Слово, как говорится, не воробей ― если уже вылетело, то остаётся только пожинать плоды. Я не возражала, когда Алексей пришёл к выводу, что дядя на фотографии плохой. Соглашалась, когда сын уверенно заявлял, что плохое рисовать нельзя. Итог не заставил себя ждать ― когда изменила решение и подкатила к ребёнку с просьбой нарисовать Глеба, Лёшка заявил, что плохого дядю рисовать не будет. Нам с Бо осталось только растерянно переглянуться. И так пытались подойти, и эдак…
― Может, попросить его нарисовать ангела? ― предложил Бо. ― Ангелы же теоретически хорошие.
― Теоретически да, но с кем этот ангел в голове ребёнка будет ассоциироваться? Точно не с плохим дядей, ― возразила я. ― Нарисует кого-нибудь вроде Никиты, и всё. Финиш. Уж лучше тогда демона. Демоны плохие, дядя плохой… Нормальный логический ряд.
Рисовать демона Лёшка тоже отказался, потому что демоны плохие и злые, а плохое мы не рисуем. Этой ночью ему приснился кораблик, поэтому текущий день традиционно должен был быть посвящён корабликам. С парусами. И птичками. И штурвалом. К полудню морская тематика моему сыну надоела. По телевизору как раз шла передача про стрекоз, поэтому Лёшенька рисовал стрекозу. И божьих коровок.
― Может, папу нарисуешь? ― неожиданно предложил Бо.
― У меня нет папы, ― проворчал Алексей в ответ, раскрашивая на альбомном листе очередного жука.
― Папы есть у всех, ― возразил дракон. ― Твой просто где-то потерялся. Думаю, он обязательно найдётся, если будет чувствовать, что ты его любишь.
Больная тема. Как можно любить того, кого нет? Лёшка только расстроился и вообще расхотел рисовать. Заявил, что хочет в зоопарк смотреть на пингвинов. Давить на него было бы себе дороже, поэтому мы и не давили. В зоопарк ― значит, в зоопарк. По дороге сын спросил, с нами теперь будет жить Боря или нет. Я ответила, что его друг пока погостит у нас ― не говорить же правду. Потом Лёша поинтересовался, есть ли у Бори мама и папа. Бо сказал, что он сирота. Лёшенька моментально нашёл выход из положения и заявил, что в таком случае его друг может остаться у нас навсегда, а я буду его мамой. Детская непосредственность ― ничего не поделаешь. В зоопарке посмотрели на пингвинов, потом на черепах, на жирафа… Лёшка потребовал акул. Поехали в Москвариум. Я почему-то опасалась, что мы встретим там короля тритонов, но, к счастью, обошлось. Вечером сын от рисования отказался и уселся смотреть мультики, а мы с Бо ушли в кухню думать, как к нему подступиться.
― Я не знаю, что делать, ― развела я руками.
― Зато я знаю, ― ответил Бо. ― Для него папа ничем не лучше плохого дяди. Лёшка думает, что отец от него отказался. Он не говорит этого, но так чувствует. Наверное, услышал где-то или своим умом дошёл. Не суть. Он не станет рисовать ни папу, ни плохого дядю с фотографии, но я могу попросить, чтобы он нарисовал моего друга. Мой друг ― его друг, правильно? Вы верно говорили, что на одно и то же все смотрят со своей точки зрения, но дар вашего сына восстанавливает сам объект, а не свойства. Если дать точное описание внешности и характера, думаю, должно получиться.
Идея мне понравилась. Бо ушёл к Лёшке демонстративно вздыхать и скучать по «другу», а я не лезла к ним, чтобы не испортить задумку. Занялась приготовлением блинов, чтобы не сойти с ума от безделья в ожидании результата. Сварила компот из замороженных ягод. Навела порядок во всех кухонных шкафчиках, хотя там и так было чисто. Уже перевалило за полночь, когда Бо пришёл с известием о том, что Лёшка спит. И с рисунком.
