― Не хочу в садик. Димка дерётся, ― сердито сдвинув тёмные брови, проворчал Лёшка.
― Разве бабушка за тебя не заступается? ― спросила я, закручивая волосы на макушке в пучок.
― Она говорит, что мужчина должен уметь давать сдачу, ― прозвучало в ответ.
В этом я с мамой была совершенно согласна. Лёшку дома все любят и балуют. Он растёт в тепличных условиях и не понимает, почему люди бывают злыми. Драться нехорошо, конечно, но если он с детства не научится давать обидчикам отпор, то вырастет таким же, как… Глеб.
Мой сероглазый нефилим так и не объявился. Забрать меня из роддома не пришёл даже Вадим. У меня были при себе деньги на такси. Пришлось, правда, долго убеждать водителя, что я сама в случае необходимости оплачу штраф за то, что везу грудного ребёнка на руках, а не со всякими положенными приспособлениями, но доехали без проблем. В той квартире, где я жила с «братом», тоже было пусто. Она не съёмная, на моё имя оформлена. На фальшивое имя. И в свидетельстве о рождении ребёнка мать тоже Ольга, а не Инна. С этим проблем было больше всего, потому что забрать меня из Москвы домой приехали родители. Я тогда пребывала в растерянности и почти в депрессии. Не было сил ни на что, кроме сына. Лёшка был моим солнышком ― единственным ярким пятном во мраке неизвестности. Маме сказала, что Глеб пропал и не выходит на связь. Она сразу же принялась меня успокаивать ― он же сотрудник ФСБ, у него работа сложная, командировки, служебные тайны и всё такое. Я не стала её разубеждать, а папа ненавязчиво, будто вскользь упомянул, что сотрудникам этой службы выезд за пределы страны вроде как не разрешён, в связи с чем непонятно, как нам удалось провести за границей столько времени. Пришлось снова врать в надежде, что ложь получается достаточно правдоподобной. Родители приняли мои объяснения, потому что получить другие было не от кого. Про документы я им тоже наврала, сославшись на необходимость прикрытия. Так и осталась Ольгой Вячеславовной Рогачёвой. Ну хоть фамилия Глеба, а не выдуманная ― уже что-то.
Дар оракула молчал с того последнего ужасного видения. Ни прошлое не показывал, ни будущее, хотя я поначалу старательно практиковалась в попытках его реанимировать. А когда осознала, что этими попытками только отнимаю у сына своё внимание, просто махнула на всё рукой. Я же сама хотела, чтобы было так ― жить по-человечески в реальном мире, оставив в прошлом всё магическое. Что просила, то и получила.
Лёшке уже почти пять лет. Он умный и очень ласковый ребёнок. Дедушка с бабушкой на него не нарадуются, а я всё время боюсь, что его магический дар неожиданно проявится. Я же не знаю, что это за дар. В моём ребёнке течёт кровь ангела, демона, оборотня и человека. Чувствую, что он особенный, и боюсь этого. Когда купаю, обязательно проверяю спину ― не начинают ли у Лёшки расти крылья. Это похоже на безумие, но знание о том, что подобное может произойти, и правда сводит меня с ума. Моя жизнь изменилась и потихоньку влилась в нормальное русло, а страхи остались прежними. Пожалуй, их стало даже больше, ведь теперь никто мне не подскажет, как преодолеть трудности, связанные с магией.
Мама так и работает воспитателем в детском саду, поэтому Лёшка всегда под присмотром. Папа устроился товароведом на оптовый склад, но я уговорила его уволиться и помочь мне с маленьким семейным бизнесом. Теперь он управляет делами моего собственного магазина одежды, а я регулярно мотаюсь по городам и весям, решая вопросы поставок. В нашем посёлке предприимчивые местные жители не раз пытались открыть такой магазин, но потом быстро сворачивали торговлю из-за убыточности, а я терпеливая. Бизнес никогда не начинается с моментальной прибыли. Нужен стартовый капитал и «подушка», которая покроет убытки начального периода. У меня имелась не то что подушка ― двуспальный матрас. Все деньги, лежавшие на счетах Инны Сёминой ещё во время моей беременности перекочевали на счета Ольги Рогачёвой, так что с финансовой точки зрения я была обеспечена выше крыши и могла ни в чём себе не отказывать до глубокой старости. Открыла ИП и магазин только для того, чтобы на праздные мысли оставалось как можно меньше времени.
