Найти в Дзене

Охота — прекрасная возможность для несчастного случая...

Оглавление

Это продолжение рассказа! Первая часть здесь:

Рассказ | Особняк на Крестовском | Часть 2 |

III. Роковая охота

Охотничий домик Роговых стоял в глуши Карельского перешейка. Вековые сосны подпирали низкое небо, болотный мох глушил шаги, воздух пах прелой хвоей и надвигающейся грозой. Елена Витальевна любила это место — здесь она когда-то познакомилась с мужем, здесь воспитывала сына, здесь планировала свою месть.

Виктор, егерь с двадцатилетним стажем, нервно курил на веранде:

— Елена Витальевна, может, не надо? Всё-таки сын ваш...

— Заткнись, — она поморщилась, разглядывая своё отражение в оконном стекле. — Не сын он мне. Чужой. Всегда был чужим.

Старая рана саднила при каждом взгляде на Андрея. Тридцать лет назад в роддоме случился пожар. Погибли двое новорождённых, ещё троих едва спасли. А через двадцать пять лет случайный тест ДНК показал — её настоящий сын погиб тогда в огне. Этот, выращенный ею, оказался сыном какой-то студентки из общежития.

— Я отдала ему всё, — она стиснула подлокотники кресла. — Деньги, связи, положение в обществе... А он привёл в дом эту дурочку из Пскова!

Виктор молчал. Он знал — когда хозяйка в таком настроении, лучше не перечить. Тем более что компромат на него она собирала годами: и браконьерство, левые выезды на охоту, пьяные загулы...

— Значит, так, — Елена Витальевна достала из сумочки конверт. — Здесь задаток. Остальное после. Невестка должна получить хороший урок. Лёгкое ранение, немного крови, обвинение в неосторожном обращении с оружием...

— А если что-то пойдёт не так?

— Не пойдёт, — она улыбнулась змеиной улыбкой. — У тебя же золотые руки. И отличная винтовка.

План был идеальным. Новая беременность Веры, её нервные срывы, "случайно" подслушанные разговоры о наследстве... А тут ещё и охота — прекрасная возможность для несчастного случая. Главное — грамотно подставить невестку.

Дождь начался ближе к вечеру. Тяжёлые капли барабанили по крыше, ветер раскачивал сосны, где-то вдали громыхал гром. Вера металась в бреду — токсикоз измучил её, но Андрей настоял на поездке:

— Это традиция. Открытие сезона всегда в нашем доме.

Елена Витальевна опять хотела напоить невестку травяным чаем:

— От тошноты помогает, сама такой пила. Когда ждала... своего.

В последнем слове прозвучала такая горечь, что Вера удивлённо подняла глаза. Но свекровь уже отвернулась, пряча взгляд:

— Пойду проверю, всё ли готово к завтрашнему дню.

Ночью ей не спалось. Бродила по дому вспоминая. Вот здесь Андрюша сделал первые шаги. Здесь получил первое ружьё. Здесь праздновали его поступление в университет... Чужой мальчик, укравший жизнь её настоящего сына. Это он должен был погибнуть, но что уж теперь...

На рассвете распогодилось. Туман стелился над болотом, воздух звенел от утренней свежести. Охотники разбились на группы — Андрей с егерем ушли к северному краю болота, Вера осталась в домике.

— Последи за ней, — шепнула Елена Витальевна домработнице. — Чтобы не вздумала шастать по лесу.

А сама поспешила к условленному месту. Виктор должен был загнать кабана поближе к просеке, где Андрей караулил добычу. Один выстрел, лёгкое ранение, суматоха... А потом найдут второе ружьё со следами пороха и отпечатками невестки.

Выстрел прогремел в десять двадцать три. Елена Витальевна улыбнулась, услышав испуганные крики. Но улыбка застыла на губах, когда она увидела кровь. Слишком много крови.

— Что ты наделал?! — она вцепилась в егеря. — Должно было быть ранение!

— Он... он дёрнулся, — Виктор трясся как осиновый лист. — В последний момент повернулся... Я не хотел!

Андрей лежал на мокрой траве, застывшим взглядом упёршись в небо. На груди расплывалось тёмное пятно. В голове Елены Витальевны билась одна мысль: "Я убила его. Своими руками убила."

А потом она услышала крик Веры. И что-то щёлкнуло внутри — холодное, расчётливое:

— Беги, — приказала она егерю. — И помни: это была она. Её ружьё, её ревность, её жадность до наследства...

IV. Суд да дело

Зал суда напоминал театр: те же ряды кресел, тишина перед поднятием занавеса, жадные взгляды зрителей, ожидающих драмы. Елена Витальевна играла свою роль безупречно: чёрный костюм от Dior, ниточка жемчуга, платок, украдкой поднесённый к сухим глазам.

