Глава 66
Солнце поднялось выше в небе, обрушиваясь жаркой неотступной жарой, прилипшей к коже Глеба. Его рот был суше, чем степи Прикаспийской низменности, и отчаянно хотелось утолить жажду. Он помнил, как жаждал хотя бы каплю и жадно допил остатки воды. Прошло некоторое время с тех пор, как он последний раз пытался двигаться, поэтому дал себе ещё попытку, только чтобы снова рухнуть почти так же быстро.
Боль пронзила бедро и сразу ударила в живот, вызывая волны тошноты. Мужчина надавил кулаком на твёрдую землю, пытаясь отвлечь внимание от невыносимой боли, которая сводила все усилия на нет.
Он потерял так много крови благодаря сломанному дереву, которое проткнуло плоть, оставив огромную дыру в верхней части бедра. Возможно, было бы лучше оставить его там, потому что, когда вытащил, кровь хлынула гейзером. Повязка, которую Глеб сделал из своей футболки, помогла остановить кровотечение, но боль – это совсем другая история. Ослабевший от потери крови и нагревающийся с каждой секундой, он понимал, что ему нужна вода, чтобы не впасть в бред.
Было бы здорово добраться до велосипеда, – возможно, в бутылке осталась капля воды. Он использовал локти, чтобы подтащить изуродованное тело, открыл свою бутылку и высунул язык, потрясая посудиной в надежде, что хотя бы капля упадёт.
Когда ничего не упало, ярость вспыхнула в его венах, и он швырнул бутылку, выкрикивая цепочку проклятий. Как только ярость иссякла, Глеб подтащил себя к ближайшему дереву, всего в полуметра, и прислонился к стволу. Откинул голову назад и уставился за верхушки деревьев в яркое голубое небо.
– Мило, как я попал в настоящую передрягу. Не кажется справедливым, что они забрали тебя, когда я тот самый балбес, кто не может ничего сделать правильно? Ты бы взял с собой дополнительную воду, напомнил взять телефон, намазался кремом от загара… – со слезами в горле мужчина думал обо всех приключениях, в которые они отправлялись с братом. Как каждый раз, когда Глеб смеялся над ним за то, что он слишком подготовлен, получалось так, что в конце концов сам же всегда пользовался дополнительной водой или выпрашивал протеиновый батончик.
Глеб мог быть старше, но Матвей был всегда мудрее. Он бы знал, что делать прямо сейчас. Но его здесь нет, и как бы мужчина ни скучал по своему брату, он ещё не был готов пересечь большой мост на небеса, чтобы снова увидеть его.
Ещё сутки, и будет готов, но этот день не сегодня.
– Я люблю её, – сказал Глеб, как будто брат сидел напротив. Это по-другому на этот раз. Я думал, что люблю Лиану, но теперь понимаю, как сильно заблуждался. Тебе бы понравилась Катя. Она умная и красивая, добрая и весёлая. Она также не позволяет мне вытворять всякие штуки. Она не боится поставить меня на место и не отступает.
Переполненный эмоциями, Глеб задрожал, когда всхлип поднялся в его горле, но слёз не было в глазах.
– Я хотел бы, чтобы ты встретил её. Чтобы ты был здесь, рядом со мной, когда она пойдёт рядом, чтобы стать моей женой, потому что если выживу, женюсь на этой девушке.
Глеб позволил словам повиснуть в воздухе, пока мысли поглощали его. Что, если никто не найдёт? Что, если никому нет дела до того, пропал он или нет? Что, если Катя обиделась настолько сильно, что не подумает даже ему звонить или искать?!
***
Катя вспотела, футболка прилипла к коже, пока она прочёсывала лес в поисках каких-либо признаков Глеба. Артём был в десяти шагах справа, а Лена примерно на таком же расстоянии слева. Миша и Кирилл шагали следом.
Поиски длились всего двадцать минут, но с каждой проходящей секундой подавить страх Кати становилось всё труднее и труднее. Деревянная стрелка на обочине указала на поворот с основной тропы, который приведёт их к более трудной местности и более сложному маршруту. Зная Глеба, и что его поездка была продиктована эмоциями, Катя указала на ответвление тропы.
Артём кивнул и изменил курс, следуя за Катей. Братья и сестры последовали за ними, пока участковый ненадолго остановился, чтобы сказать остальным волонтёрам продолжать двигаться по основному маршруту, и они встретятся, когда две тропы сойдутся снова.
Катя сделала глоток воды, затем стёрла пот, выступивший на лбу.
– Как ты? Держишься? – спросил Артём, подойдя сзади.