Этим утром я как раз собиралась закрыть магазин на инвентаризацию ― мы взяли на работу продавца, и нужно было передать товар и кассу по всем правилам. Лёшка, как всегда, начал ныть сразу же после пробуждения, что в садике его обижают. На самом деле моя мама там всех построит в две шеренги и парадным шагом маршировать заставит, если её обожаемого внука кто-то осмелится огорчить. Лёша просто не любит детский сад, потому что там режим, правила и прочие сложности. Дома он может бегать и баловаться, пока сам не свалится от усталости, а в садике днём спать укладывают ― это для него самое невыносимое. Он очень энергичный ребёнок.
― Ну мама… ― проныл в очередной раз, глядя на меня несчастными серыми глазами.
Он так похож на Глеба, что мне иногда не по себе становится. Волосы тёмно-русые, почти каштановые. Глаза сначала были голубыми, а с возрастом приобрели такой же холодный серебристо-серый оттенок, каким мог похвастаться только его отец. И взгляд порой бывает убийственно-ледяным, если Лёшке что-то очень сильно не нравится. Однажды он таким вот взглядом на медсестру в поликлинике посмотрел, когда плановую прививку нужно было сделать ― она аж шприц выронила. Сказала, что с такими глазищами мой сын точно вырастет судьёй или прокурором. А мне казалось, что он станет художником ― вроде и маленький ещё, но талант и интерес уже начали проявляться. У нас вся квартира завалена красками, карандашами и фломастерами. Машинки ему не надо, мячики не хочет, в роботов, мама, сама играй, а ему альбом купи. На Новый Год огорчился даже, что Дед Мороз положил под ёлку планшет, а не набор цветных карандашей. Правда, когда я объяснила, что планшет графический и в нём ещё веселее рисовать, Дед Мороз был прощён.
― Лёш, у меня сегодня очень много работы, ― примирительным тоном сообщила я, присев перед ним на корточки. ― Нам с дедушкой в магазине всё-всё посчитать нужно. Все носочки, маечки, футболочки, ботиночки… А завтра я разрешу тебе не ходить в садик, хорошо? Целый день будем дома. Или погуляем. Слепим во дворе снеговика, а ты его красками раскрасишь. Договорились?
― Снег не липкий, ― надулся сын ещё сильнее, обхватил мою шею ручонками и уткнулся в неё носом. ― Я не хочу в садик. Все будут открытки для папы на праздник рисовать, а у меня папы нет.
― Он есть, Лёшенька, просто приехать к нам не может. У него очень сложная и ответственная работа, ― ответила я, проглотив подступивший к горлу ком слёз. ― Открытку обязательно надо нарисовать. Отдашь ему потом, когда приедет. Он очень сильно обрадуется.
― Ты всегда так говоришь, но он не приезжает, ― прозвучало с упрёком.
― Алексей! А ну прекрати давить на жалость! ― вмешалась моя мама. ― Ишь, хитрый какой! Мы же с тобой обо всём уже договорились. Отклейся от мамы и одевайся. Давай-давай. Распустил тут нюни, как девчонка.
Бабушка у моего сына хоть и безгранично любящая, но в случае необходимости строгость проявить может. Не в пример мне. Если бы Лёшка ещё и слезу пустил, я бы точно сдалась. Плюнула бы на инвентаризацию и на всё остальное, лишь бы сын не расстраивался. До его рождения не замечала за собой такой слабохарактерности, но что-то во мне, похоже, сломалось. Ранимая стала сверх меры. Глаза чуть ли не каждый день на мокром месте по поводу и без повода, а Лёшка-то это всё видит и чувствует. Мама тысячу раз говорила мне взять наконец себя в руки и смотреть в будущее, а не оглядываться постоянно назад. А как не оглядываться, когда ребёнок смотрит на тебя глазами любимого мужчины, которого, судя по всему, больше нет?
Когда за мамой и Лёшкой закрылась входная дверь, я прислонилась лбом к дверному косяку и стояла так минут десять, уговаривая себя не плакать. Папа подошёл, положил руку мне на плечо и сказал:
― Мальчику нужен отец.
