Жизнь фронтовая…
«Вскоре Лия с подругами в теплушке военного эшелона ехала в сторону Витебска. При каждой был сухой паек на трое суток, закрепленная еще в снайперской школе, винтовка с оптическим прицелом и военное обмундирование, то, что на них было одето.
(часть 1 - https://dzen.ru/a/Z4oGs_Vt12PnGH4P)
Ехали первые полдня весело. Вспоминали детство, школьные годы, пели песни. Хотя порой червяк сосал где-то в груди: «Как там оно будет на фронте?» Особенно это чувство обострилось, когда эшелон начал проезжать мимо городов и деревень, через которые прокатилась война, после того как они подвергались бомбежкам и артиллерийским обстрелам. Тяжело было смотреть на сожженные хаты, от которых остались только трубы торчать, или разбитые в ходе боев остатки кирпичных зданий.
Прикомандировали их команду к стрелковому полку 4 ударной армии. Армия тогда находилась в обороне и готовилась к предстоящему наступлению.
Лия рассказывала: «Встретил нас на станции майор с тремя грузовиками — полуторками «Газ-ААА», в пятнах белой краски по кабине и бортам, — рассказывала мне она.
Через час езды по разбитой грунтовке подъехали машины к штабу армии.
Майор отдал нам команду построиться в две шеренги. Из здания штаба вышли несколько офицеров. Один из них, со звездами полковника, скептически оглядел наше юное женское воинство и крякнул от досады. Потом последовала цветистая речь, начинающаяся со слов «…твою мать!».
Если перевести его тираду на общечеловеческий язык, то означала она примерно следующее: «…обещали полсотни классных специалистов по ведению борьбы с противником в обороне, а направили к нам на много меньше. Да еще вместо боевых людей прислали сорок почти детей. То ли могут что-то, то ли нет».
— А вы попробуйте! — не стерпела встрять Вера Кордюкова.
— Да уж, попробуем, не сомневайтесь. Майор Зернов, — обратился он к офицеру, который их привез, — трое суток вам, чтобы пополнение нормально влилось во фронтовую жизнь. Оформите аттестаты, поставьте на довольствие, разместите, оцените навыки прибывших и раскидайте их по полкам, а то на эту группировку сюда все «донжуаны» армии сползутся, как мартовские коты, тем более что до апреля четыре дня осталось, а до начала наступления, стало быть, семь. Все ясно?
— Так точно, — козырнул майор.
Потом повели насупившихся от обиды девчонок в помещение бывшего клуба. Выделили девчатам для проживания бывший танцзал, где были расставлены железные кровати с матрацами, набитыми соломой. В углу горела буржуйка. Это было довольно сносное жилье во фронтовых условиях.
К ним приставили пятидесятидвухлетнего седоватого, усатого старшину Василия Евдокимыча, который выдал все необходимое для дальнейшей службы и очень хотел, чтобы молодые девчонки, которые были значительно моложе его дочери, не очень унывали.
Утром в термосе два солдата, с сияющими от любопытства глазами принесли на завтрак кашу с тушенкой, на ходу разглядывая симпатичное девичье воинство. Но старшина быстро отправил бойцов к себе.
На построение к ним пришел, сверкая новеньким орденом «Красной звезды», капитан Воронцов, командир артиллерийской разведки.
— Внимание, женская рота! Пойдемте, посмотрим, что вы умеете.
Два бойца, показывая дорогу, повели их от позиций в сторону тыла километра за полтора. Сзади сопровождали команду снайперов четыре бойца с автоматами. Офицер приказал одному из бойцов расставить консервные банки на расстоянии метров за полсотни от огневого рубежа.
– А теперь, милые создания, — обратился он к снайперам, — кто из вас может продемонстрировать свое умение. В банку попадете?
— Да, Вы что, смеетесь, что ли? — фыркнула старшая команды Таня Рябцева, — отсюда из рогатки стыдно стрелять.
