Начало читайте здесь. Глава 1.
Осеннее утро постучалось в узкие глазницы серого дома нудным моросящим дождём. В предрассветных сумерках Гордей принёс дрова. По одному полену, стараясь не разбудить спящих, сложил их на железном листе, прибитом маленькими гвоздиками перед печной дверцей. Она была со звездой в центре, с расходящимися в стороны лучами. Под дверцей было маленькое поддувало. Гордей с детства любил выгребать золу кочергой, изгиб которой был сделан ровно по размеру поддувала, а ручка была очень длинной и слегка изогнутой.
Мужчина приложил ладони к остывшей белой стене, ожидающей, когда заботливые руки снова разбудят внутри неё весёлый треск берёзовых поленьев. Холодная, как мамин взгляд вчера. Он опустил руки и вышел в прихожую, снял старую фуфайку, повесил её на обычное место на вешалке.
Кёрста сидела на краешке кровати, глядя в одну точку немигающим взглядом. Оборочки её ночной рубашки на плечах выглядели беспомощно, будто бабочка вдруг выросла и больше не может взлететь. И теперь она навсегда останется здесь, хочет она этого или нет.
- Доброе утро, моя любовь, - Гордей в первый раз так назвал её. После ночного разговора с матерью невеста казалось ему ещё более беззащитной, нежной и ранимой.
- Доброе утро, мой любимый лесоруб, - толстый свитер и влажные курчавые волосы и правда могли принадлежать лесорубу из старой сказки. - Что случилось? - Кёрста легко встала, шагнула к Гордею и приложила мягкие тёплые ото сна ладони к его холодным щетинистым щекам.
- Осень, - мужчина пожал плечами, обнял её, вдохнув принадлежащий ей фиалковый запах за розовым ушком. - Сегодня много дел. Нужно подать заявление в ЗАГС и узнать на заводе насчёт работы. Две недели прошли, как говорили в отделе кадров, новый цех должен быть оборудован.
- Жаль, что погода испортилась. - Голова девушки повернулась в сторону заплаканного окна. - Ну и что, пусть так. Мне с тобой везде хорошо. И всегда. - Она смотрела в голубые глаза, светлые и ясные.
Из соседней комнаты раздался удушливый кашель Анны.
- Вот и Анну нужно в больницу отвести, хоть она и сопротивляется. Сырость и осень. Зачем так мучится, не пойму, - Гордей погладил невесту по светлым волосам. - Ну что, пойдём?
- Да, сейчас переоденусь, - маленький носик Кёрсты коснулся холодного носа Гордея с горбинкой, как у всех Ершовых.
Вера спала тревожно. Ей снился Сергей, стоящий в проёме открытой входной двери. Крепко стоящий на обеих ногах и смотрел на неё с укором.
- Что? - хотела крикнуть Вера, хотела, но не могла. - Это всё неправда, ты у_мер!!!
Сергей улыбнулся кривой улыбкой, обнажив зубы в оскале.
- Зачем ты пришёл? Мало ты меня при жизни мучал? - Вера хотела сесть, но не могла оторвать голову от подушки. Хотела перекреститься, но рука не слушалась её.
Она пыталась вспомнить слова молитвы, но мутная пелена сна мешала ей.
- Холодно мне здесь, промозгло. Плохо без тебя, - мутные глаза мужа неотрывно смотрели на Веру.
Ветка черёмухи ударила в окно от внезапного порыва ветра, и заскрипела, будто водя по стеклу длинным сердитым когтем.
Вера проснулась и почувствовала, как к телу прилипла взмокшая во сне рубашка. Расслышала шёпот молодых в их комнате, негромко кашлянула.
- Мама, ты проснулась? - голова Гордея показалась в комнате.
- Да, сынок, проснулась, - она взглянула на сына и не заметила даже тени от вчерашнего безрадостного разговора.
- Я печку затопил у нас, сейчас в кухне растоплю. Чайник поставлю.
- Завтракайте сами, что-то мне нездоровится, - Вера отвернулась к стене.
- Доброе утро всем, - чуть охрипшим спросонья голосом приветливо поздоровалась Анна.
- Привет, сестричка. Как твой кашель? - поинтересовался Гордей, стоя в дверях.
- Вроде получше сегодня, - Анна села, прикрыв одеялом грудь, стала нащупывать босыми ногами тапочки.
- Мы сегодня с Кёрстой по делам идём, можем тебя до больницы довести.
- Ой, братишка, спасибо за заботу, такая погода мерзкая. Вылезать из постели неохота. Ещё дерево это, скрипучая коряга, разбудила меня. Я бы ещё спала да спала, - Анна хотела потянуться, но вспомнив о присутствии брата, остановила начатое движение.
