Михаил только вчера вернулся с вахты – две недели на буровой, две недели дома. Такой ритм жизни стал привычным за последние десять лет. Раньше это не казалось проблемой – многие в Нижневартовске так живут. Но два года назад именно этот ритм разрушил его семью.
В дверь позвонили. Часы показывали восемь вечера – странное время для гостей. Он подошёл к двери и посмотрел в глазок. На площадке стояла Елена.
"Как она узнала адрес?" – мелькнула первая мысль, но тут же пришло понимание – наверняка через общих знакомых. Город хоть и немаленький, но все друг друга знают.
– Лена? – он открыл дверь, не снимая цепочки. – Что-то случилось?
– Поговорить, это важно!
Елена была в длинном пуховике, с заснеженным капюшоном. На щеках румянец от мороза, в глазах – что-то похожее на отчаяние.
– Раздевайся, – он кивнул на вешалку. – Чай будешь?
– Нет... то есть да, – она начала расстёгивать пуховик дрожащими пальцами. – Миша, у меня проблемы. Серьёзные проблемы.
В прихожей повисла тяжёлая пауза. Сейчас всё говорило о том, что случилось что-то действительно серьёзное.
На кухне тихо гудел старый холодильник – единственная вещь, которую Михаил купил для этой съёмной квартиры. Остальное было хозяйское: потёртый диван, шкаф с облупившейся дверцей, стол с двумя разномастными стульями. Он не видел смысла обустраиваться – всё равно большую часть времени проводил на вахте.
Елена села за стол, обхватив чашку с чаем озябшими пальцами. На безымянном пальце всё ещё белела полоска от обручального кольца – или это просто игра света? Михаил отвёл взгляд.
– У меня проблемы с ипотекой, – она говорила тихо, глядя в чашку. – Я просрочила два платежа.
– Сколько?
– Двести тысяч общий долг. И ещё пени начисляют.
Михаил молча достал из шкафчика старую жестяную банку из-под печенья. Внутри хранил наличные – привычка с детства, унаследованная от матери, пережившей дефолт 98-го.
– Это не всё, – Елена сделала глоток чая. – Банк грозится забрать квартиру. У меня три дня на погашение задолженности, иначе...
Она не договорила, но и так было понятно. Та самая квартира, которую они выбирали вместе. Первый этаж, удобно с коляской. Большая детская с окнами на восток. Кухня, где они когда-то пили чай по вечерам, строили планы, мечтали...
"Как же всё изменилось", – подумал Михаил, глядя на бывшую жену. Когда-то она была той самой девчонкой в красном платье, которая заставила его сердце замереть на концерте в ДК. Теперь перед ним сидела усталая женщина с потухшим взглядом.
– А как же твой... – он запнулся, подбирая слово, – новый друг? Не может помочь?
Елена горько усмехнулась:
– Он женат, Миш. Я узнала случайно, неделю назад. Больше не отвечает на звонки.
За окном взвыл ветер, бросая в стекло горсти колючего снега.
– Дима как? – спросил он, возвращаясь в реальность.
– Болеет часто. Врачи говорят, нужно обследование серьёзное. А я... – её голос дрогнул. – Я даже на лекарства еле наскребаю.
Порыв ветра ударил в окно с такой силой, что стёкла задрожали. Или это дрожали руки Елены, державшие чашку?
– Почему сразу не сказала? – в его голосе не было упрёка, только усталость. – Когда проблемы начались?
– Гордая была, – она невесело усмехнулась. – Думала, справлюсь. Потом думала, этот поможет... – она махнула рукой. – А теперь вот...
Михаил смотрел на её опущенные плечи и вспоминал, как когда-то обнимал их, горячие от летнего солнца, пахнущие карамелью и счастьем. Всё было так просто тогда. Так правильно.
"А сейчас что правильно?" – думал он, глядя на банку с деньгами. Половина последней вахты – на новую куртку и сапоги к зиме хотел. Но это потом. А сейчас...
– Лен, – он придвинул к ней банку. – Тут сто двадцать. Остальное завтра сниму.
Она подняла глаза – в них стояли слёзы:
– Миш, я не знаю, когда смогу отдать...
– Прорвёмся, – он пожал плечами. – Димке нельзя без дома.
В этот момент с улицы донёсся звук сигнализации – метель раскачала чью-то машину. Елена вздрогнула, будто очнувшись от тяжёлого сна.
– Спасибо, – она встала, комкая в руках салфетку. – Я пойду. Поздно уже.
