оглавление канала, часть 1-я
Слова деда заставили Ульяну задуматься. И правда… Чего это она опасается? Что не сдюжит? Так и не такое приходилось проходить. Достало только вспомнить зимний буран, который она подымала, чтобы избавиться от преследования супостатов. И к богам не побоялась обратиться, хоть и не была еще посвящена водоположением. А сейчас что же? Испугалась? Покопалась поглубже в себе, и поняла, что не дает ей успокоения. То, что во время посвящения, вроде бы, не одна она стояла перед Ведающими. Кто-то был рядом. И это ее пугало и волновало одновременно. Но ведь Сурица сказывала, что все произошедшее – по воле богов. А значит, и ей, Ульяне нечего опасаться, и уж тем более, перечить их воле.
Дождавшись ночи, когда новая полная луна стала всходить над рекою, решительно поднялась со своего духовитого ложа и отправилась на заводь. Волчок, было, за ней увязался. Уля присела на корточки, погладила псеныша и тихо прошептала:
- Нельзя тебе со мной… На тайное дело иду, отвлекать меня будешь. А ну, как Матушка-Вода осерчает? Нет уж, оставайся здесь, дом стереги.
Собачонок, будто и впрямь, понял ее слова. Заскулил жалобно и тоскливо. Уселся обратно на свое место и положил головенку на лапки, и принялся вздыхать тяжело, ну совсем, как человек. Чуть слезу у девочки не вышиб. Уля поднялась на ноги, и опрометью бросилась вон из дома, пока решимость не пропала. До заводи бегом бежала, будто за ней гнался кто. Остановилась у воды, отдышалась немного, потом наклонилась, набрала полную горсть речной воды, да и выплеснула себе на лицо. Зашептала тихо:
- Шла русалка лесной дорожкой, оцарапала нежну ножку, а из ранки той да не кровь-руда, а из ранки той да чиста вода. Да чиста вода, та ручьем текла, да по всей земле та вода прошла. Да на остров тот, да на тот Буян, на Буяне том да высок курган. На кургане том камень-Алатырь лежит во всю ширь. Не поднять его, не свернуть его, пока род людской на земле живет…
Ласковая речная волна лизнула ей босые ноги, словно успокаивая и приглашая. Мол, не бойся меня, подсоблю, ежели что. Больше не раздумывая, девочка скинула рубаху, кинула ее на зеленую траву, посеребренную ранней ночной росой, и стала медленно входить в прохладные воды реки. Когда вода достигла колен, тихо запела:
- Ты лети, Гамаюн, птица Вещая,
Через море раздольное, через горы высокие,
Через тёмный лес, через чисто да поле! …
Показалось ей или взаправду, река потекла быстрее, образуя вокруг ног девочки слабые вихри-буруны. Не переставая петь, Ульяна пошла дальше. Когда вода достигла груди, вздохнула поглубже и погрузилась с головой под воду. Холода не чувствовала. Вода ласково приняла ее тело, словно материнские ласковые руки обняли. Уля отважилась и открыла глаза. Чудным мир ей увиделся вокруг. В свете взошедшей луны, вся вода стала, как жидкое серебро, только прозрачное. И видно сквозь нее все было, каждую песчинку на дне, каждый камушек. Ульяна чуть не засмеялась от радости, только вовремя вспомнила, что под водой находится. Она поплыла вдоль берега, не приближаясь к стремнине. Бороться сейчас с течением реки было бы опрометчиво. Что-то происходило в ней сейчас, в эту самую минуту. Всю кожу покалывало, словно маленькими иголками. Но это было приятное покалывание. Ведунья говорила ей: «Когда погрузишься в первый раз, представь, что ты стала частью той стихии, в которой оказалась. Растворись в ней, услышь ее и теки, как она. И тогда, река примет тебя, как свою…» Уля на мгновение закрыла глаза вслушиваясь в биение собственного сердца, подстраивая его ритм под ритм журчащей вокруг нее воды. Мысленно представила себя каплей в этом бесконечном струящемся потоке, а потом открыла глаза. Радужное сияние вокруг ее тела и проясненный взгляд были ей наградой за старание. Перестав двигать руками и ногами, она отдалась на волю слабого течения, ощущая во всем теле небывалую легкость, будто и не под водой она была, а парила вольной птицей высоко в небе.