– Как могу, учитывая обстоятельства.
– Мы найдём его, – сказал он.
– Каждый говорит мне это, но по мере того, как тикают часы, моя надежда угасает.
– Мы только начали. Не теряй надежду так быстро, – офицер сжал плечо сестры, затем пошёл вперёд, сканируя окрестности справа, пока Катя смотрела налево.
– Глеб! – снова позвала она, хотя горло начало садиться. Она прокашлялась и позвала любимого снова, надеясь и молясь, что услышит его голос, но, как и в прошлый раз, он не откликнулся.
***
Ему становилось всё труднее и труднее сосредоточиться. Глеб попытался сосредоточить внимание на дереве напротив него, но оно раскачивалось и двигалось, как будто танцевало под звук чирикающих птиц.
– Держись, дружище, – услышал он и заставил глаза открыться снова.
– Матвей? Что ты здесь делаешь?
– Скучно было наблюдать за тобой. Подумал, зайду и скажу привет.
– Есть какие-нибудь яркие идеи, как мне отсюда выбраться?
– Держись.
– Я потерял надежду в тот день, когда ты умер.
Матвей опустил голову, его каштановые волосы, которые нуждались в стрижке, как всегда, упали вперёд. Через минуту он поднял голову, откидывая волосы назад.
– Я знаю и печалюсь, что забрал её у тебя. Но ты нашёл что-то хорошее. Не порти это из-за страха.
– Хорошо, не буду.
На лице Матвея расплылась забавная улыбка.
– Тебе не нужно быть храбрым передо мной, старший брат. Я знаю, что ты боишься, и это нормально. Только не позволяй страху лишать тебя лучшего, что с тобой когда-либо случалось, потому что она никуда не денется.
– Откуда ты знаешь? Ты не должен был уходить.
– Разве лучше любить и потерять, чем вообще никогда не любить?
– Ты серьёзно собираешься это обсудить?
– Это великая цитата. Подумай об этом на секунду. Все те воспоминания о маме, поющей в машине и хлопающей рукой по рулю. Как улыбалась, когда мы приносили домой какие-то паршивые рисунки из школы, а она вела себя так, как будто это было произведение искусства, принадлежащее Эрмитажу. Или все те эпические приключения, когда мы уезжали в никуда и просто катались, пока наши ноги не чувствовали, что вот-вот отвалятся. Ночи, когда мы ходили в кафе, чтобы выпить пива и погрызть корюшку. Если бы у тебя была возможность стереть это из памяти, чтобы не знать боли утраты, ты бы это сделал?
Глеб подумал об этом секунду, но ему даже не требовалось так много времени. Он знал ответ глубоко в своём сердце.
– Никогда.
Эти моменты определяли его как личность, и он ни за что не променял бы их ни на что на свете. Эти моменты, пусть и маленькие и незначительные, научили его, как любить, и хотя ужасно больно знать чувство и потерять, прожитое с ним время стоит каждой слезы и каждого мучительного вздоха, который приходит после.
– Глеб?
– Да, Матвей.
– Мне пора идти.
– Не уходи. Не сейчас. Нам ещё столько нужно обсудить.
Матвей отошёл, его тело начало сливаться с окружением.
– Я всегда слушаю тебя, брат, – сказал он, затем растворился в солнечном свете.
Глеб потёр глаза, зная, что Матвей не мог быть там. Когда опустил руки, он был один. С каждой каплей энергии, которую мог собрать, огляделся, но вокруг никого не было.
Он понимал, что сходит с ума. Если не выберется отсюда быстро, то не знал, что с ним будет.
Глеб закрыл глаза и подумал о Кате. Увидел её лицо, голубовато-зелёные глаза, полные глубины, словно океан. Чистая линия лица, милый маленький носик и эти идеальные губы.
– Глеб? – её голос был как ласка горячей кожи. – Глеб!
Голос Кати стал громче, более паническим, как будто его отрывали от неё, но он был здесь. Он никуда и двинуться-то не мог. Улыбнулся.
– Я здесь, – сказал едва слышно.
Вдруг почувствовал руку Кати на своей щеке и лбу.
– Ты ранен?
– Больше нет, – едва смог выговорить он.
– Он здесь. Мне нужна помощь!
– Нет, – сказал Глеб. – Просто обними меня. Это всё, что мне нужно.
– Он дезориентирован, – услышал мужчина, прежде чем всё почернело.