– Куда в такую метель? – он кивнул на окно. – Переночуешь тут. Я на диване лягу.
– Нет, – она покачала головой. – Не надо. Я такси вызову.
Он проводил её до двери. Когда Елена уже застёгивала пуховик, в кармане у неё зазвонил телефон. На экране высветилось "Мама".
– Не говори ей, – попросила Елена, сбрасывая вызов. – Ни про ипотеку, ни про... ничего не говори.
– Когда это я с тёщей разговаривал? – усмехнулся он.
Елена благодарно кивнула и шагнула на лестничную клетку. Михаил смотрел, как она спускается по ступенькам – всё та же привычка держаться за перила, всё та же лёгкая походка. Только плечи ссутулены, будто держат непосильную тяжесть.
"Может, так и надо было?" – думал он, возвращаясь в кухню. "Может, должна была случиться эта метель, эта ночь, эти слёзы в чашке с остывшим чаем..."
Он подошёл к окну. Фонарь во дворе раскачивался под порывами ветра, отбрасывая причудливые тени на сугробы. Где-то там, в снежной круговерти, ехало такси с Еленой. Увозило её в другую жизнь, где он был просто бывшим мужем, неплохим отцом, строчкой в банковской выписке об алиментах.
Телефон тихо завибрировал. Сообщение: "Доехала. Спасибо."
Михаил сжал телефон в руке. За окном выла метель, обещая долгую северную ночь.
Утро выдалось хмурым. Метель утихла, оставив после себя сугробы и ледяную корку на дорогах. Михаил стоял у отделения банка, ожидая открытия. На часах 8:55, а он уже успел объехать три банкомата – нужную сумму одним разом снять не получалось.
Телефон снова завибрировал. На этот раз звонил Дима.
– Папа, привет! – голос сына звучал простуженно. – А ты правда вчера маму видел?
– Видел, сынок. Как ты там? Болеешь?
– Да так, немного, – Дима шмыгнул носом. – Пап, а ты к нам приедешь? У меня новый конструктор есть, космический корабль собираем...
В трубке послышался голос Елены: "Дим, завтракать!"
– Пап, мне пора. Приедешь?
– Приеду, конечно. На выходных, хорошо?
– Обещаешь?
– Обещаю.
Банк открылся ровно в девять. Через полчаса Михаил вышел с остатком нужной суммы. Набрал номер Елены:
– Куда подъехать?
– В обед смогу вырваться, – голос у неё был усталый. – Давай у "Сибирского" в час?
"Сибирский" – кафе, где они когда-то отмечали помолвку. Странный выбор для встречи бывших супругов, но Михаил не стал комментировать.
Время до встречи он решил потратить с пользой – заехал в строительный магазин. Купил герметик для окон, пару лампочек и мелочи по списку, который хозяйка квартиры вручила ещё месяц назад.
В "Сибирском" было почти пусто – понедельник, разгар рабочего дня. Елена уже ждала за дальним столиком, нервно помешивая ложечкой нетронутый кофе.
– Вот, – Михаил положил на стол конверт с деньгами. – Пересчитай.
Она покачала головой:
– Верю. Миш, я даже не знаю...
– Знаешь что? – перебил он. – Давай без этого. Лучше расскажи, что с Димкой. Какие обследования нужны?
Елена достала из сумки папку с медицинскими документами. Пока она рассказывала про рекомендации врачей, специалистов и назначения, Михаил внимательно слушал, делая пометки в телефоне. Семьдесят тысяч на обследования – это без учёта возможного лечения.
– Почему в страховую не обратилась?
– Обращалась. Там очередь на полгода минимум.
– А платно сразу можно?
– Да, но... – она замялась. – Там предоплата нужна.
Михаил открыл календарь в телефоне:
– Следующая вахта через неделю. Давай так: ты узнай точные цены, запишись, а я...
– Нет, – она решительно перебила. – Миш, хватит. Ты уже и так...
– Лен, – он посмотрел ей в глаза. – Это Димка. Наш сын. Какие могут быть "хватит"?
За соседним столиком молодая пара заливисто смеялась над чем-то. Елена проводила их взглядом:
– Помнишь, как мы здесь кольцами менялись? Ты тогда тост говорил про "в горе и в радости"...
– Помню, – он отвёл глаза. – Только это всё в прошлом.
– В прошлом, – эхом отозвалась она. – А настоящее вот оно какое... Знаешь, мама вчера звонила. Говорит, видела тебя с какой-то женщиной в торговом центре.
