В открытое окно залетал свежий летний ветерок, покачивая развешанные по стенам плакаты с правилами арифметики, таблицей умножения и другими законами этой точной науки. Вместе с ветром от открытого манежа, разместившегося во внутреннем дворе, в небольшую комнату проникало все то множество звуков, сопровождающих практические занятия по верховой езде: глухой топот копыт, конское ржание и отрывистые команды наездников.
Сидевший за партой курсант, сосредоточенно наморщив лоб, корпел над листком с экзаменационным заданием, стараясь на посторонний шум не отвлекаться, уйдя с головой в решение задачи.
- Готово, - наконец отложив в сторону работу доложил он. Но склонившийся над бумагами за письменным столом преподаватель его не услышал, полностью, казалось, погрузившись в свое занятие.
Курсант, кашлянув для приличия в кулак, поднялся с места, одернул гимнастерку и чуть повысив голос позвал:
- Павел Павлович, готово.
- Что? – встрепенулся, отрываясь от своего занятия учитель и на курсанта взглянуло уже немолодое лицо Павла Павловича Лугового.
Худощавый, с матово поблескивающей отражением солнца залысиной над широким лбом, с внимательными и немного грустными глазами, прямой спиной, в которой до сих пор чувствовалась «благородная» осанка и наконец густыми, не по годам лихо закрученными кверху усами, Павел Павлович преподавал арифметику при кавалерийских командных курсах. – Ах да, простите, задумался. Закончили?
Тряхнув головой, словно отгоняя сонную вязь, учитель взял листок курсанта. Мельком глянул на фамилию экзаменуемого и сверился с его текущими оценками за весь короткий курс в журнале:
– Что ж, на репетициях у вас твердая четвёрка, материал осваиваете хорошо, посмотрим, как вы выдержали экзамен, - проговорил Луговой машинально проглядывая столбики цифр.
Курсант видел, как рука преподавателя четкими, словно взмах боевой сабли, движениями, делает поправки в листке его экзаменационного задания. Наделал ошибок? Не сдаст экстерном арифметику? Теперь волноваться уже поздно, работа выполнена. А слух тем не менее жадно ловил доносящийся с улицы гомон, вытесняя все иные мысли.
Такими знакомыми нотами отзывались в нем уже давно ставшие родными команды: «Шеренга», «Ряд», «Разомкнись» и курсант словно сам сейчас сидел не в тесном кабинете учебного класса, а в седле, придерживая ногами теплые, чуть взмыленные от скачки бока лошади.
- На репетициях уверенная «четыре», - отрываясь от проверенной работы повторил Луговой, - и экзамен вы выдержали вполне достойно, но, увы, на большую оценку не выходите. Есть небольшие ошибки, вот, взгляните, - Павел Павлович протянул листок, но теперь, будто поменявшись местами, его не услышал курсант, отвернувшийся к окну и по-видимому витающий где-то далеко в своих мечтаниях.
Луговой, чуть хмыкнув в усы, поднялся с места. Скрипнул по полу ножками отодвигаемый стул, и от этого постороннего звука курсант встрепенулся, вскочил на ноги, понимая, что пропустил что-то, но преподаватель, сделав рукою знак «садиться» неспешно подошел к окну. Интерес молодого подопечного был ему вполне ясен и, глядя на плотно утоптанную сотнями копыт площадь широкого внутреннего двора, Павел Павлович задумчиво произнес:
- Знаете, а мне ведь тоже все это знакомо и близко, - Луговой кивнул головой на улицу. - Работа лошади на развязном троке, вольтижировка, езда без стремян и поводьев, ковка и конечно знание породы, – глаза преподавателя арифметики при командных кавалерийских курсах РККА подернулись поволокой, унося в воспоминания не так и давно минувших дней. – О-о, порода! А выездка еще молодых лошадей? Да с ними сам будто молодеешь. Не правда ли?
Заложив руки за спину он неспешно прошелся по кабинету, а курсант с удивлением наблюдал как в грустных глазах преподавателя на мгновение блеснула задорная искорка.
- Об этом сейчас не принято вспоминать и тем более говорить, - меж тем продолжил Луговой, - но когда-то, и я преподавал не только скучные цифры математики, а был командиром взвода Офицерской кавалерийской школы.