- Так давайте спилю эту настырную ветку, и посмотрю, где ещё нужно поправить. Дерево старое, глядишь, ему полегче будет.
- Не нужно, сын, не пили. Вот я по_мру, тогда делайте в доме, чё хотите, - в голосе Веры послышалось раздражение.
«Хоть бы спросили для порядка, а то распоряжаются при живой-то матери!» - подумала Вера.
- Мама, что ты говоришь!
- Мама, будет тебе, - наперебой заговорили повзрослевшие дети.
«А та молчит, гляди-ка, хоть бы слово сказала. Тихоня.» - мать семейства чувствовала себя отвратительно после вечернего разговора и ночного сна.
- Здравствуйте, тётя Вера, - вошла Кёрста, поправляя круглый воротничок длинного халата, - дай вам Б_ог здоровья и долгих лет жизни.
- Идите завтракать, дети, не знаю, что на меня нашло. Прости, сынок, совсем старая твоя мать стала, и ворчливая, как отец.
- Я люблю тебя, мама, - Гордей вошёл в комнату и осторожно сел на кровать Веры. - Всё хорошо будет, ты у нас ещё молодая.
- Ступайте уже, ступайте. Дела у вас ещё сегодня. Мне-то больше торопиться некуда. Грибы разве прибрать, - Вера сложила руки на груди крест накрест.
- Ну что, Анна Сергеевна, сдавайтесь, Вы окружены! Идём в больницу, возражения не принимаются. Давайте, девочки, завтракаем по-быстрому, и выдвигаемся, - через несколько секунд Гордей стучал посудой на кухне.
Молодёжь позавтракала, потом шипела утюгом, стучала дверцами шкафов, попрошались с Верой дружным «Мам, мы ушли!», раздавшимся из коридора.
- Ступайте с Бо_гом, - слова матери стукнулись о закрытую дверь.
Вот, стук закрывающейся калитки, и всё в доме смолкло. Только звук тикающих часов, что теперь заводила Вера, стучал в ритм с её сердцем. Наконец, когда не нужно было никуда спешить, можно было полежать в тишине и спокойствии, женщина почувствовала тянущую боль в животе. Такого она не чувствовала ни во время беременности, ни во время схваток, ни во время родов. Вера положила руку на живот, пытаясь приручить, уговорить свою боль. Та как будто отступила, притаилась, спряталась внутри. «Полежу ещё,» - подумала Вера, и тихо-тихо скользнула в мягкие объятия сна.
Ребята решили сначала пойти с Анной в больницу, затем на завод, и на десерт оставили ЗАГС.
В больнице было многолюдно, несмотря на непогоду. Бабульки и дедульки из захудалых деревень разбавляли привычные больничные запахи ароматами сельского хозяйства, принесёнными на калошах-вездеходах. Кто-то глуховатый, кто-то слеповатый, кто-то второй раз очередь потерял. Молодые девочки, усердно кашляющие на пару, в надежде получить справку о болезни и официальное разрешение пропустить занятия. Мужчина с перевязанной рукой, из повязки на которой сочилась кровь, с висевшей на другой руке субтильной женой с огромными испуганными глазами. Он, спокойный, смиренный, казалось, не чувствующий боль. Она, источавшая животный страх каждой клеточкой своего тела, на вопросительные взгляды любопытных, быстро говорила:
- На циркулярке три пальца отрезал, - и поворачивала голову, смотря на мужа, пытаясь разглядеть в нём тот же ужас, тот же страх.
Очередь к терапевту была небольшой, молодые люди вошли в кабинет все вместе.
- Это что за «Ходоки у Ленина»? - спросила серьёзная женщина-врач предпенсионного возраста, - оставляем больного, остальные вон из кабинета.
Кёрста, улыбаясь сравнению, вышла в коридор, обменявшись взглядами с женихом.
- Я останусь, доктор, - Гордей решительно встал в дверях, - это моя сестра, младшая сестра. Еле-еле в больницу привёл. Вот.
- Хорошо. Теперь понятно, что Вы - родственник. - Вот, садитесь сюда, - доктор кивнула на стул, а мы за ширму пройдём, - мягкие полные руки принялись разогревать статоскоп. - Проходим, раздеваемся, больная. Сейчас послушаем Ваше дыхание, а потом послушаем Вашу историю. Так, дышите... Не дышите... Ещё раз... Хорошо. Повернёмся. Дышите... Не дышите... Хорошо. То есть, не очень хорошо. Ложитесь на кушетку. Повыше, головой вот сюда. Ага. Так больно? А так?
- Ой, - резко раздался стон Анны, - так больно.
- А теперь вдохните полной грудью, и задержите дыхание на несколько секунд - распорядилась доктор.
Послышался шумный вдох и раздался режущий ухо кашель Анны.