– С Маринкой, сестрой двоюродной. Она проездом была.
– А мама уже придумала... – Елена невесело усмехнулась. – Говорит: "Вот видишь, у него жизнь наладилась, а ты всё одна".
Михаил промолчал. Что тут скажешь? Какая уж там "наладилась" – съёмная квартира с облезлым шкафом, две недели в месяц на буровой, где небо сливается со снегом, а время течёт густо, как нефть в замёрзших трубах.
– Пойдём, – он поднялся. – В банк надо успеть.
В банке их встретила та же менеджер, что грозила отобрать квартиру. Сейчас она улыбалась, как старым знакомым:
– Так, задолженность погашаем полностью? Замечательно! Давайте оформим...
Елена доставала из конверта деньги, а Михаил смотрел на её пальцы – подрагивают, как вчера с чашкой чая. Банковская служащая что-то щебетала про реструктуризацию, про выгодные условия рефинансирования. Елена кивала, не вслушиваясь.
"Господи, как же она похудела", – вдруг понял Михаил. Пуховик висел мешком, щёки впали. И эта седая прядь у виска – раньше не было...
– Михаил Андреевич, – голос менеджера вырвал его из размышлений, – вы как созаёмщик тоже распишитесь вот здесь.
– Я не созаёмщик, – он покачал головой. – Мы в разводе.
– Ах да, извините, – она смутилась. – Просто в базе ещё...
– Ничего, – перебила Елена. – Мы закончили?
На улице мело. Не так яростно, как вчера, но снег всё равно лепил в лицо, забивался за воротник.
– Тебя подвезти? – спросил Михаил.
– Нет, я в фитнес-клуб. Там рядом.
Она уже повернулась уходить, но вдруг остановилась:
– Миш... Спасибо тебе. Правда.
И быстро пошла прочь, увязая в снегу неглубокими следами.
В фитнес-клуб Елена не пошла. Вместо этого она свернула за угол и прислонилась к стене, пытаясь справиться с подступающими слезами. Телефон в кармане звякнул – сообщение от матери:
"Леночка, зайди вечером. Поговорить надо."
Ещё одно сообщение – от подруги Светки:
"Как дела? Встретила твоего хахаля с женой в "Меге". Милуются, представляешь?"
Елена с силой вытерла глаза. Нельзя раскисать. Дома ждёт Димка с температурой. В три часа совещание в клубе – будут обсуждать сокращение персонала. А вечером...
Вечером она сидела на кухне у родителей. Мать суетилась у плиты, отец хмуро листал газету.
– Совсем ты себя не бережёшь, – мать поставила перед ней тарелку с куриным супом. – Похудела, осунулась. И Димку одного оставляешь...
– Мам, он с соседкой. Марь Иванной.
– А как же садик?
– В садике карантин.
Отец отложил газету:
– Лен, мы тут с матерью подумали... Может, к нам переедете? Квартиру сдашь, долги закроешь...
– Какие долги? – Елена чуть не поперхнулась супом.
– Думаешь, не видно? – отец посмотрел внимательно. – Я же не слепой. И участок у меня есть, помнишь? Можно продать, тебе помочь...
– Не надо ничего продавать, – она отодвинула тарелку. – Всё нормально у меня.
– Нормально? – мать всплеснула руками. – А кто вчера к бывшему мужу побираться ходил?
Елена вздрогнула:
– Откуда...
– Люся видела, как ты от него выходила. Ночью!
– Мам...
– Что "мам"? Совсем стыд потеряла? То хахаль этот женатый, теперь к бывшему на поклон... Люди что подумают?
– А пусть думают! – Елена вскочила. – Пусть что хотят, то и думают! Мне Димку лечить надо, понимаешь? Лечить!
В прихожей она никак не могла попасть ногой в сапог. Руки дрожали, по щекам текли слёзы.
– Леночка, – мать схватила её за рукав. – Доченька, прости... Я же как лучше хотела...
– Пусти, – Елена вырвала рукав. – Пусти, мама.
Она выбежала на улицу. Мороз сразу захватил дыхание, начал кусать щёки. Где-то в вышине между домами висела одинокая звезда – единственный огонёк в беспросветно-чёрном январском небе.
Телефон зазвонил. Михаил.
– Да? – голос предательски дрогнул.
– Лен, ты где сейчас?
– На улице... От родителей иду.
– Поговорили?
– Да уж... – она всхлипнула.
– Адрес помнишь? Приезжай. Чай есть.