— Ну, ну, — хмыкнул капитан, и по его указанию боец переместил банки на вдвое более дальнюю дистанцию.
— Позвольте мне, — вызвалась Роза Мурдко, — я оптику пока установить не успела, так что, буду стрелять с открытого прицела.
— Будьте любезны. Только одно условие, на пять целей вы должны затратить не более минуты. В бою, знаете ли, времени у бойца мало. Стрелять приходится без особых раздумий. Стрелять можно после моего выстрела зеленой ракетой, а я засеку время.
Роза вставила из обоймы патроны. После хлопка ракетницы Роза в стойке выбила все пять банок, стоявших на пеньках.
— О-о, — одобрительно произнес капитан, — за четырнадцать секунд.
Потом стреляли другие по мишеням за триста и пятьсот метров, и лежа, и с колена.
Когда он выпустил красную ракету, означающую конец стрельб, Роза сбила её выстрелом навскидку и ракета рассыпалась на мелкие звездочки.
— Классно! — вслух восхитился капитан, — я бы с тобой в разведку пошел.
— Я бы с тобой тоже, — улыбнулась ему Роза.
Однако не суждено им было вместе в разведку ходить. Распределили снайперов по полкам по 4—6 человек, а там по батальонам. Так что редко доходили до нас сведения о наших подругах. А личные встречи с ними были еще более редки.
Только со своими напарницами были снайперы-девчата, неразлучны практически ни днем, ни ночью.
Лию с Верой отправили в 3-й пехотный батальон и на время формирования разместили в избе, отгородив угол плащ-палатками. Объяснили, что им повезло. Целых изб осталось мало, а в землянках сейчас сыро: то снег таял, теперь иногда дождь идет. В этой же комнате за другой загородкой размещалось еще четыре бойца-разведчика.
Потом они с Верой ходили в сопровождении лейтенанта Вахмистров, который был командиром разведвзвода и двух автоматчиков на передний край обороны.
Снайперы с ним изучали передний край. Пулеметное гнездо в доте, другие огневые точки и важные для внимания цели, он им подробно указывал, глядя в бинокль. Напарницы наблюдали за целями через прицелы винтовок.
Как и офицер-разведчик, Лия с Варей были в маскхалатах, похожих на балахоны, грязного бело-серого цвета, в пятнах глины и черной грязи. Когда их принесли, лейтенант, заметив, у Лии, брезгливо скривленные губы, заметил: «Ничего, что заляпанные. Снег сейчас не свежий, много проталин. Так что не так заметно будет. Одевайте быстро, не нужно морщиться. Вам в них не в постель ложиться».
Все увиденное девчата заносили в дневник, вечером доклад об обстановке. Время от времени с вражеской стороны раздавались винтовочные выстрелы, пулеметные очереди были редки, наверное, немцы не хотели демаскировать свои пулеметные гнезда. Иногда вёлся миномётный или короткий артиллерийский обстрел наших позиций.
Снайперы уже успели привыкнуть к нему. Снаряды из немецких гаубиц ложились не прицельно, судя по всему, стрельба велась так, на всякий случай. Гораздо хуже девчата переносили миномётный обстрел. Он был всегда более длительным.
Мины выли в воздухе, некоторые из них попадали в воронки, и одна даже залетела в окоп, метрах в пятидесяти от нас. После взрыва в стороны с визгом разлетались осколки, которые впивались в древесину бруствера и в землю. Было очень страшно.
Лия с Варей при обстреле плюхались на самое дно окопа, только винтовки клали осторожно рядом. Между тем Вахмистров, ведя наблюдение, далеко не всегда даже приседал в окопе. Потом он объяснил, что все, кто давно на фронте, отличают по звуку те мины, которые лягут с тобой рядом, от тех, чьи осколки тебя не достанут. Через неделю обе напарницы умели их отличать не хуже него.
