
Пелагея решительно смяла начатое письмо и принялась писать новое.
«Милый мой Сереженька! Еще совсем недавно мы простились с тобой, а сердце мое ждет новой встречи. Потому что любит тебя!»
Часть 93
Федор надел картуз и быстро вышел, легкая грустинка завладела Пелагеей.
Тут же вошла Варвара, в ее глазах блестели слезы. Подруги обнялись.
— Прости ты мене, Палаша.
— За что ж опять?
— Таки я ж им стелила постелю. Я же…
Варя зарыдала в голос.
— Варя! Все правильно. Он твой сын, а ты хотела ему счастья.
— Она жа на ево такими глазьями смотрить, люблить ево. А ты — нет. Давно ужо мене ясно. А я жа хочу, штоб моева сынка любили. Любили штоба, понимашь мене?
Пелагея покачала головой:
— Никогда мне уже не понять тебя, Варенька. Никогда.
Варвара догадалась, что имела в виду Пелагея, зарыдала еще горше:
— Ой, прости ты мене, дуру грешныю. Прости, Палаша. Запутамшись я совсема. Токма о себе и думаю. Штоба мене видеть ладное. Ня люблить яе Федька, но Федоска люблить.
— Варя, а ты с дедом разговаривала об этом?
— Господь с тобой! Ты чавой? И ня подумаю.
— А зря! Тимоша очень умный у тебя! Он вмиг мозги на место ставит. Да разве ты не знаешь, что я к нему частенько за советом хожу, и другие тоже?
— Другия, можат, и ходють, а мене матом покроеть токма, и усе.
— Напрасно ты так! Поговори с ним, тебе легче станет. Попробуй.
Пелагея еще хотела добавить, что и сама собирается к деду на исповедь да за советом, но воздержалась. А еще ей очень хотелось сказать Варе, что не там она ищет счастья сыну: ведь для человека важно любить самому, особенно такому как Федор. Но тоже не стала, потому что попрощались они с Федором навсегда только что, а это значит, что не сможет она составить счастье Федора. Так зачем об этом матери говорить? Такая уж судьба у ее сына: женщин одиноких хороших, красивых много вокруг, а он не может быть счастлив. Хотя, кто ж его знает? Может, он так же, как и она, Пелагея? Она счастлива каждый день тем, что полезна людям, вон они уже спозаранку ждут ее. И как это здорово осознавать, что нужен людям, пользу приносишь, без тебя никак! Какую теплую встречу устроили ей сельчане! До сих пор при воспоминании об этом сердце радостно стучало и на душе становилось тепло.
— Варя, ты домой иди. Федора корми, да и поговорить вам надо. Все теперь по-другому будет. Он, наверное, в Лог уйдет.
— Уйдеть, уйдеть! — зачастила Варя, не дав Палаше договорить. — Председатель, слышь-ка, говорил о каком-то слиянии колхозов. ЧуднО. Чавой это? Так вот Федя тама будеть работать. А сюды токма приязжать за хлебом да дровянкой. А нама ихнюю скобянку возить. Ну и по другим деревням. О как! Наш колхоз-то передовой. Вот и просил товарищ Заварзин взять под крыло! От так!
— Ого, какие у вас новости! Ну что ж, я только рада. Там и коммунисты есть — пополнение в наших рядах.
— Дед мене надысь сказал енто, а ему председатель. Машина-то одна — ня поспеют без Тимоши да Демьяна везде. Нужна пока лошадка-то, Ладушка наша. Ну пошла я, пошла, коли так.
Варя накинула телогрейку и шаль.
— Благодарствую тебе, Пелагея, и прости ты мене, — сказала и вышла.
Долго сидела Палаша в раздумье о жизни. Вот ведь оно как бывает! Вроде ладно все сложилось, а печально на душе. Светло и печально. Перевернута еще одна страница, закончена еще одна глава жизни.
«Но ведь начата другая!» — весело сказала сама себе, достала лист бумаги, карандаш, и принялась писать письмо Иванычу.
«Здравствуй, Сереженька. Доехала я хорошо. Встречали меня Варвара с Тимохой. Так что узлы было кому тащить…»
Пелагея улыбнулась и задумалась на минутку. Она вспомнила, с какой нежностью и заботой, и даже беспокойством спрашивал доктор о том, кто будет встречать.
Поэтому в первых строках и написала об этом.
«Да что ж я про узлы? Любви он моей хочет и той же заботы. Как он жил и живет свою жизнь? Госпиталь, больные, ординаторская, каморка, еда наспех, обнять, поцеловать некому. Больные и медсестры не в счет. Это так! Как так? А тебе самой сегодня разве не приятно было, когда тебя полдеревни пришло встретить? Приятно. Но это другое. Человеку нужен человек. Единственный! Чтобы любил, обнимал, целовал, заботился».
Пелагея решительно смяла начатое письмо и принялась писать новое.
«Милый мой Сереженька! Еще совсем недавно мы простились с тобой, а сердце мое ждет новой встречи. Потому что любит тебя!»
…Время до апреля пролетело незаметно в деревенской обыденности. Сергей Иваныч написал, что приедет двадцать пятого числа.