Елена подняла глаза к звезде. Та мерцала тускло, но упрямо, будто пытаясь что-то сказать.
– Сейчас приеду.
В этот раз она не стала стоять у двери. Просто позвонила и вошла, когда Михаил открыл. На кухне уже кипел чайник, на столе стояла вазочка с печеньем – то самое, любимое, с орехами. Двенадцать лет он помнил, какое она любит.
– Рассказывай, – он пододвинул ей чашку.
И она рассказала. Про совещание в фитнес-клубе, где объявили о сокращении трёх администраторов из пяти. Про встречу Светки с тем, женатым. Про родителей с их "люди подумают". Про Димку, которого после развода всё чаще спрашивают в школе, почему он живёт без папы.
Михаил слушал молча. Только когда она дошла до слов матери про "побираться ходила", желваки на скулах дрогнули:
– Значит, побираться...
– Миш, не надо, – она тронула его за руку. – Они просто не понимают.
– А что тут понимать? – он резко встал, отошёл к окну. – Что я вас бросил? Что алименты плачу, а сыну на лечение не хватает? Что ты...
Он осёкся, но Елена договорила за него:
– Что я не справляюсь. Думаешь, я не знаю? Знаю. Каждый день знаю.
За окном проехала машина, мазнув фарами по стеклу. Тени заметались по кухне, высветив на секунду их отражения: она – ссутулившаяся над чашкой, он – застывший у окна с окаменевшими плечами.
– Помнишь, – вдруг сказала Елена, – как мы Димку из роддома забирали? Ты ещё всю дорогу боялся быстро ехать. А потом дома я плакала, что ничего не умею – ни пеленать, ни кормить. А ты сказал...
– "Научимся", – закончил он. – "Вместе научимся".
– Вместе, – эхом отозвалась она. – А потом ты уехал на вахту. Первый раз на месяц. Потом на полтора. Потом...
– Лен, – он снова сел за стол. – Давай не будем.
– Не будем, – она кивнула. – Ты прав. Уже поздно.
Поздно было действительно – часы показывали начало одиннадцатого. Елена встала:
– Мне пора. Марь Иванна с Димкой до десяти обещала посидеть.
– Я провожу.
– Не надо, я такси...
– Провожу, – он уже надевал куртку.
На улице похолодало ещё сильнее. Ветер пробирал до костей, забирался под воротник, швырял в лицо колючий снег. Они шли молча – она впереди, он чуть сзади, как когда-то в ссорах. Сколько их было, этих молчаливых возвращений домой? Не сосчитать.
Возле подъезда Елена остановилась:
– Дальше не надо. Соседи увидят, начнут...
– Начнут думать? – он невесело усмехнулся. – Пусть думают.
В этот момент дверь подъезда распахнулась. На крыльцо выскочил Дима в наспех накинутой куртке:
– Мама! Папа!
– Сынок, ты почему не спишь? – Елена бросилась к нему. – И куда без шапки?
– А я в окно увидел! – мальчик сиял. – Пап, ты правда завтра приедешь? Мы корабль достроим?
Михаил поймал взгляд Елены – растерянный, вопросительный.
– Приеду, – сказал он. – Обязательно приеду.
Вспыхнул свет в окне третьего этажа. Елена вздрогнула:
– Марь Иванна проснулась. Дим, быстро домой!
Они вбежали в подъезд – Дима впереди, Елена следом. Михаил остался стоять на морозе, глядя на освещённые окна. Третий этаж, квартира слева. Сколько раз он поднимался по этой лестнице? Сколько раз спускался – то радостный, то злой, то виноватый...
Телефон звякнул сообщением: "Спасибо, что проводил."
Он не стал отвечать. Просто стоял и смотрел на окна, пока свет в них не погас. Потом медленно побрёл к остановке – последний автобус в его район уходил через двадцать минут.
"Вот и всё", – думал он, шагая по заснеженному тротуару. "Завтра к сыну. Послезавтра в банк – надо узнать про рефинансирование. А через неделю снова на вахту. И так по кругу, по кругу..."
Автобус пришёл пустой, заиндевелый. Михаил сел у окна, протёр рукавом запотевшее стекло. Город за окном расплывался в жёлтом свете фонарей, превращая реальность в нечёткую акварель. Где-то там, в этой размытой картине, остались его бывшая жена и сын. А здесь, в промёрзшем автобусе, ехал он – одинокий мужчина с пустой жестяной банкой из-под печенья в рюкзаке.