- Одеваемся, - из-за ширмы вышла врач, села за стол, поправила полы белого халата.
Не теряя времени, стала давать распоряжения медсестре.
- Направление на рентген. Направление на анализы: кровь, моча.
Вышла и Анна, села на деревянный неудобный стул.
- Рассказывай! - пальцы сцеплены в замок, руки по локоть лежат на столе. - Как давно кашель? С чего начался?
- Я весной на коньках каталась и в полынью провалилась. Потом болела. Мама лечила, как могла. Вот, я вроде и поправилась, только кашель всё не отпускает.
- Да, девочка, что же ты так? Далеко живёшь?
- На Тимирязева.
- Я думала, в деревне глухой. Почему сразу не обратились? - спросила доктор у Гордея.
- Да я даже и не знал! Вот, впервые слышу. Думал, ну, простудилась, да и простудилась, - Гордей выглядел растерянным, - Ань, ты чего, почему матери не сказала?
- Расстраивать не хотела её. Она и так из-за всех нас переживает, - Анна смотрела в пол, как провинившийся ребёнок.
- Сейчас идёте в рентген кабинет, знаете где? - обратилась доктор к Гордею, - потом идёте во второй корпус, это верхнее из трёх деревянное здание.
- Но... - начала было девушка.
- Никаких «но», я Вам не мать Ваша, мне главное, Вас на ноги поставить. - А Вы, - пухлый палец уставился на Гордея, - принесёте нужные вещи. Вот список. До свидания, - ручка запорхала над карточкой Анны, повторяя размашистый почерк.
Так, Анна осталась в больнице на лечении. Гордей с Кёрстой сходили на завод, молодой человек получил обещанное место в новом цеху. Кёрсте сказали, что вакансий в бухгалтерии нет, и в ближайшее время не предвидится.
- Есть вакансия уборщицы в цеху готовой продукции, - серьёзные глаза кадровички изучали диплом Кёрсты в серой обложке. - Только Вы там работать не сможете. Ящики тяжелые таскать надо, со стружкой металлической и браком. Ящик сам деревянный, да в нём груза килограмм десять-пятнадцать. - Вы заходите, узнавайте иногда, может, что и изменится.
Молодые отправились подавать заявление в администрацию, трёхэтажное белое здание.
- Ты ведь с мамой говорил, Гордей, - спросила Кёрста.
- Да, говорил. Не могу тебя обманывать, она против, - рука мужчины, державшая невесту под локоть, притянула её ближе.
- Мы не должны так поступать, это неправильно, - твёрдо сказала девушка, - она жизнь тебе дала, вырастила, воспитала.
- Мама всё поймёт, она очень добрая. Она любит меня, и обязательно захочет, чтобы я был счастлив. Чтобы мы были счастливы.
Жёлтый автобус, угрожающе рыча и разбрызгивая фонтаны воды из луж, проехал мимо.
- Мы пойдём, подадим заявление, распишемся, и всё будет хорошо, - успокаивающе говорил Гордей.
- Без материнского благословения не будет всё хорошо, - сырой ветер трепал светлые волосы, прибранные с утра в аккуратную причёску.
- Кёрста, я предложил тебе стать моей женой, и ты согласилась. Может быть, что-то произошло? Может быть есть что-то, о чём я не знаю? - он остановился и взял девушку за плечи, - может быть, дело не в маме?
- Ты любишь меня? - спросила она, - ты никогда не скажешь, что мама была права, и тебе не нужно было на мне жениться?
- Я никогда не пожалею об этом. Пожалуйста, верь мне, - Гордей обнял Кёрсту за талию, и повёл дальше по тротуару, - пойдём, ты, наверное, замёрзла.
Молодые люди подали заявление в этот понедельник. Вернувшись домой, Гордей собрал вещи по списку, попросив кое в чём помочь Кёрсту.
Вера потихоньку ходила по дому, задумчивая и тихая. Серой тенью вошла на кухню.
- Что, сын, доктор сказал? - она мешала в кружке холодный чай.
- Мама, подожди, сейчас разогрею, поедим все вместе, а потом чай попьём, - Гордей поправил тёплую шаль на материнском плече.
- Не хочу я, сынок, ести, не голодная я. Расскажи про Аннушку.
- Доктор сказал, простудилась. Направления дал на анализы, марш, говорит, на койку ложись, и всё, - Гордей достал из холодильника кастрюлю.
Появилась Кёрста, помыла руки, начала резать хлеб. Она не была похожа на счастливую невесту, губы её были сжаты, вся она напряжена, как будто замёрзла.
- Заявление подали? - негромко спросила Вера.
- Подали, - в один голос ответили молодые.
