оглавление канала, часть 1-я
Закрыв дом и тщательно проверив замок (что я сочла пустой тратой времени. Кто хочет – того наши замки не удержат), Тимофей, съежившись, словно совенок под дождем, побрел к машине. Кирилл шел за ним, а я замыкала наш «исход». За Юдиным еще стоило присмотреть. После такого удара по голове человек еще не может чувствовать себя настолько хорошо, насколько он мне рассказывал. Храбрится, понятное дело, изображая «супермена». Не хочет передо мной свою слабость показывать. Хотя, шаг у него был, вроде бы, уверенным, но все равно, ему еще следовало хотя бы один денек отлежаться. Разумеется, он бы этого ни за что не признал, на то он и Юдин, чтоб тебя…! Поэтому, когда мы добрели до машины, за руль села сама безо всяких пререканий. Он только хмуро зыркнул на меня, но промолчал. Вот и правильно!
Выезжали до дороги долго. Когда я ехала сюда с раненым Кириллом, путь до дома мне показался сносным. Видно, с перепуга, не иначе. Было такое ощущение, что за ночь, кто-то неведомый (и не совсем нормальный) нарыл тут еще каких-то ям и углубил овраги. Но, так или иначе, из этих кучугуров мы, наконец, выбрались на более или менее ровную дорогу. Пока ехали, я изредка мельком косилась на сидящего рядом Кирилла. Глаза закрыты, губа закушена, лицо зеленого цвета, а руки, до побелевших костяшек впились в ручку двери. Так, так… Хорошо он себя чувствует. Ох ты, горе горькое… И что мне прикажете делать с этой «инвалидной» командой? Один – почти совсем младенец, другой весь избитый, и я с ними, такая умная и красивая, блин! Впрочем, горестные мысли меня не одолевали долго. Ситуация такова, какова она есть. И, хошь плачь, хошь реви, а исходить нужно из данности. Другого-то все одно, нет, и пока не предвидится.
Переехав через мост, я засекла темный джип, стоявший в глубине развилки. Ни номеров, ни точного цвета машины было не разглядеть из-за слоя грязи, коей она была облеплена от самых колес до самой крыши. Понятно… Караулят, соколики. Ну, караульте, караульте… Не удержавшись, хмыкнула вслух. Кирилл тут же встрепенулся, и уставился на меня с вопросом в очах. Я ответила коротко на его немой вопрос, глядя в зеркало бокового вида:
- Бдят…
Он попытался оглянуться, но тут же опять сморщился. Я спросила с сочувствием в голосе:
- Плохо? – Разумеется, он не ответил, а только стиснул губы плотнее, словно был на допросе в гестапо. Проговорила сочувственно: - Потерпи… До дома доберемся, отдохнешь немного, пока я с Федором беседовать буду. А может и старец чем поможет. Они ж у нас такие… чудесатые. – И подмигнула в зеркало заднего вида Тимофею, который, с тревогой на лице, прислушивался к нашему разговору.
Юдин с трудом разомкнул губы и хрипло проговорил:
- Не понятно мне… Чего они сейчас-то тут караулят? Смысл…?
Я усмехнулась.
- Надеюсь, ты от меня ответа не ждешь?
Кирилл нахмурился, покосился на меня и опять прикрыл глаза, пробурчав:
- Так… Мысли вслух. Не обращай внимания…
И я последовала его совету, сосредоточившись на дороге и своих мыслях. А мысли были… В общем, ничего хорошего. Я возлагала очень большие надежды на разговор с Хранителями. Нет, я не ждала от них какой-либо физической помощи. И тут Кирилл был совершенно прав, Хранители уж кто, кто, а точно – не боевая организация. Но вот знаниями они обладали очень большими, и могли мне что-нибудь подсказать. Потому как, у самой соображалка работала так себе. Все было очевидно: мне мешал страх за жизнь мужа и Ульяны. И избавиться от него у меня пока не получалось. А страх, как известно – советчик никудышний.