Счёт открыт…
Конечно, наблюдение снайперов это важный вид тактической разведки, но ведь снайпер предназначен не только для этого. Прошла, наверное, неделя, когда напарниц вызвал командир разведроты и сказал:
— Вы передний край изучили, себя пока не раскрыли, противник ведет себя спокойно. Пора открывать боевой счет девчата. Берегли мы вас, покуда это было возможно, но начальство результатов требует. Вышла в свет очередная армейская многотиражка, в ней подвиги снайперов описываются. И есть статья о девушках-снайперах вашей школы. Они уже давно открыли боевой счет и пополняют его дальше. Так что завтра и вы начинайте. Вахмистров выдели им старшину Борисова, пусть сходит с ними завтра на охоту.
На рассвете подруги отправились со старшиной снова на передний край. За ними еще шли два автоматчика из боевого охранения. Борисов тоже был снайпером. Курсов снайперских он не кончал, но стрелял хорошо и имел солидный опыт боевой маскировки. За его плечами были три года войны, а на его счету было двадцать три убитых гитлеровца.
Он внимательно смотрел, как девушки выбирают боевые позиции, но не вмешивался, иногда только уточнял, почему они именно так действуют. Главное условие снайперской пары — не упустить свою напарницу из виду, видеть всё, что делается вокруг неё. Расстояние между снайперами должно быть в пределах хорошей слышимости, чтобы подать голосом сигнал в случае необходимости. В основном же напарники всегда обходились жестами.
До немецких траншей было чуть больше полукилометра. Несмотря на промозглую погоду с туманной дымкой, в прицел видно было хорошо, как передвигаются немцы по окопам, офицера можно было наверняка отличить от солдата. За время наблюдений Лия уже хорошо представляла их линию обороны, и какую цель, где можно ожидать.
Было одно место в ходах сообщения противника, которое она для себя отметила. Это была или каменная глыба на дне их окопа, которую вынуть не удалось или какая-то перегородка из бревен. Очевидно, что через неё приходилось немцам или переползать, или перешагивать, согнувшись, а делать это неудобно.
Поэтому время от времени, то каска, а то даже плечи солдат появлялись в прицеле в одном и том же месте. Лия решила воспользоваться этим и стрелять прямо из траншеи. Она только мешков с песком добавила, пока были сумерки. Вера позицию себе оборудовала впереди и правее метрах в пятидесяти, за вывернутой взрывом корягой. Борисов подсказал ей, когда она собралась туда ползти, что чуть правее коряги неглубокая воронка есть и в ней ячейка не дорытая. Она этим и воспользовалась.
Начался рассвет. Легкий туман начал сползать, все больше обнажая змеящиеся в луговине вражеские позиции. В прицел Лие стало хорошо видно перекрытие немецкой транши из досок и земли, укрытой сверху дерном, а рядом с ним по плечи были видны двое: лейтенант и рядовой.
Лейтенант был молодой, чисто выбритый. Он что-то выговаривал, судя по жестикуляции и выражению лица пожилому солдату. Форма на том была мешковатая и измазанная в глине, сам он был не брит. Офицер был развернут правым боком.
Патрон у Лии уже был в патроннике, и цель была ясно видна. Будь это банка из-под тушенки, она бы ее выбила сразу. Но в прицеле был человек. Она знала, что это был враг, который будет в них стрелять и, наверное, стрелял уже. Но она видела, что это живой человек, и не могла заставить себя нажать на курок. Лия наблюдала за ними почти три минуты. Потом оба немца скрылись за бугром перекрытия.
«Ну, и что ты сделала? — услышала она недовольный голос Борисова, который тоже наблюдал за противником в свой прицел и все это видел. — Ты на войну приехала или в пионерлагерь в казаки-разбойники играть? Даю тебе ещё час времени. Попробуй исправиться или я доложу командиру. Потом не забывай, там, в снегу лежит твоя подруга и ждет, когда ты цель поразишь, тогда только настанет её черед. Ты же подставляешь всех нас».