- Пойдём со мной в храм, сынок, в воскресенье. Поговори с батюшкой, что он скажет тебе. Отца уж нет, может, его бы послушал. - А ты, девка, на меня не серчай. Прости меня, вижу, нелегко тебе. Поймёшь меня, когда сама матерью станешь. Только вот вы сейчас поженитесь, а дети народятся, они какой веры будут?
- Мама, я всё понимаю, ты из-за меня переживаешь. Но неужели бы ты замуж за отца не пошла, если бы он другой веры был? - Гордей хотел смягчить ситуацию, но вышло всё наоборот.
Вера воззрилась на сына так, будто в первый раз его увидела.
- А я взамуж за твоего отца только-то и вышла, что он одной веры со мной был. Время было, дай Бо_же только выжить. Не то, что сейчас. Матушка велела, сказала, Сергуня любит тебя, сроду не обидит. Виишь, не всё она знала, мать-то моя, Агрипина. Об одном прошу, сходи со мной в храм. Сходи, Хрис_том Бо-гом прошу.
Кёрста выпрямилась, как одинокая рябина на пригорке. Положила обед по тарелкам, поставила чайник, строгая, серьёзная.
- Хорошо, мама, я схожу, - Гордей искоса посмотрел на невесту.
Со следующего дня он стал уходить на работу на завод, утром по пути заходя в больницу. Кёрста собирала домашнюю еду для Анны, выпечку, когда Вера стряпала.
В воскресенье мать и сын вдвоём пошли в храм. Купол и крест были видны издалека на фоне звонкого ясного неба.
Вера перед входом в ограду трижды перекрестилась, кланяясь после каждого раза. Торжественно шла она к храму, где находила спокойствие и умиротворение в любой день своей жизни. Какая-то мысль вдруг встрепенулась в ней, и Вера вдруг оглянулась. Гордей стоял у резной железной калитки, опустив руки.
- Сынок, что с тобой?
- Мама, я войти не могу, - Гордей стоял, не шелохнувшись.
- Окрести себя знамением, - подсказала она.
- Не могу, мама, рука не поднимается, -мужчина отошёл от калитки. - иди, мама, я тебя здесь подожду.
Только теперь Вера вспомнила, что она не видела крестик на груди Гордея с тех самых пор, как он приехал домой.
Анна проходила курс лечения в больнице. Корпус был не новый, но батареи всегда горячие; еду она больничную не ела, брала только хлеб с жёлтым ароматным маслом. Держала алюминиевую ложку в стакане с горячим чаем, и размазывала твёрдый кусок, становящийся мягким, по пупырчатому белому крошащемуся хлебу. Лечили её уколами, капельницами, горькими сиропами и прогулками вокруг корпуса. Ещё доктор заставляла делать зарядку, и Анна вяло, без энтузиазма, подчинилась.
Вечерами приходили Витя с Сашей, весёлые и разговорчивые.
- Ну, и когда это безобразие кончится? - сидя в унылом коридоре, спрашивал Саня.
- Когда курс лечения закончится, и анализы подтвердят положительный результат, - ответил за Анну Виктор. - Ну что ты, как ребёнок, Саша?
- Ребята, какие же вы весёлые! А вы мне книгу можете библиотечную поменять? - спросила Анна.
- Конечно, сможем, только в воскресенье. Н неделе мы не успеваем после работы, в субботу выходной. Так что дорогая Аннет, остаётся только воскресенье, - Саня развёл руками. - А что, здесь почитать взять не у кого?
- Я уже всё прочитала, что было. И у женщин в палатах поспрашивала, пару книжек только нашла, - Анна крутила в руках огромное полосатое красно-жёлтое яблоко, принесённое Виктором.
- Ага, у женщин, значит, ты спросила? - уточнил Саня.
- Ну да, - подтвердила Анна.
Саня моментально скинул ботинки, зацепив по очереди носком о пятку, и сверкнув голым мизинцем левой ноги в дырке носка, преодолел коридор в два счёта. Открыв дверь ближайшей палаты, негромко отрывисто свистнул:
- Мужики, почитать есть чё?
Мужики удивлённо подняли головы, кто-то потянулся к тумбочке, кто-то приподнял подушку в поисках книг.
- Окаянный! Я те щас почитаю, я те щас так почитаю! Вот тряпкой половой огрею, начитаешься тогда! - мощная бравая фигура с лентяйкой наперевес двигалась навстречу Сане из бокового коридора.
Собрав книги, Саня был воодушевлён достигнутым результатом.
- Простите меня, тётенька, я больше так не буду, - Саня спрятался на стуле за Виктором.
- Ишь, племянничек нашёлся! Ладно хоть обувь снял, а то бы точно огрела, - строгая санитарка подошла к ним. - Жених что ли? - спросила она у Анны.
- Да! - ответили парни в один голос, и переглянувшись, рассмеялись.
Продолжение следует.