За неделю до этого срока Пелагея пришла в дом деда Тимохи. Долго она выжидала, чтобы был он один, без Вари. Пришлось самой дать ей отпуск на три дня и отправить в Лог к внуку.
— Варь, съезди! Соскучилась же, поди, по мальчонке? Вижу, Федор приехал по делам. Так езжай!
— Ой, милмоя, а ты как жа тута? Без мене…
— Варь, ну ты ж без мене три месяца справлялась? Устала. Вот и отдохни. И я без тебя справлюсь, — улыбнулась Палаша.
Счастливая и довольная Варя расцеловала Пелагею.
— Ой как охота мене к Федоске! Я уж Федю ругала: чавой ня везешь, давно ня был. Ну усе, ушла я.
И Варвара выскочила из медпункта.
Зорко следила Палаша за тем, чтобы уехали Федя и Варя, а как только скрылась машина из виду, пошла к деду.
Застала его за ремонтом табуретки. Увидев Пелагею, дед обрадовался.
— Давай, давай, давненько не была. Мене тут Варька наготовила будто на неделю уехамши. Ты на сколь ее отпустила-то?
— На три дня, дед.
— От. А она мене и щец наварила, и блинков напякла, и кашу сварганила. Хорошо ишшо прохладно на дворе, а то б у погреб метатьси туды-сюды устал я. Давай, давай, Палаша. А то, можат, лязнем самогоночки?
— Дед, да я наливки Валиной принесла, — Палаша поставила на стол бутылку.
— Подготовилась, — крякнул дед. — Баловство енто. Наську вон поить ею можно, — махнул рукой дед.
Палаша улыбнулась.
— Самогону давай тяпнем. У тебе ж разговор к мене? А под самогон оно, знашь, лучша идеть. Да мы ж для сугреву. Малеха лязнем.
…Через полчаса сытые и довольные, выпив по паре чарочек, Пелагея и дед сидели за столом.
— Знаешь, дед, я ж замуж вышла в Гурзовке, — начала Пелагея.
— Расдутыть твою ж мать! — выругался дед по-доброму.
— Да, и в ЗАГС сходили. Все по-настоящему.
— За дохтура?
— За него.
— Молодец, Палашка. Молодец. Дохтур-то, знамо дело, мужик справный. Мене вон Наташка про яво жужжить усю дорогу, када у город я яе вожу по делам.
— Справный, дед, еще какой справный. Да вот незадача у нас. Как бы нам соединиться? Как жить вместе? Он хирург в госпитале, а я, сам понимаешь, — деревенская, да и замены мне нет.
Дед поднялся, накинул телогрейку.
— Айда на двор. Тут самогоном не управитьси. Покурякаем.
Вышли. Закурили.
— Ты, Палашка, скажу я тебе так, — сильная баба. Не видал я таких больша. Нету у нас таких. Это твое шастье и твоя проклятия! Была ба ты Зинкой Звонаревой — я б ужо чичас погнал бы тебе к мужу. Дык ишшо и отматюкал. А ну, ша ла ва, пошла, пошла отседова. Ишть, чавой удумала?! Она тута сидить, а муж яе тама. Да она ба и сама ня сидела. Понимашь мене? Потому как она просто баба. Глупая, простая деревенская баба. Чавой у яе у жизни есть? Двор, огород, печка? Коровам хвоста крутить? Кто заметить яе отход? Была — и нету. Потому как взамен яе ишшо сто таких зинок на деревне. А ты?!
Дед достал папиросу, медленно снова прикурил.
— Одна ты такая, Палашка. Токма ня гордись чичас. Ня для тово я тебе говорю енто.
Пелагея кивнула. Понимаю, мол.
— А потому, знашь, усе у тебе по-иному. Вот ты жа приехала домой? И сидишь тута, работаешь! А как инача? И ня уедешь? Как уехать? Медпункт у тебе, люди со всей округи ходють. Зинку не заметють, а без тебе, Палаша, ня токма заметють, а и умруть. Не усе, но коя-кто. Так што даже и уехать ня дадуть.
— И Сергею не дадут, — тихонько проговорила Пелагея. — Что делать, дед?
— Ждать. Время покажеть. Бог покажеть. Человеку тут делать нечаво. Ня для человека задача. Оно само как-то образуетси!
— Дед, вот вроде не помог ты мне ничем, а камень с души упал.
— В добрый час, Палаша! Усе енто понимають, и дохтур твой — первый. Када приедеть он?
— Через неделю.
— Вот и поедем яво встречать. Палаша, была б ты боговерующей, я б тебе сказал — молись! А так: што я тебе кажу? Читай вашу книжку. Чавой у вас там, у партейных?
— Устав, — машинально ответила Пелагея.
— От яво и читай.
Пелагея тихонько рассмеялась, дед вслед за ней.
Татьяна Алимова
Все части повести здесь ⬇️⬇️⬇️
На канале много новых читателей: прочтите, пожалуйста, эту короткую повесть. Это мой «бестселлер»))))
⬇️⬇️⬇️
Дорогие мои! Я не всегда успеваю ответить на все комментарии, но я благодарна каждому моему читателю за то, что читаете, классите, выражаете свое мнение, благодарите! Это меня вдохновляет и окрыляет!