― Это… ― нахмурилась я, разглядывая изображённое на альбомном листе чудовище с тонкой цепочкой слезинок.
― Морская свинка, ― усмехнулся дракоша. ― Она скучает по своему хозяину, поэтому плачет. Надо, наверное, привезти её сюда. Я завтра смотаюсь за ней, если вы не против.
Против Нюськи я ничего не имела, но была разочарована тем, что Лёшка нарисовал свою питомицу вместо Глеба. Но Бо выбрал верное направление, затронув тему тоски, поэтому нужно было просто подождать, когда мой сын дозреет до чего-то большего.
Он не дозрел ни на следующий день, ни через два дня, когда заполучил свою писклявую свинью, ни через неделю. Бо уверял меня, что всё получится, но Лёшка самозабвенно рисовал любые объекты, кроме единственного ожидаемого. Я только наблюдала за ним, в душу не лезла. А однажды утром обнаружила на подушке перо ― длинное, белое, гладкое, с мягким пухом у очина. Меня аж подбросило. В ужасе вскочила с постели и побежала в соседнюю комнату, где спали Лёшка и Бо. Алексей мирно посапывал в своей кровати. У меня от души немного отлегло ― на месте ребёнок, никуда не делся. Но Бо не было не только в комнате, а вообще в квартире. От тревоги и неизвестности захотелось завыть. Перо, может, и не ангельское, а какое-нибудь лебединое, но откуда бы ему взяться? Ещё и дракон пропал. Защитничек, блин.
Стараясь не шуметь, я перевернула всю Лёшкину комнату в поисках рисунков ― это был единственный способ узнать, какое именно существо он вернул к жизни. Просмотрела все изрисованные тетради и альбомы, пролистала сохранённые изображения в планшете. Даже под подушку к сыну руку сунула, потому что неоднократно находила там принадлежности для рисования ― ничего.
― Мамочка? ― проснулся Алексей.
Я сгребла его в охапку, прижала к себе и сидела так, едва дыша, пока он не начал ворочаться у меня в руках, пытаясь освободиться. И ругать его не за что ― сами навязались, и страшнее стало в сто раз. Не все же ангелы заперты в мире богов. Были и те, которые среди людей жили. Я ведь не знаю, действует на них магия преобразования или нет.
― Мама, а где Боря? ― спросил Лёшка, проснувшись окончательно и обнаружив отсутствие дракона.
― Погулять, наверное, вышел, ― ответила я с улыбкой, стараясь не выдать свои истинные эмоции. ― Или в магазин. Лёш, скажи, а ты нарисовал для него друга?
― Угу, ― кивнул Алексей.
― Покажешь?
― Я писать хочу.
Меня уже трясло, но раз отказа не последовало, значит, нужно было только мягко добиваться желаемого. Лёшка сходил в туалет, потом умылся, оделся, потребовал завтрак… Рисунок я заполучила только после того, как мой сын наелся. Причём эту картинку я уже видела, но сочла не стоящей внимания.
― Боря просил тебя нарисовать собачку? ― спросила удивлённо.
― Это волк, ― нахмурился Лёшка, недовольный моей глупостью.
― Ну да. Точно. Волк, ― согласилась я примирительно.
Даже в голову не приходило, что Бо придумает настолько простой выход из ситуации. Людей Лёшка рисует неохотно, ангелов нам не надо, демоны злые, а Глеб ведь на четверть ещё и волк-оборотень. Мальчишки совсем недавно мультфильм смотрели про Ивана Царевича и Серого Волка ― наверное, дракоша оттуда идею почерпнул, как добиться от Лёши желаемого. Волк ведь тоже может быть другом. Но если это сработало, то почему перо белое? Крылья Глеба были серыми. Я даже не уверена, что после ампутации они при восстановлении из магической пыли могли появиться снова. А Бо нет. Не у кого спросить.