Павел Павлович, видимо по въевшейся привычке, подкрутил ус, улыбнулся, какому-то своему лихому воспоминанию гусарской молодости и, резко выныривая из омута грез, сухо закончил:
- Впрочем, это было давно, в другой жизни. – Искорка в его глазах мгновенно потухла. Луговой, чуть сгорбившись, сел за свой стол, возвращаясь к оставленным бумагам. – Какое у вас образование?
- Низшее, - четко ответил курсант. – Отучился три года в церковно-приходской школе, затем еще пять месяцев на вечерних курсах при городской школе в Москве. Потом некогда стало.
Луговой кивнул. Да, потом страна вступила в мировую войну, а потом грянула гражданская, где уж тут учиться. Взрослели рано.
- Что ж, считайте, что программу четвертого класса по математике вы сдали экстерном, - он протянул юноше листок. – За экзамен также ставлю четыре, хороший результат. Зайдите к заведующему учебной части товарищу Ротту, он утвердит итоги. Всего доброго.
Скрипнув петлями закрылась дверь, оставляя преподавателя в одиночестве кабинета. Луговой еще раз заглянул в лист сведений об успехах курсанта – напротив всех общих дисциплин красовались отметки «хорошо», напротив всех воинских «отлично». Павел Павлович хмыкнул в густые усы вспоминая двадцатитрехлетнего ученика. Сколько этому пареньку еще предстоит в по сути только начиняющейся жизни? И куда заведет эта дорожка? Его, Павла Павловича, она поводила по всем своим крутым поворотам и как следует потрясла по ухабам и ямам, не раз опрокидывая на обочину.
Невольно вспоминая себя в юном возрасте, он вновь подошел к открытому окошку, выходящему на ипподром. С улицы по-прежнему доносились знакомые звуки конского ржанья, раскатистого: «Рысью! Ма-а-рш!» и слитного, будто на параде, топота копыт, отбивающего дробь по утрамбованной земле манежа.
Бывшей его земле, на бывшем его ипподроме, в бывшем его комплексе конезавода, что находится в бывшем его имении Старожилово. Его, Павла Павловича Лугового, бывшего фон Дервиза. Так было раньше, в той, другой жизни, кою невольно вспомнил Павел Павлович. Осень 1917 года переменила все и ныне простой преподаватель арифметики при Рязанских кавалерийских командных курсах РККА смотрел из окна на учебные маневры конницы.
А из бокового входа вышел только-что выдержавший у него экзамен курсант. Лихо заломив фуражку, пробежал до укрывшегося в тени командира и подал ему лист с проставленными по всем дисциплинам отметками.
- Товарищ Хламцев, последний гражданский экзамен сдал, - доложил курсант. – Жду дальнейших распоряжений. Еще практика будет?
- Да какая практика. Мертвые барьеры даются вам легко, не пугаетесь вы и парфорсных охот, в седле сидите как влитой, тут многие потомственные казаки позавидуют, - усмехнулся командир 1-го эскадрона Хламцев, – про шашку и штыковой бой, даже говорить не буду. Задерживать вас и ваш эскадрон смысла нет. Завтра же будете перенаправлены в Москву, в Лефортовские казармы. Обстановка на юге обострилась, из штаба Врангеля на Кубань выступила особая группа под командованием генерала Улагая, ваш курс будет направлен на фронт им на встречу. Удачи вам Георгий Константинович, собирайтесь.
Снова на фронт, как того и хотел курсант. Их у него было уже два, а сколько еще будет впереди?
На удаляющегося в расположение паренька из окна учебного класса смотрели внимательные и немного грустные глаза Павла Павловича фон Дервиза - гусара, штаб-ротмистра, предводителя дворянства, именитого коннозаводчика и представителя некогда знатной фамилии, ко всем титулам которого пролетевший вихрь революции навсегда припечатал приставку «бывший». Его время безвозвратно уходило. А вот им, молодым воспитанникам кавалерийских курсов судьба уготовила иную приставку – «будущий».
Так, сейчас по пыльному двору ипподрома шагал нынешний курсант и будущий маршал Победы – Георгий Константинович Жуков. Его время только начиналось и главный фронт был впереди.
