Я не видела его, но чувствовала присутствие. Раньше, когда думала о том, что Глеб точно так же, как Бо и остальные, витает где-то вокруг нас незримой магической пылью и всё видит, ощущения были совсем другими. Теперь я точно знала, что он рядом. Лёгкие касания, слабые шорохи, давно забытый душевный покой ― всё говорило о том, что мы с Лёшкой больше не одни. Бо, кстати, так и не объявился, что Алексея огорчало безмерно. Потребность в общении с другом мой сын реализовывал на Нюське, причём его совершенно не смущало, что бестолковое животное справляет нужду по всей комнате. Предлагала ему подружиться с кем-нибудь из соседских детей, но Лёша заявил мне, что они все скучные.
В томительном ожидании прошло ещё несколько дней. Однажды утром я проснулась и поняла, что лежу в постели не одна. Поперёк меня перекинулась тяжёлая рука, а затылок ощущал тёплое дыхание спящего мужчины. Я боялась даже пошевелиться, чтобы не разрушить это долгожданное ощущение счастья. Плакать не хотелось, но слёзы сами стекали по щекам на подушку. Долго так лежала, пока не решилась повернуться и взглянуть на любимого. Он нисколечко не изменился с нашей последней встречи. Разве что щетина исчезла. Почувствовав моё движение, Глеб нахмурился во сне и жестом собственника притянул меня к себе. Так бы и лежала рядом с ним дальше, если бы не осознавала, что вот-вот проснётся сын, притопает ко мне требовать завтрак и расстроится, увидев меня в объятиях «плохого дяди». Не знаю, почему он так вцепился в мысль о том, что Глеб плохой. Я не утверждала этого, но и не отрицала ― наверное, всё-таки это моя вина. Нужно было сказать ребёнку хоть что-то, когда он начал задавать вопросы, а я в тот момент холила собственные переживания, вот и получила нежелательный результат.
Тихо, стараясь не побеспокоить Глеба, выбралась из кровати. Зачем-то заглянула любимому за спину, хотя и так было понятно, что крылья, если они есть, мой сероглазый нефилим точно спрятал. Спина оказалась чистой и совершенно гладкой ― ни рубцов после перенесённой ампутации, ни намёка на что-то необычное.
― Красивая?
Вопрос прозвучал так неожиданно, что я с перепугу подпрыгнула.
― Кто? ― спросила машинально.
― Спина.
― Ага.
Глеб улыбнулся, поймал мою руку и потянул на себя. Я снова оказалась прижатой к его тёплой груди. Большего и не нужно было.
― Лёшка скоро проснётся, ― заволновалась минут через пять, когда вернулось ощущение реальности.
― И что? ― спросил Глеб, зарывшись носом в мои волосы.
― Он расстроится, если увидит, что…
― Нет.
― Что «нет»?
― Не расстроится.
― Почему ты так уверен?
Глеб отпустил меня, перевернулся на спину, закинул руки за голову и спросил:
― Ты в курсе, каким способом русалки губят моряков?
― Завораживают своим пением и утаскивают на дно, ― поделилась я своими скромными знаниями на этот счёт.
― Не пением, а голосом, ― уточнил любимый. ― Это не магия, а уникальная способность воздействия на разум. Ты слышишь одно, а разум воспринимает совсем другое. В тот раз, когда вы встречались с тритоном, он незаметно для тебя и Бо внушил нашему сыну, что любой мужчина рядом с тобой непременно злой и плохой. Я убрал бы это внушение раньше, но смог только сегодня ночью. Когда Алексей проснётся, будет всё воспринимать иначе. Не могу обещать, что наше знакомство пройдёт без проблем, но без чужого влияния точно.
― Элиас предвидел, что я всё равно захочу тебя вернуть, поэтому полез в голову к Лёшке? ― нахмурилась я.
― Не предвидел, но предполагал. Он не лгал тебе, но при этом много чего не сказал.
― Например?
― Например, о том, что тритонам невыгодно существование миров, созданных не богами.
― Почему? Они же живут на дне моря, защищены самой природой и ни во что не вмешиваются.
― Если творец создаст мир настолько надёжный, что боги не смогут ничего с этим поделать, кто станет батарейкой для божественного мира, как думаешь?
― Те, кто остался после разрушения Иного.
― А кто остался?
― Оборотни, вампиры, нечисть всякая.
― А ещё?
Тритоны. Ну конечно. За неимением лучшего боги будут довольствоваться тем, что есть. С этой точки зрения желание короля тритонов защитить свой народ выглядит разумно и похвально, но по отношению к другим бесчестно ведь.
― У нашего сына наследие четырёх видов существ, поэтому и дар колоссальный, ― продолжил Глеб, так и не дождавшись от меня ответа. ― Предыдущие творцы были в этом смысле ограниченными. Тритоны только наблюдали за ними и ни во что не вмешивались, а теперь испугались.
― Ты всё это узнал, витая в воздухе крупицами магической пыли? ― уточнила я.
― В развеянном состоянии есть свои преимущества, но и недостатков тоже много, ― улыбнулся Глеб в ответ. ― Доступ к знаниям и истине практически безграничный, но нет возможности предпринять какие-либо действия.