Следующий день начался со звонка из банка.
– Михаил Андреевич? Вас беспокоит старший менеджер Петрова. Мы рассмотрели ситуацию с квартирой вашей бывшей супруги...
– В чём подвох? – перебил он.
– Простите?
– Какие условия? Что нужно?
Менеджер помолчала секунду:
– Понимаете, программа распространяется только на полные семьи. Либо требуется созаёмщик с официальным доходом...
"Вот оно что", – подумал Михаил. "Неужели Лена?.."
– Я перезвоню, – сказал он и нажал отбой.
В дверь постучали – так настойчиво могла стучать только хозяйка квартиры, баба Зина.
– Михаил! Ты дома? Тут это... праздник у меня. Помочь надо.
Помощь заключалась в передвижении старого серванта – тяжеленной махины красного дерева, которую баба Зина решила переставить "поближе к окошку".
– Внучка приезжает, – объясняла она, суетясь вокруг. – Надо же красиво сделать. Ой, а ты чего такой смурной? Случилось что?
– Нет, баб Зин. Всё нормально.
– Да уж вижу, как нормально, – она покачала головой. – Я ж не слепая. Который день сам не свой ходишь.
Михаил промолчал. Сердобольная старушка присела на краешек стула:
– Ты это... если что, говори. Я же вижу – душа болит. По семье небось?
– Баб Зин...
– Молчи-молчи, я всё понимаю, – она вздохнула. – У меня вон Петька, сын старший, тоже развёлся. Пять лет уже прошло, а всё мается. К внучке ездит, деньги шлёт, а сам... Эх!
Она махнула рукой и ушла на кухню. Вернулась с чашкой чая:
– Выпей. И это... езжай к ним. К сыну-то обещал?
– Обещал.
– Ну вот. А я пока тут приберусь маленько, не возражаешь?
Михаил допил чай и стал собираться. В прихожей баба Зина окликнула его:
– Слышь, Михаил... А может, оно и к лучшему, что серванту место менять пришлось? Глядишь, и в жизни что сдвинется.
Он только кивнул в ответ. Странная она всё-таки, баба Зина. То ли мудрая, то ли чудная.
На улице мело. Опять мело – будто эта метель зарядила на всю зиму. Такси долго петляло по заснеженным улицам, пока не остановилось у знакомого подъезда.
Дима ждал на площадке первого этажа:
– Папа! А я тебя в окно увидел!
– Опять без шапки? – Михаил потрепал сына по встрёпанным волосам.
– Я только на минутку! Пойдём скорее, я уже всё приготовил. И мама пирог испекла!
В квартире пахло ванилью и корицей. Елена встретила их в прихожей:
– Разувайтесь и мойте руки. Дим, тебе лекарство пора.
– Ма-ам!
– Никаких "мам". Сначала лекарство, потом корабль.
Пока Дима под присмотром матери пил микстуру, Михаил разглядывал квартиру. Всё так же, как раньше – только на стене появилась новая фотография: Дима у школьной доски с какой-то грамотой. И шторы новые – бежевые с синим узором. Елена всегда любила этот цвет.
– Пап, пойдём! – Дима потянул его в свою комнату. – Смотри, я тут уже начал...
На письменном столе раскинулась космическая станция из конструктора. Детали были разложены по кучкам – педантичность Дима явно унаследовал от матери.
– Ну что, командир, с чего начнём? – Михаил присел рядом с сыном.
Следующие два часа пролетели незаметно. Они собирали, спорили, придумывали истории про космических пиратов. Дима то и дело бегал на кухню – показать маме очередной готовый модуль.
– Лен, – позвал Михаил, когда сын в очередной раз умчался. – Тут такое дело... Из банка звонили.
Она появилась в дверях – в фартуке, с полотенцем в руках:
– Что-то с платежом?
– Нет. Предлагают реструктуризацию. Выгодную.
– Но?
– Нужен созаёмщик. Или...
В этот момент в прихожей зазвонил домофон. Елена вздрогнула:
– Это мама. Обещала забежать...
Она метнулась к двери. Михаил услышал, как щёлкнул замок, как застучали каблуки по лестнице. А потом раздался возмущённый голос тёщи:
– Что он здесь делает?!
Валентина Петровна стояла в дверях, сжимая в руках пакет с продуктами. За её спиной маячил муж, Елены отец, – молчаливый и хмурый, как всегда.
– Мама, – Елена встала между матерью и Михаилом. – Дима позвал папу. Они корабль собирают.