Жалел ли пожилой преподаватель арифметики о случившемся, навсегда перевернувшем его жизнь? Наверное, нет. А вот пережитого было немного жаль.
Далеко не чуждого музыке бывшего дворянина вдруг плавными мотивами охватила мелодия романса, память услужливо подложила какой-то вечер в поместье, ярко горящие свечи, с янтарными капельками воска, шорох нарядных платьев, дым сигар и льющуюся мелодию. Пальцы, вспоминая клавиши пианино, машинально легли на подоконник и в голове закружилось:
«Сердце будто проснулось пугливо,
Пережитого стало мне жаль;
Пусть же кони с распущенной гривой,
С бубенцами умчат меня вдаль»
В стране полыхала Гражданская война.
Представленная зарисовка является полностью художественным вымыслом автора статьи, в тексте использованы строки из романса «Бубенцы» на слова А.Кусикова. Но меж тем Георгий Константинович Жуков действительно проходил обучение на Рязанских кавалерийских командных курсах, располагавшихся в 1920 году на территории комплекса Старожиловского конезавода
Павел Павлович фон Дервиз, сменивший к тому времени фамилию на Луговой, действительно преподавал арифметику при указанных курсах и действительно до событий 1917 года являлся владельцем Старожиловских земель и конюшен
Но обо всем по порядку. Комплекс зданий конезавода с отчетливым готическим флером, что расположился в р.п. Старожилово Рязанской области стал нашей следующей точкой посещения в автопутешествии по красотам этой действительно богатой на них области. Упустить из виду старейший, но и поныне действующий Старожиловский конный завод было бы преступно. И потому в предпоследний день путешествия наш форд, попрощавшись со столицей региона, бодро отмахал 50 с небольшим километров до означенного поселка
В то, что этот, без преувеличения, замок является конным заводом, признаться верится не сразу. Завидев при приближении зубчатые стены с характерными башенками и стрельчатые окна, скорее представится старинная комната с высокими готическими сводами, Фауст, сидящий у своего стола в высоком кресле, преисполненный тревогами и метаниями: «Что ни надень, всё мучусь я хандрою, и уз земных не в силах я забыть»…
Однако мирно прогуливающиеся по открытому манежу лошадки словно утверждают, что к средневековью шикарная постройка имеет отношение самое минимальное.
Комплекс конезавода строился с 1891 по 1897 года, но история его возникновения началась раньше и, как это ни странно, началась с прокладки железнодорожного пути от Рязани до Козлова (ныне Мичуринск Тамбовской области). Проведением ветки заведовал Павел Григорьевич фон Дервиз, известный концессионер и строитель железных дорог Российской Империи, сделавший на них весьма немалое состояние. Его имя для Рязани не ново и уже встречалось нам во время визита на станцию Дивово (ссылка доступна)
Живописные места на берегах реки Истья так приглянулись предпринимателю, что выкупив их у тогдашней владелицы княгини Орловой, Павел Григорьевич задумывал здесь устройство еще одной из своих многочисленных усадеб. Планировалась и постройка конезавода, даже более – в декабре 1868 года он заказал петербургскому зодчему Д.И. Гримму его проект. Гримм уже строил для фон Дервиза его виллу в Ницце (да-да недвижимость за границей предприниматель мог себе позволить) и проект был выполнен. Но в марте 1870 года фон Дервиз решение поменял, от дел в России отошел, жить перебрался в Швейцарию, а Гримма известил:
«Неудача с архитекторами и затруднение в приискании материалов для моих Старожиловских построек — отняли у меня всякую охоту к этим постройкам. Вследствие сего и, по общему согласию с моею женою, мы решили ограничиться постройкою в Сторожилове только церкви; павильона же и конского завода — покуда не будем строить вовсе».
Но история Старожилова уже тесно переплелась с знатной фамилией фон Дервизов. Начало было положено. После смерти Павла Григорьевича и раздела имущества с братом земли перешли к его младшему сыну, собственно Павлу Павловичу фон Дервизу
Взгляните на этого молодцеватого, подтянутого, с лихими густыми усами, бывшего гусара, как следствие, кавалера и прямо-таки грозу женских сердец. Получив наследство Павел Павлович осуществил замысел отца о конном заводе в Старожилово. Да и трудно заводу было не появиться, коневодство являлось занятием престижным, «дворянским», и по одной только Рязанской губернии существовало множество именитых владельцев породистых скакунов. Да взять, к примеру, того же Н.А. Дивова, остатки некогда пышной усадьбы которого еще можно найти на Рязанщине.