— Она убила моего мальчика, — голос дрожал точно настроенной скрипкой. — Моего единственного... Ради денег, ради наследства!

В зале перешёптывались — убитая горем мать, какой кошмар, бедная женщина... А Вера, бледная в своём сером платье, смотрела прямо перед собой. На двадцатой неделе беременности её живот уже округлился, и конвоиры старались быть помягче.

— Подсудимая Рогова, вам слово.

— Я не убивала, — её голос звучал тихо, но твёрдо. — Я любила его. Мы ждали ребёнка...

— Именно! — прокурор выскочил как чёртик из табакерки. — Ребёнок! Наследник! Вы знали, что по завещанию всё состояние переходит к первому внуку?

— Какое завещание? Я ничего...

— У нас есть свидетели! — он театральным жестом указал на домработницу. — Расскажите суду, что вы слышали в ночь перед трагедией?

Нина, опустив глаза, забормотала заученный текст:

— Она кричала... что не позволит лишить её ребёнка наследства. Что если понадобится, уберёт всех с дороги...

— Ложь! — Вера вскочила, но тут же схватилась за живот. — Я никогда...

— Тише, тише, — защитник, молоденький государственный адвокат, усадил её обратно. — Не надо волноваться в вашем положении.

А свидетели шли и шли. Егерь, бледный и дёрганый, рассказывал, как видел её с ружьём у болота. Соседка по даче вспоминала "странные разговоры о деньгах". Даже школьная подруга из Пскова (щедро оплаченная Еленой Витальевной) поведала о "навязчивой идее найти богатого мужа".

— Взгляните на эту женщину, — голос прокурора заполнил зал. — Провинциальная учительница, годовой доход меньше стоимости часов её мужа. Расчётливая охотница за состоянием, умело сыгравшая роль невинной овечки...

Елена Витальевна промокнула глаза платком. На безымянном пальце поблёскивало обручальное кольцо — такое же когда-то носил её муж, отец... нет, не отец Андрея. Эта мысль всё ещё обжигала, даже спустя столько лет.

— А теперь о главном, — прокурор достал пакет с вещдоками. — Ружьё, найденное в кустах. Со следами пороха и отпечатками подсудимой. Баллистическая экспертиза подтвердила — выстрел был сделан именно из него.

Вера смотрела на оружие с ужасом:

— Я никогда не держала его! Никогда!

— Ваши отпечатки говорят об обратном.

— Но как... — она осеклась вспомнив. Тот вечер, когда свекровь попросила помочь перенести охотничьи трофеи. Тяжёлый кейс с ружьями, который она придерживала...

— Господа присяжные, — прокурор воздел руки. — Перед вами хладнокровное убийство, спланированное с чудовищным цинизмом. Беременная женщина, выстрелившая в мужа ради наследства...

Приговор был суровым. Двенадцать лет строгого режима — и то, как сказал судья, "учитывая положение подсудимой". В зале зашумели — кто-то крикнул: "Мало!", кто-то заплакал.

— Мама! — Вера рванулась к Елене Витальевне. — Вы же знаете, что я не виновата! Скажите им!

Свекровь отшатнулась, закрывая лицо платком:

— Не смей! Не смей называть меня мамой! Ты убила моего сына!

Веру увели. А Елена Витальевна ещё долго сидела в опустевшем зале, глядя на свои дрожащие руки. Где-то в глубине души ворочалось что-то тёмное — не то страх, не то торжество.

— Простите, Елена Витальевна, — егерь мялся у выхода. — Насчёт денег...

— Потом, — отрезала она. — Всё потом.

В сумочке лежал конверт с документами из роддома тридцатилетней давности. Она достала зажигалку — пора избавиться от улик. Пламя лизнуло бумагу, пожирая последнее доказательство её страшной тайны.

"Прости, сынок," — подумала она. И сама не поняла — к кому обращается: к погибшему в огне младенцу или к тому, чужому, которого погубила своими руками.

V. Правда из пепла

Семь лет – это много. Достаточно, чтобы ребёнок пошёл в школу, седина укрыла виски, и правда проросла сквозь толщу лжи, как трава сквозь асфальт.

Вера вышла из колонии ранним октябрьским утром. Форменное платье, потёртая сумка с вещами, в кармане – фотография сына, которого она никогда не видела. Ребёнок родился в тюремной больнице, его сразу забрала Елена Витальевна – "единственная живая родственница".

На воле всё казалось чужим и странным. Маршрутки с безналичной оплатой, люди, уткнувшиеся в смартфоны, новые высотки на месте старых домов... Город изменился, но память услужливо подсовывала прежние картинки: вот здесь они с Андреем гуляли, тут пили кофе, там строили планы...