Сколько прошло времени с того момента, как она погрузилась в воду, Уля не знала. Но уж точно, намного больше, чем было положено для обычного человека, находящегося под водой. В какой-то момент девочка почувствовала, что еще немного, и она вдохнет воду. Памятуя наставления Сурицы, не испытывать терпение Матушки-Воды при самом первом погружении, она вынырнула, жадно вдыхая воздух открытым ртом. Выбралась на берег и, не удержавшись, тихонько засмеялась. Капли воды сверкали на ее теле в лунном свете, словно вся кожа была усыпана драгоценными слезами русалки. Поклонилась в пояс и с благодарностью проговорила:
- Спасибо, Матушка-Вода, за то, что приняла, не оттолкнула. А я теперь буду верной тебе дочерью…
Зашуршал прибрежный камыш, тронутый слабым порывом ветра. И в этом звуке, будто послышался ей тихий шепот: «Росаваааа…» Не удержав восторга, переполнявшего ее, Ульяна закружилась на берегу, вознеся к небу руки. Дело было сделано. Теперь было потребно закрыть грани миров, и поставить защиту на это место. Девочка быстро натянула рубаху на мокрое тело, и быстрым шагом направилась по тропинке к дому. Подобное дело требовало подготовки, а, возможно, и помощи.
До дома уже оставалось не более пятидесяти саженей, когда что-то ее насторожило. Она замерла на тропинке, внимательно прислушиваясь. Слабый ветерок шелестел в кронах, у реки закричала ночная птица. Где-то в отдалении тявкнула лисица, выводившая своих лисят на первую охоту. Все, вроде бы, как всегда. Все, да не все. Своим обостренным чутьем, девочка почувствовала, что-то темное, тревожное в лесу, будто перед грозой. Но на ясном небе не было видно ни облачка. Звезды светили с небес ярко и холодно. Но что-то в самом воздухе было не так. Будто тянуло откуда-то гнилостным тленом.
Уля досадливо поморщилась. Вид у нее сейчас был, только в дозор отправляться. Белая рубаха в свете луны сверкает так, что и фонаря не потребно, чтобы ее заметили чужие глаза. Но близко никого она не чуяла. Что за напасть такая?! Девочка еще постояла несколько мгновений, а потом, бросилась бежать со всех ног к дому. Враги еще не здесь, рядом, но скоро будут близко. То, что сюда движется какая-то темная сила, Уля уже не сомневалась. Время еще было, но только самая малость. Только, чтобы успеть поднять всех, да приготовиться к обороне. В глубине сознания она проклинала себя за то, что так медлила с завершением обряда. А теперь что же? Всех убьют?! Ну, может и не убьют, та к в полон возьмут, как тех, деревенских ребятишек. А это было куда как хуже смерти! В пору было разрыдаться. Но, как известно, слезами горю не поможешь. И Уля припустилась еще быстрее, только пятки засверкали.
Дома, слава тебе…, никто и не спал. Все ждали возвращения Ульяны, знали, чувствовали, куда и зачем она ушла, и переживали за нее. Ведь дед Ерофей ей давеча сказал, что, мол, не боись, не одна ты. Обрадоваться такому отношению к ней, не успела. Уж больно торопилась, не до радости теперь было. Она ворвалась в дом, где все сидели за столом вокруг небольшого светца. Увидев запыхавшуюся Ульяну, Тимофей первым соскочил с лавки и кинулся к ней, стараясь заглянуть сестре в глаза.
- Ну как? Все случилось? Приняла тебя Матушка-Вода?
Уля только отмахнулась от брата.
- Погодь ты…! Идут сюда!!! Пока еще не шибко близко, но чую я, что сюда, прямиком на заимку идут! Нельзя, чтобы ОНИ сейчас нас нашли… Да и книга… Схрон-то еще не готов!
Людомир вскочил на ноги, и рука его потянулась к охотничьему ножу, что всегда висел у него на поясе. Взгляд голубых глаз сделался жестким и холодным, полным решимости. Тимофей так и замер посреди избы приоткрыв от неожиданности рот. Только дед Ерофей оставался внешне спокоен и невозмутим. Тяжело вздохнув, проговорил:
- Уходить вам надо прямо сейчас, и книгу заберите с собой. А с меня старого, чего взять? Я свое уж пожил, пора и честь знать…
Все испуганно посмотрели на старика. Тимка растерянно проговорил:
- Как это, уходить? И тебя здесь одного на растерзание ЭТИХ бросить?