Я и сама знала, что нужен, но не могла себя заставить с кем-нибудь сойтись. Полгода назад в посёлок вернулся мой одноклассник Ромка Копылов. У него мать заболела, вот он и бросил все дела, чтобы о ней позаботиться. Отец умер давно, младший брат не любит сложностей, а Ромка ответственный. Не могу сказать, что он хороший, в школе главным хулиганом в нашей параллели был, но время и лишения меняют людей. Ко мне он не раз уже подкатывал с намёками на заинтересованность. Безобидные шутки, ни к чему не обязывающие разговоры, предложения партнёрства в бизнесе… Я ему и раньше нравилась. Теперь, спустя столько лет, он бездетный вдовец, а я ― мать-одиночка. Идеальная пара, по мнению моих родителей. Не хочу. Не могу. Постоянно думаю о том, что если усиленное поле преобразователя не утащило моего Лёшку, то и Глеб должен был выжить. Мается где-то, до сих пор решая проблемы магического мира, или спрятался с Настенькой от всех бед и тревог там, где их никто не найдёт. Мои видения ведь далеко не всегда были правдивыми. Просто дар показал наиболее вероятный вариант последствий нашего с Глебом последнего разговора. Лёшка же здесь, рядом со мной. Возможно, и Глеб когда-нибудь вернётся.
Инвентаризация затянулась до позднего вечера, потому что из-за моей рассеянности почти всё пришлось пересчитывать дважды. Продавщицу, которую мы взяли на работу, я знала давно. Зовут её Лиза. Она старше меня на десять лет. Раньше работала в продуктовом, но уволилась из-за низкой зарплаты и постоянных недостач. Мама сказала, что ей можно доверять, а слова моей мамы сомнению не подлежат ― она в посёлке не только в лицо и по имени всех знает, но и подноготную до седьмого колена рассказать может.
― Может, завтра пересчитаем? Десятый час. Поздно уже, ― предложила Елизавета, когда у нас снова не сошлись данные по некоторым позициям.
― Господи, тут работы на три часа, а вы до ночи провозились и ничего не сделали. Бизнесвуменши, блин, ― сердито проворчал мой отец, забрав у нас сведения по остаткам товара. ― Завтра у меня выходной. Ничего не знаю. Будем до утра считать, если у вас с математикой всё настолько плохо.
Я устала. Присела за прилавок, позволим им вдвоём разбираться с несовпадающими данными и позвонила маме спросить, поел ли Лёшка. Глупый вопрос на самом деле. У бабули не забалуешь. Сказала, что тарелку нужно опустошить до дна ― из-за стола не выпустит, пока не доешь. В этом отношении она всегда очень суровая. Как и ожидалось, в ответ я услышала, что Лёшка сыт и доволен жизнью, ведь мама пообещала ему, что завтра в сад не отправит.
― Вы там и пуговицы на рубашках поштучно пересчитываете что ли? Домой когда собираетесь? ― спросила мама, отчитавшись о настроении моего ненаглядного сына.
― Скоро, наверное, ― неуверенно ответила я.
Это «скоро» затянулось ещё на два часа. Без меня с подсчётами всё утряслось, но потом папа взялся объяснять Лизе тонкости работы с нашей кассой, которую регулярно и неизлечимо подглючивает. Я взяла на заметку, что нужно заменить кассовый аппарат ― это важно. По домам разошлись незадолго до полуночи. Темно, тихо, с неба снег сыплется… Не липкий, да, потому что мороз на улице. Из такого снеговика не слепишь.
― Ты не забыла, что у Лёшки день рождения послезавтра? ― спросил папа, хрустя ботинками по засыпанному снегом тротуару.
― С чего мне забывать? ― удивилась я.
― Да молчишь просто про праздник. Будем гостей звать или нет? Если будем, то людям же подарки купить надо успеть.
― Каким людям?
― Ну, крёстных Лёшкиных позвать можно. Романа тоже. Что ты от него шарахаешься, как от прокажённого? Нормальный же мужик.
Я размышляла над этим, пока шли до нашего дома. Согласилась только для того, чтобы мама с папой от меня отстали. Сказать «нет» никогда не поздно. Может, нам с Ромой и правда стоит сойтись? Ради Лёшки. Чтобы у моего сына было для кого открытки на двадцать третье февраля рисовать.