В маленьком книжном на Рубинштейна всё осталось по-прежнему: скрипучий паркет, запах пыльных страниц, кот на подоконнике. Вера устроилась сюда продавщицей – с судимостью на большее рассчитывать не приходилось.

– Лишь бы не воровала, – буркнула хозяйка, древняя еврейка Софья Марковна. – А то знаешь, сколько нынче книги стоят?

В тот вечер и началось странное. Пожилой мужчина в потёртом пальто искал старые подшивки "Нового мира". Копался в макулатуре, что-то бормотал себе под нос... А потом вдруг замер, разглядывая пожелтевшую газету.

– Девушка, а вы не помните это дело? – он протянул ей страницу. – Убийство на охоте, богатый бизнесмен, жена-учительница...

Вера побледнела, увидев собственное фото в зале суда.

– Простите, – мужчина всмотрелся в её лицо. – Вы... вы же она?

– Уходите.

– Нет-нет, постойте! Я Михаил Семёнович, бывший следователь. Я занимался пожаром в роддоме, тридцать лет назад. Тем самым роддомом, где...

– При чём здесь роддом?

Он огляделся, понизил голос:

– Елена Витальевна Рогова. Она потеряла сына при пожаре. Точнее... думала, что потеряла.

– Что?

– Присядьте, – он достал из портфеля папку. – Я семь лет собирал материал. После того пожара было много странностей. Перепутанные бирки, потерянные документы... А через пару месяцев главврач купил квартиру в центре и уехал за границу.

Вера листала бумаги дрожащими руками. Заключения экспертов, показания медсестёр, странные совпадения в датах...

– Андрей... он не был её сыном?

– Биологически – нет. Её настоящий ребёнок погиб при пожаре. А этого, видимо, подменили. Такое случалось.

– Но почему вы...

– Я виноват, – он тяжело вздохнул. – Тогда в девяносто третьем, закрыл дело. Взятка, знаете ли... Времена были тяжёлые. А потом начал копать – совесть замучила. И когда прочитал про убийство на охоте...

В магазин зашли покупатели, звякнул колокольчик над дверью. Михаил Семёнович заторопился:

– Вот моя визитка. Позвоните, если захотите узнать больше.

Домой Вера шла, задыхаясь от новых мыслей. Чужой сын. Тридцать лет притворства. Материнская любовь, обернувшаяся ненавистью...

У ещё через время после работы её ждал сюрприз – Виктор, тот самый егерь. Осунувшийся, потрёпанный, от него несло водкой:

– Я всё расскажу! Слышишь? Всё! Эта коза... она сама подстроила! Думала, только ранить, а получилось...

– Тише, – Вера огляделась. – Пойдёмте ко мне.

– Не могу, – он затравленно посмотрел по сторонам. – За мной следят. Её люди... Она всех купила. Но у меня есть доказательства! Встретимся завтра, в семь, у часовни на Смоленском. Я всё принесу!

Он убежал пошатываясь. А Вера ещё долго стояла у подъезда, сжимая в кармане визитку следователя. Семь лет она жила с клеймом убийцы. Семь лет не видела сына. Семь лет мечтала о мести...

Домой она не пошла. Купила в ларьке блокнот, ручку, села в кафе. Пора составить план. Елена Витальевна любила говорить – месть подаётся холодной. Что ж, она узнает, как вкус мести отдаёт материнским молоком.

VI. Мёртвые не говорят

Тело егеря нашли утром у Смоленской часовни. Передозировка, сказали врачи. Типичная история: бывший зэк, алкоголик, героин в крови. В кармане потёртой куртки – использованный шприц и записка: "Прости меня, Андрей. Я во всём виноват."

Вера узнала об этом из новостей. Она прождала Виктора два часа под дождём, а потом ещё неделю выискивала информацию в интернете. Ни одной фотографии с места происшествия, никаких подробностей в прессе. Будто кто-то старательно заметал следы.

– Странная история, – Михаил Семёнович разложил на столе новые документы. Они сидели в маленькой кофейне на окраине города. – Люди говорят, Виктор никогда не был наркоманом. Пил – да, но героин...

– Его убили, – Вера вертела в руках чашку с остывшим кофе. – Елена Витальевна узнала, что он хочет рассказать правду.

– Возможно. Но как докажешь? У неё везде свои люди – в полиции, в прокуратуре... Даже эксперты молчат.

Октябрь догорал в жёлтых листьях, в лужах отражались тусклые фонари. Где-то в другом конце города в такой же дождливый вечер её сын делал уроки в роскошном особняке на Крестовском.

– Как он? – тихо спросила она.