До дому мы добрались… Хотела бы я сказать, «когда солнце клонилось к закату», только, вот солнца, по-прежнему никакого видно не было. В конце концов, ключевым словом здесь было «добрались». Проезжая по мосту я обратила внимание, что уровень нашей реки значительно повысился. Все ясно. Такой мелкий дождь по весне называют «снегоедом». Конечно, сейчас не весна, а самый разгар лета. Но ледники в горах под таким дождем таяли, словно шоколад на горячей сковороде. Отсюда и уровень рек. Если в ближайшие дни все это «сею, сею, посеваю» не закончится, наводнения не миновать. Пока я не могла точно сказать, хорошо это для нашего дела или плохо, но предчувствие мне нашептывало, что пока, нам это на руку. А что дальше будет… Поживем – увидим.
Мужчин я определила в нашем доме. Приготовив на скорую руку обед и горячий отвар из общеукрепляющих трав, сначала всех накормила-напоила, как та Баба-Яга, а потом, велела всем ложиться по кроватям. Обоим нужен был нормальный, полноценный, человеческий отдых. Сырую одежду закинула в стиральную машинку, при этом руководствовалась не столько мыслями о здоровье и гигиене, сколько собственным спокойствием. Без штанов они далеко не убегут. Свою менять не стала. Смысла не было. Все равно сейчас придется опять под дождь, так чего тогда напрягаться? И есть не стала, только выпила чашку горячего отвара. На сытый желудок в голове совсем мысли другие, не «боевые», а, наоборот, расслабляющие. А мне пока расслабляться было рано.
Дождавшись, пока они выполнят мои указания и разбредутся по комнатам, наказала притихшему Соломону сторожить, тихонько выскользнула за дверь. Постояла немного на крыльце, прислушиваясь к шуршанию в листве дождя, и усиливающемуся с каждой минутой, шуму близкой реки. Других звуков слышно не было. Машин, в которых могла бы засесть слежка, нигде не наблюдалось. Это я успела проверить еще тогда, когда загоняла машину Игоря на парковку. О том, что враги засели в такую погоду по кустам, как-то не верилось. А даже, и если засели… Пускай себе. Им же хуже. Проследить за мной в такую-то погоду, да еще, когда я этого не хочу, дело было проблематичное. Надвинула капюшон поглубже и осторожно, через перила сбоку, слезла с крыльца, и тут же шмыгнула за угол дома. А там начинались сплошные заросли рябины, шиповника и прочей не особо удобной для слежки растительности. Но для меня они не представляли никакого труда, привычная я была к зарослям. Единственное неудобство заключалось только в том, что я в первые же моменты промокла до самых… Ну, не важно. В общем, вымокла до нитки. Но и это сейчас для меня не имело большого значения. По сравнению со всеми проблемами, эта была, как говаривала моя бабуля: «Чтоб в твоей жизни это была самая крупная из неприятностей».
Сумерки опустились незаметно, растворяясь в монотонно-мелких каплях унылого дождя. И к конюшне я добралась уже почти в кромешных потемках. Два лохматых комка, вывалились мне под ноги, чуть не напугав до полусмерти своим неожиданным появлением. За всеми предосторожностями и прочими мыслями, совсем забыла о собаках Виктора-конюха. Но меня они знали, так что обошлось без громкого лая. Они принялись виться возле моих ног, словно вязали замысловатые узлы. Хвосты-колечки ходили ходуном. Псы повизгивали не то от восторга (мне, по крайней мере, так хотелось думать), не то от желания сообщить мне что-то для них в высшей мере ценное и нужное. Потрепав обоих по мокрой шерсти, с сожалением тихо проговорила:
- Простите, ребята… Лакомства сегодня не принесла. Как-нибудь в другой раз…
Так, в такой бодрой компании, я и поднялась на крылечко небольшого деревянного дома, где жил Виктор-конюх и отец Федор. Вот за советом к последнему я и явилась со всеми возможными предосторожностями. Нет, конечно, мы с Игорем, довольно часто и без всякой конспирации появлялись здесь. Но у нас была хорошая «отмазка» для посторонних глаз: мы брали лошадей и подолгу путешествовали с ним по округе. А сейчас, вряд ли кого я смогу убедить, что мне срочно приспичило в такую погоду, да еще на ночь глядя, покататься на лошади. Так что, тихонько постучав в двери, и, не дожидаясь ответа, чтобы не отсвечивать долго на крыльце, я проскользнула внутрь. Миновала сени, и без стука открыла входную дверь в дом. На простом деревянном столе, собранном из строганных сосновых досок, стояла обычная керосиновая лампа. Нет, электричество в доме, разумеется, было. Старый холодильник, больше напоминающий своим звуком работающий токарный станок, тарахтел исправно. Но я знала, что отец Федор, привыкший ходить по своим подземным кладовым, не переносил электрического света, и у него от обычной включенной электрической лампочки на десятой минуте начинали слезиться глаза. Поэтому, когда Федор был здесь, свет не включали, пользуясь старой керосинкой. Это и было знаком, что он сейчас здесь.