Говорил он резко, глаза его сузились, на скулах ходили желваки.
Лия снова прильнула к прицелу и увидела, что пожилой солдат двинулся вдоль линии окопа. Лица она не видела, но иногда мелькавшая смятая его кепка, ей хорошо запомнилась. Минут через двадцать она вновь увидела появившуюся его кепку в том месте, где находилось препятствие в чужом окопе.
Очевидно, солдат начал переползать через него, но что-то ему мешало. Его голова с седыми висками показалась на секунду. Этого было достаточно. Она ясно видела, как пуля вошла немцу в висок, а кровь, брызнувшая из его головы, окрасила брызгами грязный снег. Он всплеснул руками, в которых были котелки с какой-то едой, и пропал из прицела, очевидно упав на дно окопа.
И тут с Лией случилась неприятность, которая случается с молодыми солдатами, когда они в первый раз своими глазами видят смерть убитого ими противника. К её горлу начала неодолимо подступать тошнота, весь рот наполнился какой-то тягуче-противной кислой слюной.
Она скрючилась на дне окопа, и ее начало выворачивать буквально наизнанку, вплоть до желчи. Шум при этом производить было нельзя, что еще больше усугубляло мучения девушки, и слезы ручьем текли по ее лицу.
Немного погодя к ней по линии окопа подошел Борисов:
— Молодец, все правильно сделала. На вот, хлебни, убери сопли и приведи себя в порядок, — протянул он Лие фляжку.
Она подумала, что там вода. Это была водка, а она сделала большой глоток и чуть не задохнулась. Борисов сунул ей рот кусочек ржаного сухаря. Сухарь был теплый, подсоленный и вкусный. Она, задыхаясь, держала его во рту, пока он не размяк и не расползся. «С открытием счета тебя, младший сержант», — тихо поздравил ее Борисов.
Лия уткнулась лицом в его маскировочную куртку и беззвучно разревелась.
— Ладно, сиди, отдыхай, дома поговорим. Я пойду за твоей подругой понаблюдаю.
Через полтора часа, раздался выстрел из укрытия ее подруги. В ответ почти сразу началась беспорядочная винтовочная и автоматная стрельба со стороны немецких окопов, а потом и минометный обстрел минут на двадцать. Боевое охранение огонь не открывало. Немцы не смогли точно засечь, откуда был произведен выстрел. Их стрельба носила лишь беспокоящий характер.
Когда уже сильно смеркалось, приползла Вера.
— Есть один, — сверкнув белозубой улыбкой на измазанном глиной лице, заявила её боевая подруга и сделала зарубку на прикладе. Потом она заметила Лиино лицо,
— А ты чего скисла подруга?
Та только махнула рукой. Вера глянула на Борисова. Он жестом показал: оставь её в покое. Все вместе они отправились в расположение роты. Вечером Лия рассказала подруге о том, что с ней произошло.
— Вот что, подруга, кончай сентиментальничать. Они ведь наших не жалеют. И, не дай Бог, конечно, не пожалеют и тебя.
— Да, знаю я, — ничего не могу с собой поделать, стоит его лицо перед глазами…
— Наплюй. И не вздумай еще с кем-нибудь говорить об этом. В тыл отправят, да еще «политику» пришьют.
На следующий день они вновь ходили на «охоту». Вера сделала вторую зарубку на прикладе. Потом два дня прошли за наблюдением позиций врага, но немцы стали вести себя осторожнее. Кажется, они раскусили, что на их участке появились снайперы и никто, как раньше уже не высовывался.
Лия для себя поняла: если снайпер на вопрос, как он открыл счет, говорит, что не помнит, не верьте ему. Это остается с тобой на всю жизнь.
На войне, как на войне…
А потом началось наступление. Наша армия должна была освободить Витебск. Командир роты, ставя задание офицерам и отдельным бойцам, приказал и снайперам идти атаку вместе со всеми, не отставая от цепи. На войне часто бывает страшно.