Тряслась весь день, всю ночь и половину следующего дня тоже. Лёшка видел, что я чем-то расстроена, и всячески пытался меня развлечь. Мы как раз возвращались с прогулки и шли через двор, когда он вдруг сжал мою руку, остановился и сердито нахмурился.
― Что такое, Лёш? ― спросила я встревоженно.
― Там плохой дядя, ― прозвучало в ответ.
― Где?
Я посмотрела по сторонам, но никого не увидела. Лёшка тоже принялся крутить головой, уверяя меня в том, что только что видел плохого дядю.
― Того, который у тебя в телефоне.
У меня чуть сердце не остановилось. Бо говорил, что на полное восстановление требуется время. Поначалу физическая форма нестабильна, поэтому проще восстанавливаться неспешно, с промежутками во времени. Но хотя бы теперь я точно знала, что это Глеб ― у Лёшки память на лица отменная.
Страх сменился волнением и предвкушением скорой встречи, но тревога никуда не делать. Каким вернулся мой сероглазый нефилим? Когда? Почему до сих пор не дал о себе знать? Что с его способностями? Он ведь раньше отказывался проявлять при мне свой истинный облик ― говорил, что ничего привлекательного не увижу. Белое перо принадлежит ему? Вопросы роились в голове похлеще любых пчёл. Был бы рядом Бо ― надавала бы подзатыльников и не посмотрела, что он дракон. Мог же рассказать, что всё уже сделано и получилось.
А ещё назрел серьёзный разговор с сыном. Мне же нужно как-то объяснить ему, что это не плохой дядя, а его папа. По моей вине Лёшка понимает всё неправильно. Избегала сложных и болезненных тем, а теперь получила то, что заслуживаю.
Разговор по душам у нас не получился ― только ребёнка расстроила. Не надо ему такого папу, и хоть ты тресни. Ему надо маму и Борю. И бабушку с дедушкой. И Нюську. Можно ещё черепаху завести и собачку, но папа не нужен. Вообще никакой. Я тоже расстроилась, потому что понятия не имела, как вести себя с пятилетним мальчиком в такой ситуации. Не думала, что будет так сложно. Вечером позвонила маме ― у неё большой опыт работы с детьми, наверняка что-нибудь подскажет. Соврала ей, что Глеб прислал весточку и пообещал скоро приехать. Рассказала о реакции Лёшки.
― А ты не лезь к ним, ― посоветовала она. ― Два мужика промеж собой сами как-нибудь разберутся. Глеб твой тоже хорош. Работа работой, но за столько лет мог хотя бы дать понять, что жив. Сам теперь пусть и объясняет сыну, где был и почему приехать не мог. Алексей в него характером пошёл, так что могу пожелать тебе только терпения.
Да уж, ситуация так себе. Мне ведь их не только помирить надо, но и добиться взаимопонимания, потому что проблему с богами Лёшкиными руками решать придётся. Едва дождалась, пока сын спать уляжется, а потом упала в соседней комнате на кровать, раскинула руки в стороны, уставилась в тёмный потолок и вслух произнесла устало:
― Глеб, если ты и правда здесь, то подскажи, что мне делать. Ещё немного, и я сломаюсь. Возвращайся побыстрее.
Что-то незримое, но тёплое мягко коснулось моей щеки, чудесным образом прогнав все тревоги и печали. Веки смежились. Тело расслабилось. Перед внутренним взором возникло слабое серебристое сияние ― до боли знакомое, родное и долгожданное. Он здесь. Он слышит. Он понимает. Просто пока ничем не может помочь. Нужно подождать ещё немного. Совсем чуть-чуть.
― Я люблю тебя, ― шепнула еле слышно.
― Знаю, ― прошелестело в отяжелевшей голове.
Или это зашуршала опилками Нюська в своей клетке. Или мне просто хотелось услышать любимый голос. Так или нет, но уже через минуту я крепко спала ― наверное, сказались волнения последних дней. Последних пяти лет. Когда знаешь, что столь долгое ожидание было не напрасным, всё остальное кажется не таким уж и неразрешимым.