Павел Павлович лошадей знал и любил. После смерти отца и переезда в Россию он учился в Петербургской гимназии, затем перешел в Николаевский кадетский корпус, который готовил кандидатов в кавалерию, а после его окончания поступил уже в кавалерийское училище. Был произведен в корнеты лейбгвардии Гусарского императорского полка, а в 1891 году причислен к Офицерской кавалерийской школе, где он вскоре стал командиром взвода эскадрона школы.
Позже он будет назначен ремонтером, но к «ремонту» данный термин отношения не имеет, Павел Павлович занимался покупкой лошадей и объездил множество конных заводов. Кавалерия- это конечно лошади, в них младший фон Дервиз уже знал толк и тонко разбирался в «породе».
Наверное, тогда и возникла идея о постройке собственного конезавода. В Старожиловское имение был приглашен модный тогда архитектор Федор Осипович Шехтель
Молодому архитектору был дан «карт-бланш», все необходимые средства, и работа закипела. Да еще как. Всего было построено 12 сооружений, но центральным элементом всего ансамбля являлся, конечно, манеж, благодаря зубцам по верху и характерным окнам, сформировавшим образ древнего замка
Если взглянуть на манеж сверху, то он представляет собой ровный квадрат с расположенными посередине денниками (более «улучшенная» разновидность стойла, огороженная с четырех сторон).
В угловых башнях первого этажа хранились корма и весь необходимый инвентарь, комнаты второго были оборудованы под жилье для персонала.
Помимо манежа комплекс располагал усадебным домом, собственно конным заводом, кузницей, домами для рабочих и прислуги, спиртовым и маслозаводами, генераторной для поставки электричества и различных подсобных помещений. Все конюшни отапливались и имели канализацию. Естественно весь комплекс был выдержан в едином «готическом» стиле - в общем сил и средств было вложено немало.
Более того, не чуждый культуре Павел Павлович организовал и летний театр, где, бывало, и сам пел в любительском спектакле партию Онегина: «Прожив без цели, без трудов до 26 годов…». К этим строчкам он относил свою военную службу, считая годы, проведенные на ней бесцельными. Служба его никогда не прельщала и младший фон Дервиз ее оставил по собственному прошению, выйдя в отставку в звании ротмистра. Управление имением и конечно лошади занимали его больше.
На своем конном заводе он решил развести не только крупные племенные породы, но и верховых лошадей. Лучшие представители породы России, Бельгии, Англии закупались им без счета с затратами и вскоре верховые и рысистые лошади составляли гордость Старожиловского завода. К 1903 году здесь насчитывалось более 2000 лошадей.
Завод делился на три отделения и если в Старожилове обитали элитные верховые, то в находящихся неподалеку Сохе и Ромоданове разводились тяжеловозы.
Стоит отметить, что хоть фон Дервиз и не любил службу, именно там, в полку впервые в нем проявился интерес к преподаванию. Это случилось, когда ему предложили заняться с новобранцами арифметикой. Увлечение точной наукой он не забросил и выйдя в отставку. Более того, открыв в Пронске женскую гимназию, построив для нее новое каменное здание, бывший офицер лично преподавал математику во всех классах, что впоследствии сыграет огромную роль в его жизни. Открыты им были, и сельскохозяйственная школа в уезде, и больница для крестьян. Но такое поведение, не принятое в «помещичьей» среде, вызывало недоумение и полное непонимание. Дворянское сословие никак не могло взять в толк, как можно из блестящего офицера, обладая огромным состоянием, превратиться в провинциального учителя?
Но, фон Дервиза досужие толки занимали мало, завод рос, постепенно становясь лучшим, акции и недвижимость приносили стабильный доход, почему бы и не заняться делом, от которого не только получаешь удовольствие сам, но и приносишь пользу другим?
