- Зинаида Егоровна, здравствуйте. Как вы?
- Ой, Олечка, здравствуй, здравствуй, моя хорошая. А я смотрю, то ли ты, то ли нет. Дай хоть посмотрю на тебя, полюбуюсь! Ну красавица, красавица! Это сколько же мы с тобой не виделись?
- Долго, тётя Зина! Ну рассказывайте, как вы? Как Настя? У неё же двое ребятишек?
- Двое, Олюшка! Большие уже. Внучка в восьмом классе, а внучок во второй перешёл. Хорошие ребятишки, умненькие, здоровые. И Настя хорошо живёт, не жалуется. Повезло ей с мужем, как сыр в масле катается. Я же к ним в город переехала, с ребятишками помогаю, так что в посёлке я тоже редкий гость. Так, к Женечке иной раз приеду проведать, а так теперь тоже дама модная, городская. Ой, Оля, в нашем- то возрасте в городе уж куда проще. Сиди на своём этаже, с балкона вниз поглядывай, не то, что у нас, всё сам, всё сам. И огород, и хозяйство, и печка эта, будь она неладна. А там хорошо, и больница рядом, хоть каждый день туда бегай, и магазины все вот они. Сходил, купил полуфабрикат, приготовил, и горя не знаешь. Ой, да кому я рассказываю, ты- то у нас с рождения в городе живёшь, всё сама знаешь.
- Ой, да ладно вам, теть Зина! Скажете тоже, возраст! Вы ещё вон какая молодая. А Женька что? В посёлке живёт?
- Ой, Оля, не спрашивай. Помыкался, побегал, да назад вернулся. В моём доме Женя живёт, женился. Только не везёт Женьке моему. Лет уж вон сколько, а всё счастья нет у сыночка. Не даёт ему Бог ребятишек. Уж что только не делали они, куда только не ездили, а толку нет. Даже на ЭКО были, да не приживается ничего. Ай, что уж теперь. Видать не судьба отцом ему быть.
Оля удивлённо посмотрела на бывшую соседку. Как это не даёт Бог детей?
- А мальчик? Есть же у Женьки сын вроде. Или что случилось с ребенком? Простите пожалуйста, я не знала...
И Зинаида Егоровна, не старая ещё женщина, с простодушным лицом и добрыми глазами в один миг будто растеряла всю свою доброжелательность, и разразилась такой бранью, что Оля стояла, будто помоями облитая.
- Да чтоб пусто ему было, мальчику этому! Пропади он пропадом, окаянный, вместе с матерешкой своей! Не было внуков, и таких нам не надо. Маааальчик! Чурка он с глазами, а не мальчик! Такие бы и вовсе не жили. Что толку небо коптит? Вишь что эта- то удумала, больного родила не пойми от кого, а на Женю повесить захотела. Сроду у нас в роду ни калек не было, ни инвалидов. Я Жене сразу сказала, что не наш он, так разве слушал он меня? Что ты, беременная Олеся, люблю ее, сынок у нас будет! Тьфу, срамота! Хорошо, хоть ума хватило мать послушать, да уйти вовремя, не вешать ярмо себе на шею, а то так бы и маялся с этой Олесей, да инвалидом этим. А эта тоже хороша! Нет, это надо же так, а! Оленька, ведь все же повесила она этого инвалида на шею Женечке, представляешь? Алименты высудила на инвалида своего, вот какая подлая! Мы думали, что хоть до 18 лет платить будет, а вот дудки вам! Жене так и сказали, мол, не думайте, что так просто отделаетесь, пока жив ребенок, так и придется вам алименты эти платить. Хоть бы прибрался поскорее, так сынок мой вздохнул бы, так нет, живёт, живее всех живых. Он однако ещё и меня переживёт. А что ему сделается- то? Катается на колясочке, похахатывает, да жизни радуется. А Женечка ему алименты каждый месяц платит, свои, кровные рублики отстегивает.
Оля во все глаза смотрела на эту милую с виду женщину, и даже слова сказать не могла. И куда вся эта милота да доброта подевались? Стоит, глаза от злости сузила, губы куриной гузкой сжала, а изо рта гадости льются. Так противно стало Ольге, что захотелось в душ сходить, чтобы смыть с себя эту грязь, в которую окунула ее бывшая соседка.
-Ты то как, Олюшка? Насовсем приехала, или так, погостить? Или поди дом бабкин продать решили, а ее с собой заберете?