Идти в атаку с примкнутым штыком на вражьи окопы, откуда вели огонь из всего, что только было у немцев под рукой — вот, где был страх. Лия с Верой сразу договорились идти недалеко друг от друга и помочь, если что. После артподготовки по переднему краю противника над окопами взвились вверх две красных ракеты.
Это был сигнал к атаке и войска пошли. В цепи со всеми шли и Лия с Верой. В первой траншее, противника не оказалось. Валялись только трупы. Она стала для батальона новым рубежом. Бойцы и отдышаться толком не успели, как последовал новый приказ в атаку.
Солдаты поднялись вновь, но не прошли и полсотни метров, как открыл огонь пулемет из замаскированного дзота. Эта цель на карте артиллеристов не значилась, и огонь был неожиданным. Впереди и совсем рядом с подругами падали убитые и раненые бойцы.
Лия бросилась к упавшему сержанту, который силился встать, достала индивидуальный пакет, но когда перевернула его тяжелое тело, он уже едва хрипел. Пуля пробила ему шею. Ему уже никто не мог помочь. Пулемет продолжал свинцовой струй поливать поле боя длинными очередями.
Наши солдаты залегли. Вдруг Лия услышала, как кричит Вера, перекрывая голосом грохот от рвущихся мин и стрельбы наступающей пехоты: «Ли-и-я-я! По пулемету залпом». Лия подняла руку ладонью в её сторону, показывая, что поняла. Лежа вскинула винтовку и посмотрела на Веру. Та, так же лежала с винтовкой наизготовку.
Она была готова к стрельбе и кивнула ей головой. Фонтанчики от пуль с правового фланга начали приближаться в их сторону. Время пошло на секунды. Два снайперских выстрела слились в один. Пулемёт заткнулся.
Наступила тишина, в которой редкие выстрелы вражеских винтовок как-то уже не казались очень страшными. Командиры взводов снова подняли бойцов в атаку. Вера уже пошла вместе с цепью, а Лия только начала вставать, как снова заработал пулемет.
Поймав в перекрестье прицела пулеметное гнездо, Лия с колена послала в него пулю. Глянула на подругу и увидела, как Веру толкнула отдача от выстрела. Она на ходу тоже вела огонь по нему. Пулемет опять замолчал.
Эта передышка дала возможность приблизиться нашим бойцам к вражеской траншее на бросок гранаты. Через четверть часа она уже была нашей. Немцы отступили. Скорее это было похоже на бегство. Но враг отступил только для того, чтобы закрепиться на новом рубеже, который был подготовлен ими заранее.
Трехдневное наступление далось армии тяжело. Советские подразделения были в почти беспрерывных атаках с рассвета до заката. Витебск в этот раз так и не взяли. Немецкая оборона была построена слишком плотно и умело. Как было сообщено в сводках:
«…4–я Ударная армия в ходе кровопролитных боев продвинулась в сторону Витебска на двадцать километров и значительно улучшила свои позиции…».
Потери с обеих сторон были большие. Полк отвели на две недели на переформирование. Затем, часть 4 армии, по решению Генерального штаба, развернули сначала на Псковскую и Новгородскую области, а потом на Прибалтику. В Псковской области бои тоже были очень тяжёлые.
Единственное, что отличало теперь девчат от других солдат, Лия с Верой уже в атаку не ходили. Командир полка осознал, что за ценные воины ему достались. Он велел командирам батальонов беречь их как зеницу ока. Их теперь посылали только на рекогносцировку и на «охоту». Потери, в это время, среди личного состава через три недели боёв доходили до половины. Полк снова пришлось пополнять.
Потом начались бои за освобождение Латвии. Особенно тяжело было под Даугавпилсом. У немцев там были построены мощные укрепления, которые пришлось штурмовать.
А дальше полк вошел в Литву и подругам пришлось повоевать за её освобождение…»
(продолжение - https://dzen.ru/a/Z4vEEqzxeVquE7HE)
