— Бабуль, а это не слишком? — осторожно спросил Данила.
— В самый раз, — отозвалась Бабуля, застывая перед зеркалом и прислоняя трость к стене, чтобы поправить красную помаду на губах. — Ну, всё. По коням!
Сосновая улица (4)
Когда Бабуля явила свой лик домочадцам, они пооткрывали рты. Женщина облачилась в эффектный бежевый шелковый костюм, надела туфли на небольшом каблучке, в уши вставила крупные серьги с изумрудами и самостоятельно сделала макияж.
— Бабуля… — выдохнул Дмитрий Ковалев, смущенно отводя взгляд. — Зачем это всё?
— Чтоб ты спросил, Димка. А что это на тебе? Неужели я вижу джинсы? Тебе восемнадцать лет, Дима? Уже нет? Тогда это неприемлемо!
Понурый Дмитрий Ковалев без лишних разговоров поплелся переодеваться в то время, как остальные члены семьи подвергались тщательному осмотру. Бабуля цокала языком, окидывая пронзительным взглядом Людмилу Ковалеву, качала головой и поджимала губы, глядя на Данилу, и только образом Аси осталась довольна.
— Годится! — одобрила она и обвела остальных укоризненным взглядом. — Учитесь у мелочи.
Асю далеко не первый раз обзывали «мелочью» так что она на это только коротко закатила глаза, да и то не прекращая улыбаться. Ей польстило, что Бабуля оценила ее черное платье с серебристыми снежинками по достоинству.
Когда все (кроме Аси) сменили одежду по нескольку раз и кое-как заслужили право остаться в зале, Бабуля расправила плечи и громко заговорила, напоминая генерала перед важным боем:
— Сегодня мы отправляемся на вражескую территорию, чтобы напомнить недоброжелателям о том, что мы никогда не плясали под их дудку и не станем этого делать впредь! У нас есть свои взгляды, и они прямо противоположны их взглядам! Семья Ковалевых не даст себя в обиду, и Савицким с их золотыми унитазами пора бы это уяснить!
— Бабуль, а это не слишком? — осторожно спросил Данила.
— В самый раз, — отозвалась Бабуля, застывая перед зеркалом и прислоняя трость к стене, чтобы поправить красную помаду на губах. — Ну, всё. По коням!
По мнению Данилы, путь от двери дома Ковалевых до двери дома Савицких оказался слишком коротким. Хоть на этот раз для них оставили открытой калитку, парню вспомнилось, как они с сестрой лезли через этот проклятый забор. Кем был тот мужик, бросивший камень в окно Савицких? Зачем он это сделал? И как доказать, что он вообще был? Данила бы не так сильно нервничал, если бы знал заранее, что на этом ужине никто из взрослых не вспомнит о злосчастном камне и разбитом оконном стекле.
Дверь открыла Елена Савицкая, широко улыбаясь и приглашая гостей войти. Бабуля окинула мрачным взглядом ее зеленое платье-футляр, сбросила шубу и вместо того, чтобы повесить на вешалку в шкаф, как сделали остальные, вручила свою одежду не ожидавшей такого Елене.
В отличие от коттеджа Ковалевых, где заблудиться было невозможно, в этом доме было слишком много непонятных дверей. Если бы не провожатый в лице Елены Савицкой, они бы не поняли, куда именно надо идти.
Наконец гости прибыли в большой зал с длинным накрытым столом посредине. В углу комнаты находился камин, рядом с ним – черное блестящее фортепиано. Из-за панорамных окон, выходящих в сад, у Данилы появилось странное ощущение незащищенности. А может, дело было вовсе не в окнах. Судя по обстановке, с другой стороны дома Савицких находился почти такой же зал, где и было разбито окно. Данила невольно задался вопросом, как возможно в таком громадном доме поддерживать идеальный порядок без прислуги?.. Он уже собрался поделиться своими мыслями с сестрой, но она была слишком поглощена происходящим.
Ася округлившимися глазами осматривала огромную картину на всю стену с какой-то странной абстракцией в красно-желтых тонах. Бабуле хватило одного мимолетного взгляда на нее, чтобы вынести вердикт:
— Современное искусство, — брезгливо поморщилась она и двинулась к столу. — Ну, конечно!
— А, по-моему, ничего, — сказала Ася Даниле, когда Бабуля ушла достаточно далеко. — На собаку похоже.
— Я хочу уйти, — сказал парень.
— Неудивительно, — ответила Ася. — Ты всегда хочешь уйти.
Данила скривил губы, глядя на удаляющуюся спину сестры, затем перевел взгляд на дверь и увидел Олега Савицкого, который только что вошел в комнату и раскинул руки в стороны в приветственном жесте.
— Добрый вечер, Ковалевы! — громко сказал он. — Очень рад. Рассаживайтесь, пожалуйста.
— У вас кто-то играет? — Ася, уже сидящая за столом, кивнула в сторону фортепиано.
Олег не успел ответить, как слово взяла Бабуля.
— Никто у них давно не играет, хвастаются просто.
Олег Савицкий улыбнулся и покачал головой, двигаясь к столу.
— Увы, но не могу с вами согласиться, Бабуля. Один человек все же играет.
— Этот человек здесь не живет, — холодно сказала женщина, отбросив пальцами от лица несколько седых прядей. — Так что, Олежа, это не считается.
— А если бы жил? — раздался мужской хриплый голос откуда-то из недр дома. — Это сделало бы тебя счастливее, Алла?
Данила вздрогнул и уставился на бабушку. Все называли ее Бабулей, она сама так пожелала много лет назад, а если кто-то не исполнял ее желание, то был вынужден слушать длинную тираду из довольно неприличных, а местами даже оскорбительных слов. Впервые за много лет кто-то назвал Бабулю по имени, и непонятно, чем это грозило.
Женщина моргнула, издала какой-то странный чмокающий звук губами и резко встала из-за стола.
— Мне надо идти, — сообщила она ровным голосом и направилась к одной из дверей. — Дела появились.
Этого не ожидал никто, но Бабуля действительно внезапно сбежала. Правда, как выяснилось, не очень далеко.
Все молча сверлили глазами дверь, а затем Елена Савицкая наклонилась к Людмиле Ковалевой и тихо сказала:
— Г-хм… Это кладовка.
Данила, который уже успел обрадоваться, что Бабуля передумала и освободила их всех от неловкого ужина, бесшумно вздохнул и тоже уселся за стол. Всем было понятно, что это только начало, и главное блюдо еще не подано. За столом установилась напряженная тишина.