В раннем детстве я ничего не знала о Боге, но часто слышала слова: "Иди с Богом!", так говорили при прощании. Смысл выражения был неясен, а по звуку казалось, что уходящий должен унести с собой что-то тяжёлое. Странное слово "Бог", короткое, гулкое, словно удар колокола или далёкий гром. Его значение я узнала намного позже, как и то, зачем на моей шее появился металлический крестик на толстой нитке. Впрочем, он был недолго и упокоился в одной из маминых коробочек, в которых хранилось то, что не должно потеряться.
Первое знакомство с Богом произошло неожиданно. Я рассматривала семейный альбом и среди фотографий увидела необычное фото. Это был Спас Нерукотворный, тогда я этого не знала, но поскольку образ сильно отличался от виденного ранее, привлёк моё внимание, и я стала его изучать. Большие глубокие глаза, борода, длинные волосы. Он смотрел прямо в меня, а я – в Него. Притягивал мой взор и не отпускал.
– Кто это? – спросила я у мамы.
– Иисус Христос, – ответила она. – Бог.
Так я узнала, что Бог – это Иисус Христос.
Почему Он оказался в ворохе семейных фотографий – неизвестно, спрашивать я не стала. Сейчас понимаю, что другого места в доме Ему просто не нашлось. Мы жили без Бога и лишь иногда торопливо говорили: "Слава Богу!", "Не дай, Бог!" и то громоздкое – "С Богом!"
До той фотографии никаких религиозных чувств я не испытывала, после неё всё изменилось. Я смотрела в Него, Он – в Меня. Его образ запечатлелся в моей памяти. Прошли десятки лет, а Он всё также стоит у меня перед глазами.
Детство я провела в маленьком городке. Красивого храма в нём не было. Церковь, в которую мама водила меня пару раз, вызывала во мне отторжение, там было душно и темно, приходилось продираться сквозь чужих людей и шарахаться от старух, совавших мне конфеты. Тогдашняя церковь для меня точно не была местом красоты и покоя.
Первая исповедь была событием, которое запомнилось навсегда. Готовя меня к ней, мама учила на все вопросы отвечать "Грешна, батюшка". Так я и делала. Примечательно, что исповедь была коллективная. Священник собрал нас, нескольких детей, у алтаря и стал задавать вопросы, типа: слушаетесь ли вы родителей? не дрались ли? не воровали ли? А мы по очереди отвечали, кто как, и лишь я то и дело повторяла: "Грешна", чем развеселила священника. Отпуская мне грехи, он сказал что-то вроде: "Иди, грешница!" Сейчас я понимаю, что продолжением этой фразы должно было быть: "И больше не греши!" Наверное, так и было, не помню.
Не знаю, когда это началось, но внутри себя я стала разговаривать с Богом. Предполагаю, что за Него говорила я сама, хотя не уверена, потому что Он был умнее и частенько подсмеивался надо мной (совсем как тот священник на исповеди). Содержание этих бесед стёрлось из памяти, помню только, что мой Собеседник был очень добрый и понимал меня без слов, был единственным, кому я доверяла. Он любил меня по-отцовски, по-братски, по-дружески, я это чувствовала. Продолжалось так много лет, потом внутренний диалог умолк.
Я была слишком занята, упорная учёба и юношеские увлечения захватили меня полностью, не оставив места для Бога, поглотили ум, волю и сердце. В те времена я не оставалась одна, со мной были лекции, конспекты, домашние задания, друзья, одногруппники, соседки по общежитию, влюблённости и паника перед экзаменами. Мне было не до Бога, я почти не обращалась к Нему и не просила совета. Мне было некогда. Некогда – загадочное состояние, которое отчуждает от Бога, а иногда приближает так, что ближе некуда.
Видя мою занятость, Бог мне не надоедал, однако заботился, чтобы я о Нём не забывала. В 80-е годы в вузах практиковались факультеты дополнительных профессий. В финансово-экономическом институте, где я училась, помимо обязательного для девушек медицинского образования (медсестра гражданской обороны) был организован дополнительный факультет искусствоведения, что-то вроде кружка. Преподаватель, утончённая дама элегантного возраста, показывала нам произведения великих художников, преимущественно эпохи Возрождения, и увлечённо рассказывала о происходящем на картинах. Сюжеты, как правило, были библейскими. Так я впервые погрузилась в Священную историю, как в нечто интересное, таинственное и почему-то важное для меня.
Когда студенческие годы закончились, мне пришлось оставить всё и переехать в другой город за тысячу километров от дома. Распределение – вещь непростая и судьбоносная. Я осталась одна, среди чужих людей, без поддержки и опоры, с новыми проблемами и трудностями. Неудивительно, что я затосковала по Богу.
В библиотеке мне попалась книга о Ветхом завете, тогда это была редкость. Я читала истории про древних патриархов, они были интересными, но малопонятными и запутанными. Тогда я впервые прикоснулась к Священному писанию, хотя и в вольном пересказе советского учёного. Чуть позже я купила Библию для детей с картинками, для меня это было самое то, в духовном плане я была ребёнком.
Шёл конец 80-х, и всё менялось очень быстро. В один момент распахнулись невидимые врата, и нас снесло потоком нового, ранее недоступного. Книги, фильмы, мнения, суждения, политические и экономические перемены, мы барахтались во всём этом, забывая различать хорошее и плохое.
Вместе с Маленькой Верой в мою жизнь вошёл Александр Мень со своей книгой о Христе. Её печатал толстый журнал, который выписывала моя старшая сестра. Меня поразил и текст, и потрясающие иллюстрации Густава Доре. Я впервые читала о Христе и наконец-то узнала, Кем был Тот, Которого я увидела на фото в семейном альбоме. Сразу поняла, что мне в руки попало нечто, настолько ценное, с чем я уже не захочу расстаться. Все части книги я вырвала с корнем (переплёт журнала был клеёный) и собрала в единое целое. Перечитывала и хранила.
Так состоялась моя первая встреча со Христом. С момента, когда я впервые увидела Его, до понимания, Кто Он Такой, прошло почти двадцать лет. Однако я так и не узнала, что Он значит лично для меня. Чтобы это понять, мне понадобилась едва ли не целая жизнь. Я надела на шею крест и больше его не снимала.
Продолжение здесь: Католическое очарование, одиночество и дерзновение.
Читайте также:
Навигация по каналу - 1, Навигация по каналу -2.