Часть 3
Это заняло не больше минуты, но пока пажи копошились с разбросанными фигурками, никто из присутствующих македонян и вождей иноземцев не смел говорить.
Леоннат даже пытался расслышать хоть малейший шепот, на военных советах полководцы нередко перешептывались по делу и без дела. Сейчас не было и этого. Нрав македонского Повелителя был крутым и раньше, а теперь к этому прибавилась непредсказуемость. Царь был скор на расправу, это испытали на себе даже близкие ему люди… Окружающие предпочли молчать.
Персей тем временем чуть приблизился к стоящему по правую руку от него македонцу, передал ему копье-указку и произнес:
— Теперь ты, Гиппий.
Стратег взял копье и указал на фигуры на импровизированном поле боя. Персей отступил на пару шагов и уселся на походный трон, положив руки на поручни и откинув голову на высокую спинку.
Гиппий говорил:
— Повелитель уже отметил, мы стоим перед выбором. Позади нас Пидна, а к востоку горные проходы в глубь Македонии. Перед нами войско римлян. Пятьдесят тысяч воинов под знаменами консула.
— Есть сведения о том, сколько из этих многих тысяч в строю? — поинтересовался фракиец Бифис.
Персей кивнул одному из македонян — рослому и сильному на вид воину, тоже чем-то похожему на Гиппия, но более грузному.
— Андросфен! — обратился к нему Персей.
Тот чуть выступил вперед.
— Доносят, что в последнее время дезертиров и перебежчиков из римского стана мало. Наши сведения скудны. Пленных тоже немного, но из тех, кто есть, рассказывают, что консул Эмилий жестко подавляет любые настроения о дезертирстве и измене. По малейшему намеку могут заковать в цепи и даже казнить. О том, сколько у консула солдат, готовых в любую минуту встать в боевой строй, никто точно не сказал. Одни говорят о десятке тысяч раненных и больных, другие называют не более пяти тысяч…
— Думаю, небоеспособных у римлян не меньше легиона. — это сказал воин, похожий на спартанца. Он и был спартанцем — зрелый, но не больше тридцати лет, держался чуть в стороне от македонян, но и не в компании с другими эллинами. Леоннат знал его хорошо — Леонид Спартанский.
— Римляне понесли потери в последних сражениях гораздо большие, чем мы… — продолжал Леонид. — Может быть, за исключением…
Он прервался. Персей смотрел на него взглядом таким же жестким, чем минутами ранее на Леонната. Спартанец предпочел замолчать.
— Я думаю, в бой римляне с союзниками выставят не больше сорока тысяч бойцов. — это сказал пожилой воин, стоящий чуть поодаль от македонян, но также, как Леонид Спартанский, не среди эллинов. Он держался особняком, чуть склонив к груди свою седовласую голову. Дидас — правитель Пеонии, страны, что северо-западней Македонии. Леоннат смотрел на него с нескрываемой злостью.
«Даже если так, нас меньше, — сказал про себя Леоннат. — Больных и раненных в лагере хватает…».
Дидас словно прочитал его мысли.
— В наших войсках тоже есть больные и раненные. Их немало. Боюсь, в битве мы будем уступать римлянам в числе почти на целый легион, а то и больше. И не забывайте — у консула слоны. По нашим данным, этих тварей больше семидесяти.
- Слоны не столь уж страшны, - огрызнулся Гиппий. - Македонцы справлялись с ними ранее…
- С парой десятков, может быть, - отпарировал Дидас. - Но семьдесят - это серьезная сила!
- Даже если они смогут сломать наш строй, то на небольшом отрезке, в каком-нибудь одном месте, - сказал один из эллинских греческих командиров, молодой ахеец по имени Ликон.
- Этого бывало достаточно для беды, - сурово заметил македонянин крепкого коренастого телосложения, широкоплечий, лет тридцати пяти от роду. В армии он командовал половиной всей конницы. Леоннат уважал его как стратега и боевого товарища. Звали македонянина Креонт.