-Отпуск у меня, в гости к бабушке приехала, давно не была, всё никак на получалось приехать. Мы бы и забрали её, да не соглашается бабушка. Ладно, побегу я, Зинаида Егоровна, бабушка ждет. Я ведь на минутку в магазин убежала, да заболталась с вами.
- Ну беги, беги, моя хорошая. Бабушке привет передавай, да здоровьица доброго. Пусть не хворает.
Купив необходимые продукты шла Ольга по тротуару, и думала о том, как все- таки обманчивы и лицемерны бывают люди. Тётя Зина всегда такой была. Вроде стоит, смотрит на тебя, улыбается, а в глазах- ну чисто лёд. Даже сейчас, вон как лихо переобулась она в воздухе, и из любезной, доброй женщины превратилась в бабу Ягу. А ведь все село знает, что от Жени родила Олеся. Видать болеет чем то мальчик, раз она его так обозвала, инвалидом.
Этот разговор никак не выходил у Ольги из головы, и, придя к бабушке, она как бы ненароком спросила, мол, а что там у Жени с Олесей случилось?
-У Лыкова-то? А что случилось?
-Да я Зинаиду Егоровну встретила, она все сокрушалась, что Женьке Бог детей не дает. А я ведь помню, что Олеся Богданова мальчика от него родила, вот и спросила. Тетя Зина сказала, что мальчик- инвалид у них.
-О-хо-хо, грехи наши тяжкие! Сама Зинка виновата, что так все вышло. Не дала она Женьке жизни, все сделала, чтобы развести их с Олесей. Столько проклятий и на Олесю, и на мальчонку насылала, что видать просочилось где-то слово недоброе. Может ангелок у мальчишечки слабенький оказался, а может слово недоброе сильное шибко было, что всю защиту поломало, да прилипло к дитю невинному. Добилась своего Зинаида, только цена шибко уж высока. И мальчишка мается, и у Жени счастья в жизни нет, и сама она одной ногой на том свете уже.
Аж мурашки по коже у Ольги пошли. Все- таки умеет бабушка рассказывать так, что душа замирает, и любопытство зашкаливает.
-Давай чайку с тобой выпьем, внученька, да поговорим. Оно за чаем-то и разговоры интереснее, душевнее выходят.
Ольга всегда завороженно следила за тем, как бабушка заваривает чай. Это настоящая церемония, целая наука. Сначала откроет старушка жестяную банку, возьмёт щепотку травки, да аккуратно в заварной чайник положит. Первую банку закроет, да за второй потянется. Тоже щепотку кинет в чайник, поглядит задумчиво, да с третьей банки пару листов возьмёт, и туда же, в заварник их положит. Кипятком крутым никогда не заливает, мол, не положено. Ты кипятка плеснешь, а из травушки всё, что полезное, и испарится вместе с паром. Погоди маленько, пусть буря в чайнике уляжется, водица бурлить перестанет, поостынет чуток, тогда и заваривать траву можно. И вкус тогда будет особенным, и польза большая от того чая выйдет, и пить его- одно удовольствие.
Чай у бабушки всегда очень вкусный, и полезный.
И пила его Ольга с удовольствием. А ещё с превеликим удовольствием разговаривала со своей бабушкой.
Удивительно, но даже с мамой не могла Оля поговорить на те темы, что так запросто обсуждала с бабулей. Бывало, что обсуждали что-то важное, нужное, сокровенное. Бывало, что болтали просто так, перескакивая с темы на тему. Бывало, что обсуждали и потустороннее, мистическое, а иногда и откровенно сплетничали они, перемывали косточки знакомым, но не было стыдно ни Ольге, ни бабушке. Это жизнь, и, как говорила бабушка, язык для того и дан, чтобы говорить. Только, мол, и сплетничать, Оля, можно по разному. Иные поговорили меж собой, да и забыли, а бывает и так, что пошли, понесли те сплетни по всей округе, и каждый добавит что-то от себя, приукрасит, небылиц насочиняет, а люди знай себе, понесли те пересуды дальше, и уже не понять, где правда, а где нет.
Бабушка всегда говорила внучке, мол, узнала- молчи, и не знаешь- молчи, чтобы потом не виноватили тебя по чем зря, да сплетницей не называли.
Оля науку бабушки переняла, и старалась больше молчать, особенно в том случае, если доподлинно всей правды не знала.
И сейчас, глядя на то, как бабушка заваривает чай, думала о том, что хоть и любопытно ей, что же там случилось у них, у Женьки с Олесей, но никому она не скажет, даже если и узнаёт всю правду.
Продолжение ниже
Спасибо за внимание. С вами как всегда, Язва Алтайская.