– Мальчик? – следователь достал из папки фотографию. – Вылитый отец. Елена Витальевна отдала его в ту же школу, где учился Андрей. Говорят, совсем помешалась – повторяет всё один в один, будто проживает жизнь сына заново.

На снимке светловолосый мальчик в школьной форме улыбался в камеру. У Веры перехватило дыхание – та же ямочка на щеке, тот же прищур карих глаз...

– Она не отдаст его, – Михаил Семёнович покачал головой. – Даже если мы найдём доказательства подмены в роддоме, даже если раскроем убийство Андрея... Она будет биться до конца.

– Знаю, – Вера спрятала фотографию в сумку. – Поэтому надо действовать иначе.

Вечером она долго стояла у окна, глядя на мокрый город. В квартире, которую она снимала, было холодно и пусто. Ни книг, ни фотографий – только папка с документами на столе да блокнот с записями.

Телефонный звонок раздался около полуночи.

– Я знаю, что ты задумала, – голос свекрови звучал устало. – Не надо, девочка. Хватит смертей.

– Вы убили Виктора.

– Он сам виноват. Нельзя предавать.

– Как вы предали Андрея?

Пауза. Потом тихий смех:

– О чём ты? Я любила его больше жизни.

– Он не был вашим сыном.

Снова пауза – длинная, звенящая тишиной.

– Кто тебе сказал?

– Неважно. Важно, что я знаю правду. Про роддом, пожар, подмену...

– И что ты хочешь? – голос свекрови стал жёстким. – Денег? Признания? Или... моего внука?

– Я хочу справедливости.

– Справедливости? – она рассмеялась. – Какой? Той, что отняла у меня родного ребёнка? Или той, что дала мне чужого – такого же родного, выращенного, воспитанного... А потом отняла и его?

В трубке что-то зашуршало, будто она закуривала.

– Я правда хотела только напугать его. Андрея. Чтобы развёлся с тобой, чтобы понял... А Витька, дурак, промахнулся. Трясся как осиновый лист – вот и попал в сердце...

– Я сейчас у вас буду. - отрезала Вера.

Особняк на Крестовском острове ничуть не изменился за семь лет – та же кованая ограда, розовые кусты вдоль дорожки, тяжёлые шторы на окнах. Только деревья в саду стали выше, да плющ разросся по стенам, превращая дом в декорацию к готическому роману.

— Вы... признаётесь?

— А смысл отпираться? — она налила коньяк в хрустальный стакан. — Мой настоящий сын мёртв. Приёмный тоже мёртв по моей вине. А внук...

В дверях кабинета стоял мальчик лет семи – светловолосый, в школьной форме. За его спиной маячила фигура следователя.

— Ты всё слышал, Андрюша? — Елена Витальевна даже не обернулась. — Прости бабушку. Я слишком любила своего сына.

Мальчик недоверчиво посмотрел на Веру:

— Вы кто?

Она прижала его к себе, чувствуя, как колотится маленькое сердце. Её сын, её кровиночка... Семь лет разлуки, семь лет тоски...

— Уведите его, — свекровь поднялась из кресла. — Всё подпишу. Чистосердечное, явку с повинной... что там ещё нужно?

Она подошла к окну, где в сгущающихся сумерках качались голые ветви старого клёна:

— Забавно вышло. Всю беременность боялась потерять сына – и потеряла обоих.

— Вы сами виноваты.

— Знаю, — она сделала глоток коньяка. — Андрей ведь любил тебя. По-настоящему. Я это видела и... ненавидела тебя ещё больше. За то, что ты смогла дать ему то, чего не смогла я.

Полиция приехала через двадцать минут. Елена Витальевна не сопротивлялась – сама вышла к машине, только попросила взять с собой фотографию Андрея.

— Знаешь, — сказала она Вере напоследок, — я рада, что правда открылась.

Суд был быстрым. Елена Витальевна призналась во всём: в подмене детей, в убийстве, в подставном обвинении невестки. Через месяц после приговора она умерла в тюремной больнице – сердечный приступ.

А Вера с сыном уехали из Петербурга. Купили домик на берегу Финского залива, и теперь по вечерам они гуляют по пляжу, и мальчик собирает ракушки, а она рассказывает ему об отце – только хорошее, только светлое.

Иногда по ночам ей снится тот роковой выстрел на охоте. Она просыпается в холодном поту, но рядом сопит сын, и страх отступает. Жизнь продолжается – без ненависти, без жажды мести. Просто продолжается.

Конец

Вот такая, почти детективная история простой учительницы из Пскова, которая имела неосторожность полюбить всем сердцем. Если этот рассказ тронул вас, ставьте лайки и делитесь историей с друзьями и близкими. И, конечно, жду вас среди подписчиков!

Популярные рассказы