Я подумала немного и задала очень неприятный вопрос.
― Разве не проще им было избавиться от Лёшки?
― Нельзя. ― прозвучало в ответ. ― Дар творца служит своего рода страховкой. Якорем или что-то вроде того. Если уничтожить носителя, магия, породившая эту лазейку, тоже исчезнет. Вся.
― То есть мир Иной восстановить не смогут даже боги?
― Угу. Как ни крути, тритоны всё равно станут объектом их внимания.
― Но камень…
― Артефакт всегда подчиняется воле хозяина. Я рад, что ты не воспользовалась им для того, чтобы вернуть свой дар оракула. Неизвестно, чем это могло обернуться.
Я обняла его, полежала так немного и вздохнула. Надо вставать.
― А где Бо? ― спросила напоследок.
― Я отправил его на переговоры.
― К тритонам?
― Да. Чернильные демоны водятся в их владениях. То, что нарисовано кровью такого демона, а не обычными карандашами, будет иметь совсем другую силу. Бо предложит тритонам убежище в обмен на клятву невмешательства. Когда создадим свой собственный мир, заберём туда весь морской народ, а боги останутся не у дел. Ангелы смертны, долго не протянут. А бессмертные будут довольствоваться верой и страхами наивных людей. Это будет совсем другая система миров. Честная и справедливая. Кстати, об ангелах… На момент преобразования мои крылья демона были срезаны, поэтому теперь проявились те, которые принадлежат другой части сути нефилима. Ангелом это меня не делает, но притвориться могу, если надо.
― Не надо, ― решительно отказалась я, коснувшись лёгким поцелуем его губ. ― Я тебя и без крыльев любить буду, только не исчезай больше никуда.
― Не исчезну, ― пообещал он и вознамерился одарить меня более ощутимыми проявлениями любви и нежности, но к нам в комнату притопал сонный Алексей.
Предчувствие катастрофы неожиданно сменилось удивлением. Мои мальчики довольно быстро нашли общий язык и всего за пару часов даже подружились. И радоваться бы, но меня никак не оставляло тревожное чувство неправильности происходящего. Как-то уж слишком гладко и сладко всё получалось. И ещё постоянно зудели в голове странные слова Глеба: «Когда создадим свой собственный мир…» Он уже всё решил. Не спросил, хочу ли я что-то создавать. Не поинтересовался, какой я хотела бы видеть эту новую реальность. Ничего со мной не обсудил, будто моё мнение по данной теме не имело ни малейшего значения. И Бо отправил на переговоры, не спросив, согласна ли я впустить тритонов в мир, созданный нашим сыном. А самое обидное ― ни словом не упомянул о причине, заставившей нас с Лешкой переехать в Москву. Уже к обеду я начала чувствовать себя лишней и забытой, словно в моём существовании пропала всякая нужда. Даже сын перестал обращать на меня внимание. В том, что вернулся именно Глеб, я не сомневалась ни минуты, но в то же время очень остро чувствовала, насколько другим он стал.
Я молчала до вечера. Когда Лёшка наконец-то вымотался и завалился спать, потребовала у Глеба объяснений.
― А что не так? ― непонимающе спросил он. ― Я разве сделал что-то плохое? Ты переживала, что сын меня не примет. Он принял. В чём проблема?
― В тебе, ― ответила я, глядя в любимые серые глаза. ― Ты не такой, каким был раньше.
― А должен быть таким же? ― удивлённо приподнял он бровь. ― Ради того, чтобы вы с сыном жили спокойно и счастливо, я разрушил целый мир. Уничтожил тысячи магических существ. Не пощадил ни себя, ни свою дочь. Умер ради вас. А теперь воскрес только для того, чтобы снова стать вашим щитом. Думаешь, я не заметил, как ты весь день на нас смотрела? Не знаю, что ты чувствовала? Это была ревность, Инна. Ревность и страх. Пока меня не было, я ощущал твою любовь. Утром, когда проснулся, чувствовал твою радость от нашей встречи. А потом, когда в комнату пришёл Алексей, всю твою любовь и нежность как ветром сдуло. Я понимаю, что ты переживаешь за сына, а как же я? Обо мне ты не волнуешься? О Насте забыла? Ты вообще собиралась считаться с моими тревогами и печалями, когда хотела меня вернуть? Или думала только о себе?
Мы поссорились. Крупно. Глеб назвал меня эгоисткой. Сказал, что и сына я тоже воспитываю эгоистом. Я в ответ заявила, что он не имеет права придираться, поскольку у ребёнка не было отца, который мог бы воспитывать его правильно. Получилась долгая и очень глупая ссора, после которой каждый остался при своём мнении. Зато стало ясно главное ― впредь Глеб будет поступать так, как сочтёт нужным. Ему плевать, что я думаю по тому или иному поводу. Если для реализации его замыслов придётся забрать у меня Лёшку, он это сделает. И я никак не смогу повлиять на последствия, потому что всего лишь простая смертная. Я не в состоянии бороться даже с собственными желаниями ― куда уж мне противостоять желаниям могущественного магического существа.