- Кони не выносят их вида и запаха, - продолжал Креонт. - По твоему приказу, Повелитель, мы изготовили чучела этих тварей и пытались с помощью мехов и труб изобразить их вопли…
- О да, - согласился фракийский царевич Бифис. - От ваших ужасных завываний даже кони моих воинов шарахались как ужаленные!
Собравшиеся немного рассмеялись. Царь молча смотрел на присутствующих военачальников, останавливая взгляд на выступающих, ни один мускул на его лице не дрогнул. Смех собравшихся закончился так же внезапно, как и начался, все посмотрели на Персея и осеклись. Послышалось нервное кашляние, все как по команде повернули головы на того, кто кашлял. Македонянин по имени Фрасипп, командир агемы пельтастов, пеших гвардейцев, прикрыл рот ладонью и глухо кашлянул еще раз. Почуяв, что все взгляды присутствующих устремлены на него, Фрасипп замер и осторожно оглядел присутствующих.
Дидас поднял руку, требуя внимания, и обратился к Персею.
- Царь, мое мнение — оставаться здесь нельзя. Надо покинуть долину и город, уйти дорогами ущелий, выставив заградительные отряды и перекрыть римлянам основные пути в глубь страны. А наши силы должны ждать их у нескольких городов — Пеллы, Береи, Эдессы… Предлагаю разделить армию и заманить консула в горы. На пути оставить ему бурелом и засыпанные колодцы. Надо повторить в Македонии то, что не удалось сделать в Темпейском ущелье.
- Разорить треть страны, заманивая туда неприятеля? — Андросфен угрожающе посмотрел на правителя Пеонии.
- Да!… — твердо сказал пеониец. — Лучше…
Леоннат ждал, когда же тот скажет что-то вроде «лучше самим разорить треть страны на пути у неприятеля, ради его уничтожения, чем если тот же неприятель, уничтожив тебя, разорит всю…». Но Дидас внезапно замолчал, встретившись взглядом с Персеем.
Леоннат знал, что при Повелителе даже намек на возможность победы римлян в войне будет неосмотрительным. Последствия могли оказаться трагическими для неосторожного высказывателя, причем наступить они могли мгновенно…
- Лучше, чем подвергнуть опасности всё войско сразу! — выпалил Дидас.
Присутствующие вновь замерли в угрюмом молчании, ожидая реакции Персея. Македонский царь будто не слышал слов своего союзника. Он осмотрел македонян и, задержав взгляд на Андросфене, обратился к нему:
- Твое мнение?
Македонец оглядел товарищей, будто искал поддержки, после заговорил.
- У римлян нет трудностей с водой и провиантом, - сказал он. - Подвоз со стороны Фессалии свободен, Эмилий Павел контролирует все подъездные пути с юга. Дождей нет, дороги сухие. Если мы уйдем через горные тропы и оставим римлянам Пидну на разорение, они сделают из города плацдарм для наступления на север. Это удобная гавань. Подкрепления, провизию - всё это можно будет подвозить по морю, минуя трудные переходы Фессалии. Римский флот претора Гнея Октавия обеспечит войска Эмилия Павла всем необходимым и удержит для него побережье.
- Наш флот? - с сомнением спросил Гиппий.
- Нашим кораблям не сдержать объединенной мощи флотов римлян и пергамцев, - твердо заявил Андросфен. - Корабли Антинора наносят серьезные удары судам Гнея Октавия, но это пока наша армия здесь. Если мы оставим южный берег Македонии, Антинор лишится опоры. Римляне и их союзники вытеснят его из прибрежных вод и запрут в Кассандрии или Деметриаде.
- Согласен с Андросфеном, - сказал Гиппий. - Пока гавани наши, римлянам нет подвоза с моря. Их армия зависит от погоды в горах. Если там сухо, у них нет проблем с подходом караванов до лагеря. Но предсказатели пророчат дожди, значит, дороги размоет. У римлян пятьдесят тысяч человек при оружии, не считая рабов, слуг, коней, прочего скота. Нехватка припасов вынудит их наступать или уходить.
- Ты предлагаешь стоять здесь и выжидать?
Продолжение следует…