Людомир тоже стал возражать Ерофею. А Ульяна стояла и лихорадочно пыталась придумать, что им теперь делать. И кто-то новый, совсем другой, который народился вот, совсем недавно, под толщей серебряно-прозрачной воды, проговорил у нее в голове чуть насмешливо: «Неужто не совладает сила русалочья с супостатами?» Девочка тряхнула головой и тихо, но весомо проговорила:
- Деда, ты на печи схоронись… Книгу, на всякий случай, под полом спрячь. А вы двое – ступайте за мной. Медведями лютыми будете…
Людомир с Тимофеем так и замерли посреди избы, широко открыв рты и глядя на Ульяну с испугом. В их глазах явственно читалось, а не тронулась ли она умом от всего происходящего, что такое мелет? Только один Ерофей понял, о чем она. Прищурил один глаз, глядя на девочку, и спросил с недоверием:
- А справишься ли? Такое не всякому по силам… Вон, Аглая, бабка твоя, та могла. А ты ведь только-только посвящение приняла. Силы то на водоположение уходят немалые, я-то знаю, видал не одну русалку. После первого погружения рук не могли поднять…
Уля сердито сверкнула глазами и отрезала, забыв про почтение:
- Так то, когда было, что ты видал! А нынче у нас пути другого нету. – И, повернувшись ко все еще застывшим парням, чуть прикрикнула: - Ну а вы, чего замерли, рты разинув?! Живо из избы! Мне одежу сменить потребно!
Ребят, словно кто ветром сдул, только двери из дома стукнули. А дед Ерофей только вздохнул тяжело, да полез в закуток за печью, где книга спрятана была. Переодевание у девочки заняло всего-то несколько десятков секунд. И через несколько мгновений, она уже стояла на крыльце прислушиваясь к звукам, которые слышались в лесу. Волчок крутился у нее в ногах, тихонько повизгивая, словно силился сказать, мол, и меня, и меня с собой на бой возьмите. Ульяна сначала нахмурилась, глядя на псеныша, а потом, какая-то мысль пришла ей в голову. Она опустилась на корточки, подняла Волчка за загривок, заглянула ему в глазки-бусины, и с усмешкой проговорила:
- Что, Волчок…? Тоже в бой рвешься? Ну так тому и быть, возьму с собой. Авось, и ты пригодишься.
Тимофей, было, встрял, с недоумением проговорив:
- Да ты совсем с ума съехала, сестра!! Какой же из него еще защитник-то?! Оставь его с дедом, а не то пропадет совсем животинка…
Но договорить свою возмущенную речь не успел. Сестра так глянула на него, что у мальчишки слова в горле застряли, будто он сосновых шишек наглотался. Подхватив собачонка под мышку, Ульяна покрутила головой, словно принюхиваясь к воздуху, а потом уверенно проговорила:
- Слушайте меня внимательно. И если хотите, чтобы мы все живы остались, выполните, что накажу, точь-в точь!
Тимофей опять не утерпел:
- Делать-то что собралась? Хоть скажи, а то идем, незнамо куда...
Тут уж его Людомир одернул:
- Ульяна теперь Ведающая. А у них свои пути-дороги…
А девочка только бросила на ходу:
- Идем в сторону деревни… Оттуда лазутчики крадутся. – И сжалившись, пояснила строго: - Морок наводить буду, чтобы навсегда в эти края дорогу позабыли. Только мне в этом и ваша помощь потребна. Если морок без живого существа, то растает быстро. Потому и говорю, что вам быть медведями лютыми. А для этого, вы должны испытывать не страх, а ярость к врагу. – И добавила, пряча улыбку: - А испугаетесь, так навсегда медведями и останетесь. Ясно?
Людомир сдержанно кивнул, чуть скривив губы в едва уловимой насмешке. А Тимка, тот так замотал головенкой, что гляди, еще немного и отвалится. Словно хотел, чтобы сестра уж наверняка бы поняла, что уж он-то, Тимофей, все уяснил сказанное ею лучше всех. Довольно хмыкнув, Уля быстро пошла вперед, прямо по направлению к сожженной когда-то деревне.