Хозяин этих «хором» Виктор Васильевич, а для нас, просто Виктор, «колдовал» у печи над большим чугунком. Запах по домушке разносился весьма аппетитный и у меня от него внезапно заурчало в животе. Услышав, как открывается дверь, конюх резко обернулся, крепко сжимая в руке, больше похожей на кувалду, чем на руку обычного человека, ухват. Увидев меня, плюнул в сердцах и пробурчал, не особо церемонясь:
- Тьфу ты…! Чтоб тебя…!!! Какого лешего по ночам шастаешь, добрых людей пугаешь?! Чего в такую-то погоду дома тебе не сидится?!
Против подобного, мягко говоря, неприветливого приветствия, я знала только одно оружие: прикинуться сиротой. Я и прикинулась. Жалостливо шмыгнула носом, вытерла ладонью мокрое лицо, и проблеяла:
- Мир вашему дому, люди добрые…
Одного захода для Виктора было маловато, и он опять гавкнул:
- Ну, и чего пришла?
Нет… На самом деле, ко мне он относился очень хорошо. Просто, характер у него был, не приведи Господь. И даже наши с Игорем прошлые заслуги в деле Хранителей не имели для него никакого значения. Что поделаешь… Человек такой. Но, зато, я знала совершенно точно одно: если потребуется пожертвовать ради меня или Игоря своей жизнью, Виктор, не задумываясь, будет в этом деле первым. Согласитесь, а это, куда важнее какого-там бурчания. В общем, правильно расставляя приоритеты, я шагнула внутрь избяного тепла, и, не дожидаясь приглашения, присела на краешке лавки. Еще раз шмыгнула носом, тяжело вздохнула для полноты образа и промяукала:
- Мне бы с отцом Федором переговорить…
Но у Виктора, видать, именно сегодня, было настроение – хуже некуда, потому что, мой сиротский вид его никак не разжалобил, и он продолжил гавкать на меня (того и гляди, укусит). Он хмуро окинул взглядом мою мокрую, я бы даже сказала, жалкую фигуру, висящие сосульками волосы, с которых, на чистый, выскобленный до яичной желтизны пол, тонкими струйками стекала вода. При виде этих самых струек и небольших от них лужиц, нахмурился еще сильнее. А я, на всякий случай, придвинулась поближе к дверям. Коротко бреханул, словно старый простуженный сторожевой пес:
- Нету Федора… - Я выразительно покосилась на керосинку. Конюх мой взгляд отследил, и неохотно добавил: - Отдыхает он… Будить не велено! – Сказал, как отрезал.
Я считала себя достаточно воспитанной, чтобы при данных обстоятельствах потратить минут десять на всякие там политесы, но не более того. Задвинув в уголок образ «сироты», я растянула губы в улыбке «а ля тигр», и коротко, но довольно жестко проговорила:
- Придется разбудить…
Виктор, которому еще ни разу не доводилось видеть мое проявление характера, растерянно моргнул и уставился на меня, словно, вместо меня на лавке увидел что-то в высшей степени неожиданное, которого он отродясь не видел, не то, что в своем доме, но и в жизни вообще. Поморгав на меня несколько секунд, начал наливаться гневным возмущением, и я уже, было, собралась принимать бой, как в дверях маленькой комнатки, показался сам Федор. Сухим, трескучим голосом он проговорил тихо:
- Оставь девочку… Зря бы не пришла.
Я встала со скамьи и коротко ему поклонилась.
- Здравствуй, отче… За советом к тебе пришла. Беда у нас стряслась…
Федор посмотрел на меня проницательным взглядом, прошел к столу, уселся напротив, бросив на ходу замершему в растерянности Виктору:
- Угости-ка ты нас чайком. В такую погоду горячий чай – само дело… - А потом ко мне: - Ну… Рассказывай, что там у вас опять приключилось…
Выдохнув про себя от облегчения, что воевать с Виктором мне уже не придется, я приступила к своей грустной и запутанной повести.