***
Катя отказалась покидать Глеба, даже когда его погрузили в машину «Скорой помощи». Она прыгнула прямо внутрь и взяла его руку в свою, нуждаясь в том, чтобы почувствовать его кожу на своей; чтобы знать, что она нашла его и он будет в порядке.
Теперь девушка понимала, что чувствовал Глеб в тот день, когда она упала с велосипеда. Видя, как он прислонился к тому дереву, неподвижный, её сердце чуть не остановилось и не возобновило свой стабильный ритм, пока она не услышала, как он бормочет.
Он будет в порядке, и когда наконец станет достаточно сильным, она собиралась прибить его за всю боль и страдания, которые ей причинил.
Катя поднесла его руки к губам, так же, как он делал это с ней так много раз, и погладила костяшки пальцев большим пальцем. Она не знала, чувствует ли Глеб её прикосновения, но ей было всё равно. Он был так напуган, что все, кого любил, покидают его, и она должна была доказать ему, что никуда не денется.
***
Веки Глеба затрепетали, резкий свет флуоресцентных ламп заставил поморщиться. Его голова чувствовала себя так, будто кто-то ударил по ней лопатой, когда начал вспоминать своё падение и время, проведённое раненым и в одиночестве в лесу. Он также вспомнил Катю, обнимающую его, нежное касание её пальцев к его щеке и руке.
Он должен был сказать ей, что любит её. Что он глупец. Глеб сел, несмотря на протест. Всё было размытым, но попытался сосредоточиться.
– Глеб! – услышал и повернул голову вправо, что вызвало острую белую жгучую боль, которая взорвалась в голове. Мужчина прижал руку ко лбу, морщась и ожидая, пока она утихнет.
– Вот, выпей это, – сказала Катя, поднося чашку к его губам. – Доктор сказал, что ты, наверное, проснёшься с ужасной головной болью.
Глеб сделал глоток из бумажного стаканчика, наслаждаясь прохладной жидкостью, стекающей по горлу. Он помнил, как отчаянно жаждал хотя бы капли, и жадно допил остатки воды. Кровать под ним едва шевельнулась под лёгким весом Кати, когда она села рядом и отбросила волосы с его лба.
– Как ты себя чувствуешь?
– Как будто меня сбил автобус.
– Не автобус, а земля, но я думаю, что ощущение то же самое.
– Умница, – сказал он, думая о том, как ему показалось, что его брат был с ним.
– У тебя повреждена нога. Похоже, мы не будем кататься на велосипеде какое-то время.
– Похоже на то.
– У тебя также было обезвоживание и шишка на голове.
– Это кое-что объясняет, – сказал Глеб, думая о том, как ему показалось, что брат был рядом.
– Ты меня напугал.
Ему было печально слышать грусть и скрытое беспокойство в голосе Кати. Это пронзило его сердце.
– Я тоже испугался, что не смогу сказать тебе…
– Сказать мне что?
– Я глупец, потому что из-за какого-то глупого обещания, которое дал себе много лет назад, был настолько глуп, чтобы уйти от тебя, когда на самом деле встреча с тобой – лучшее, что когда-либо со мной случалось. Всё, что я знаю, – это потеря и боль, но не могу бежать от них, потому что боюсь, что однажды тебе надоест и ты найдёшь кого-то другого.
– Для меня нет никого другого. Есть только ты, и я хотела сказать тебе… – Катя остановилась, и Глеб напрягся, гадая, что она задумала. Он приготовился к чему угодно. – Я люблю тебя. Я так сильно люблю тебя, и знаю, что это, возможно, пугает тебя, но мне всё равно, потому что устала держать это в себе, и мне просто нужно, чтобы ты…
Глеб прервал девушку поцелуем, показывая, прежде чем сказать, что тоже любит.
– Я ещё не закончила, – сказала она, когда он наконец оторвался.
– Ты сказала достаточно. Я тоже люблю тебя.
Слезы блеснули в её глазах, когда она смотрела на него с удивлением и благоговением.
– Правда? – спросила, её голос был едва слышен.
– Правда. И я покончил с тем, что боюсь. Я хочу всё: дом, детей, собаку, всё. И ты единственный человек, с кем хочу разделить это.
– Хорошо, потому что я никуда не денусь, красавчик.
Глеб рассмеялся над абсурдным прозвищем, которое Катя дала ему в тот первый день, и прозвище, которое он полюбил, и притянул её в объятия, зная, что пока эта женщина будет на его стороне и в его сердце, он никогда больше не будет одинок.
Когда эта мысль успокоилась в его сознании, дверь распахнулась, и половина Травнинска хлынула в палату.
Нет, он никогда больше не будет одинок.
КОНЕЦ