Но начало прошлого века ознаменовалось событиями, перевернувшими привычный уклад всей жизни. С началом Первой мировой, фон Дервиз, считающий себя истинно русским человеком, сменил фамилию на Луговой, тем не менее на забывая корни: «Wiese» с немецкого – Луг. Удивительного здесь нет, так тогда поступали многие. Вскоре страну закружило в хороводе революции и Павел Павлович принял новую власть. После осенних событий 1917 года им было направлено письмо на имя Ленина с просьбой принять по описи все его движимое и недвижимое имущество. Потерю всего своего состояния он пережил легко. В истории Старожиловского завода начинался новый виток.
1918 год чуть не стал роковым для уже бывшего дворянина. Пронское ЧК приговорила фон Дервиза к высшей мере. Помогло то, что другие ранее называли его «чудачествами», благодарные своему «барину» за доброе к ним отношение местные крестьяне предупредили его об опасности, и Павел Павлович успел уехать в Петербург. Довольно странный выбор, ведь там он был быстро опознан и отправлен в Московскую тюрьму. Впрочем, «чудачества» с преподаванием выручили и тут. Лугового освободили благодаря настойчивым ходатайствам его Пронских гимназисток.
Так, в 1920 году Павел Павлович Луговой вновь очутился в своем родовом гнезде Старожилово, где к тому времени были развернуты командные кавалерийские курсы РККА. В бывших стенах своего завода он стал преподавать математику. Сюда же судьба заведет и будущего маршала Советского союза Жукова. Говорят, похаживал по ипподрому и сам Буденный.
История фон Дервиза впечатляет, как впечатляет и основанный им конный завод, до сих пор выгуливающий на своих манежах вполне ухоженных породистых лошадок.
Во время неспешной прогулки по территории с фотоаппаратом, один такой любопытный аристократ проявил интерес к происходящему и любезно согласился на небольшую фотосессию
Пока мы гуляли вдоль манежей и зданий завода, никого из сотрудников видно не было, но то, что завод живет и действует конечно заметно. На официальной странице в соц.сетях активно ведется продажа возрожденной породы, загоны не пустуют и по-прежнему из внутреннего двора доносится уютное ржанье и дробный перестук копыт. Завод возродился после всех передряг времени. Особенно тяжелым для него оказались годы ВОВ: в 41-м враг подошел близко и поголовье пришлось срочно эвакуировать, но при переправе через Оку большинство лошадей погибло.
Да, от Старожиловского завода времен его расцвета, времен фон Дервиза осталось немного. Но то немногое поистине является яркой жемчужиной региона, привлекающей туристов из многих уголков страны.
И не зря, рассматривать здания некогда огромного комплекса, будто сошедшего с картины о средневековых рыцарях, очень интересно. Налет готической романтики и дух ушедшего времени еще витает в этих стенах
Комплекс красив, красив несмотря на утрату и состояние многих его построек. Здесь история…
…которая, надеюсь, будет продолжатся.
Но, прежде чем отправиться дальше, хотелось бы закончить и историю фон Дервиза.
После преподавания на кавалерийских курсах Павел Павлович получил благодарность от командования. Но курсы вскоре были расформированы, будущие командиры отправились на фронт, преподавательский «гражданский» состав стал не нужен и Луговой с семьей остался без работы. Началась полоса скитаний и мытарств, найти приют и работу было проблематично, мешало дворянское прошлое. В конце концов в 1927–1928 гг. он осел в п. Максатиха ныне Тверской области, где вместе с супругой Ольгой Николаевной стал работать в местной школе. В феврале 1943 года жизнь бывшего гусара, ротмистра, офицера кавалерии, коннозаводчика, Павла Павловича фон Дервиза оборвалась на 74-м году жизни. Ненадолго пережила его и супруга. Они похоронены в той же Максатихе и на могильном камне высечены слова: «Павел Павлович и Ольга Николаевна Луговые. Народные учителя».
Память об этом удивительном человеке конечно хранит и само Старожилово
И его конный завод, готическим замком возвышающийся среди Рязанских просторов.
Августовский день только набирал силу, и дорога звала дальше. Удивительно, но Старожиловский не единственный «замок», что можно найти на Рязанщине. Кирицы стали следующей точкой нашего маршрута, ведь там найдет продолжение история фон Дервизов. Всем ровных дорог и ярких впечатлений. Не переключайтесь.