– Корабль? – Валентина Петровна фыркнула. – А деньги на квартиру кто собирать будет? Опять по знакомым побираться пойдёшь?
– Мам!
– Что "мам"? Я правду говорю! Сначала бросил вас, теперь явился – герой...
– Валентина Петровна, – Михаил поднялся. – Давайте не при ребёнке.
– А что не при ребёнке? – она повысила голос. – Пусть знает, какой у него отец! Пусть...
– Бабушка, не кричи на папу!
Все обернулись. В дверях детской стоял Дима – бледный, с закушенной губой.
– Димочка, – Валентина Петровна шагнула к внуку. – Я же как лучше...
– Неправда! – мальчик отшатнулся. – Папа хороший! Он нам помогает! А ты... ты злая!
Он развернулся и убежал в свою комнату. Хлопнула дверь.
– Вот видишь, что ты наделала? – Елена бросилась за сыном.
В прихожей повисла тяжёлая тишина. Валентина Петровна растерянно переводила взгляд с мужа на Михаила. Николай Иванович кашлянул:
– Пойдём, мать. Не вовремя мы.
– Никуда я не пойду! – она упрямо мотнула головой. – Лена! А ну-ка иди сюда!
Елена вышла из детской – осунувшаяся, с покрасневшими глазами:
– Уходите. Пожалуйста, уходите все.
– Доченька...
– Я сказала – уходите! – она почти кричала. – Сколько можно? Сколько можно решать за меня? Указывать? Осуждать? Я что, не человек? Не личность? Кукла, которую все дёргают за ниточки?
Она осеклась, закрыла лицо руками. Плечи задрожали.
– Лен, – Михаил шагнул к ней. – Тише, тише...
Она уткнулась ему в плечо – как раньше, когда было плохо или страшно. Он осторожно гладил её по волосам, чувствуя, как футболка намокает от слёз.
– Так, – Николай Иванович взял жену за локоть. – Мы уходим. Позвонишь, когда... В общем, позвонишь.
Валентина Петровна беспомощно смотрела на дочь:
– Леночка, я же любя... Я же...
– Пойдём, мать, – Николай Иванович потянул её к выходу. – Пойдём.
Когда дверь за родителями закрылась, Елена подняла заплаканное лицо:
– Прости. Я не хотела... Всё так сложно.
– Тш-ш-ш, – он стёр большим пальцем слезу с её щеки. – Прорвёмся.
– Мам? Пап? – Дима выглянул из своей комнаты. – Можно к вам?
Они стояли втроём в прихожей – бывшие муж и жена, и их сын между ними. За окном всё так же мела метель, но здесь, в квартире, вдруг стало тепло. По-настоящему тепло – как тогда, двенадцать лет назад, когда они только начинали свой путь.
– Знаешь, – Елена посмотрела Михаилу в глаза. – Насчёт того предложения банка...
– М?
– Я согласна. На всё согласна. Только давай... давай попробуем ещё раз? По-другому?
Он молча кивнул и крепче обнял их обоих – жену и сына. А за окном продолжала кружить метель, заметая старые обиды, страхи и сомнения. Где-то в вышине мерцала та самая звезда – уже не тускло, а ярко и уверенно, словно подмигивая тем, кто нашёл в себе силы начать всё сначала.
Весной в их двор прилетели скворцы. Дима развесил на деревьях кормушки, а Михаил установил на балконе скворечник – тот самый, что они смастерили вместе за неделю до его последней вахты.
Теперь он работал в городе – устроился на нефтеперерабатывающий завод. Зарплата поменьше, но зато каждый вечер дома. Каждый вечер можно обнять сына, поцеловать жену, выпить чаю на кухне с видом на просыпающийся сад.
Елена всё так же работала в фитнес-клубе, но теперь старшим администратором. Вечерами они подолгу разговаривали – наверстывали те годы, когда между ними была только тишина в телефонной трубке.
А метель... Метель давно растаяла. Но они запомнили те январские дни, когда зимний ветер закружил их жизни в один узор, словно давая второй шанс. Шанс понять, что иногда нужно потерять что-то ценное, чтобы понять его истинную цену. И что любовь – она как северное сияние: чем темнее ночь, тем ярче она сияет.
Подпишитесь на канал, чтобы не пропустить всю серию!
Обязательно читайте продолжение и узнайте, что случилось, когда Михаил уехал на последнюю вахту ЧИТАТЬ ПРОДОЛЖЕНИЕ