День выдался на удивление солнечным для октября. Марина как раз собиралась полить свои любимые фиалки на подоконнике, когда услышала голоса из кухни. Алексей разговаривал по телефону — видимо, со своим старым приятелем Виктором.
— Да нет, Вить, ты не понимаешь... — донеслось до неё. — Она в последнее время какая-то странная стала. Вот буквально вчера написала...
Марина застыла с лейкой в руках. Сердце пропустило удар, а потом заколотилось как бешеное. То, что процитировал Алексей, она точно помнила — эти строки были из её личного дневника, который она вела последние полгода после выхода на пенсию.
Медленно поставив лейку, она почувствовала, как внутри поднимается волна возмущения. Тридцать лет брака, а он... Как он мог?
Не помня себя, она влетела на кухню. Алексей, увидев её, побледнел и торопливо попрощался с собеседником.
— Почему ты думаешь, что можешь читать мои сообщения без моего разрешения? Это личное! — с вызовом сказала Марина, чувствуя, как дрожит голос.
Алексей растерянно провёл рукой по седеющим волосам. В его карих глазах промелькнуло что-то похожее на вину, но он тут же попытался взять себя в руки.
— Мариш, ты не понимаешь... Я волновался за тебя. Ты в последнее время так странно пишешь...
— Странно пишу? — её голос зазвенел от негодования. — А ты не думал, что это *мои* мысли? *Мои* чувства? Что у меня может быть что-то своё, личное?
Алексей встал из-за стола, попытался приблизиться к ней:
— Послушай...
— Нет, это ты послушай! — Марина отшатнулась от него как от чужого. — Я не могу поверить... Все эти записи — это как будто часть меня самой. А ты... ты просто взял и...
Она не смогла закончить фразу. В горле стоял ком, а в висках стучало от обиды и злости. Развернувшись на каблуках, она вылетела из кухни, громко хлопнув дверью. Звук удара эхом разнёсся по квартире, словно подчёркивая глубину предательства.
В их спальне, трясущимися руками доставая из тумбочки записную книжку в синей обложке, Марина пыталась осознать произошедшее. Сколько времени он уже читает её дневник? Что ещё он знает? И главное — как теперь быть? Как смотреть ему в глаза после такого?
Она села на край кровати, прижимая к груди свой дневник. За окном всё так же светило октябрьское солнце, но внутри у Марины было пасмурно и холодно, как в самый промозглый осенний день.
Чем дольше Марина сидела в спальне, тем яснее всплывали в памяти другие моменты. Как будто пелена спала с глаз, и теперь она видела то, на что раньше закрывала глаза.
Вот Алексей проверяет её телефон, пока она в ванной — "Да я просто время посмотрел, телефон ближе был". Её странички в соцсетях — "Я же должен знать, чем ты интересуешься". Расспросы соседки о том, куда Марина ходила утром — "Я же беспокоюсь, мало ли что".
Она провела рукой по страницам дневника, чувствуя под пальцами небольшие неровности там, где чернила впитались в бумагу. Здесь были её самые сокровенные мысли. О том, как сложно привыкнуть к пенсии после тридцати лет работы в школе. О том, как она скучает по шумным коридорам, детским голосам, даже по бесконечным проверкам тетрадей. О своих страхах потерять себя, раствориться в четырёх стенах...
В дверь осторожно постучали.
— Марина, — голос Алексея звучал непривычно неуверенно. — Давай поговорим.
Она молчала, сжимая в руках дневник. За дверью послышался тяжёлый вздох.
— Я же всё для нас делаю, — в его голосе появились настойчивые нотки. — Ты сама не своя в последнее время. Я имею право знать, что происходит с моей женой!
Эти слова словно кипятком обожгли. Марина резко встала:
— Имеешь право? — она распахнула дверь, глядя на мужа потемневшими от гнева глазами. — А я, значит, права на личное пространство не имею? На свои мысли, чувства?
— Но мы же семья! — Алексей шагнул в комнату. — Какие могут быть секреты между мужем и женой?
— Семья — это не армия, Лёша. Это не значит, что один человек командует, а другой подчиняется.
Он дёрнулся, как от пощёчины:
— Ты преувеличиваешь. Я никогда...
— Никогда? — Марина горько усмехнулась. — А кто проверял мой телефон? Кто выспрашивал у Анны Петровны, куда я хожу по утрам? Думаешь, я не знала?
Алексей побагровел:
— Я делал это, потому что люблю тебя! Потому что вижу — что-то не так, а ты молчишь!
— Любовь — это доверие, Лёша. А ты... — она покачала головой, чувствуя, как предательски щиплет в глазах. — Ты даже не понимаешь, что делаешь неправильно.
Схватив телефон, Марина набрала номер дочери. Пока гудки отсчитывали секунды, она смотрела в окно, где ветер трепал последние листья на клёне. Тридцать лет вместе, а как будто чужие...
— Катюша? — голос предательски дрогнул. — Ты можешь приехать? Нам нужно поговорить.
Повесив трубку, она повернулась к мужу:
— Я устала, Лёша. Устала чувствовать себя подозреваемой в собственном доме. Хочешь знать, что я пишу? Что я чувствую? Я чувствую себя птицей в клетке. Красивой, удобной, золотой — но клетке.
Алексей стоял посреди комнаты, опустив руки, и впервые за долгое время казался растерянным. А может, она просто впервые за долгое время действительно смотрела на него — без привычной снисходительности, без желания сгладить, промолчать, сделать вид, что всё в порядке.
Катя приехала через сорок минут — запыхавшаяся, с растрёпанными от осеннего ветра волосами. Увидев заплаканное лицо матери, она молча обняла её, бросив настороженный взгляд на отца, который мерил шагами гостиную.
— Что у вас тут происходит? — спросила она, снимая шарф. От неё пахло улицей, духами и почему-то корицей — видимо, забежала в свою любимую кофейню по дороге.
Марина открыла рот, чтобы ответить, но Алексей опередил её:
— Твоя мать считает, что я тиран и деспот, — он резко развернулся, взмахнув руками. — Потому что я проявляю заботу о своей семье!
— Заботу? — Марина подалась вперёд. — Ты называешь чтение чужого дневника заботой?
Катя застыла с шарфом в руках:
— Папа, ты что... читал мамин дневник?
В комнате повисла тяжёлая тишина. Было слышно, как на кухне монотонно капает вода из неплотно закрытого крана — кап, кап, кап...
— Я волновался, — Алексей опустился в кресло, вдруг став каким-то меньше, словно сдулся. — Она перестала со мной разговаривать. Всё время что-то пишет, пишет... А раньше мы с ней часами могли разговаривать.
— И ты решил, что лучше прочитать её личные записи, чем просто спросить, что не так? — в голосе Кати звучало неверие пополам с разочарованием.
— А ты думаешь, я не пытался? — он поднял на дочь усталые глаза. — "Всё нормально, Лёша", "Не выдумывай, Лёша", "Просто нужно время привыкнуть". Вот и всё, что я слышал последние месяцы.
Марина почувствовала, как краска заливает щёки. Да, она действительно отмахивалась от его вопросов. Казалось, он всё равно не поймёт — как объяснить человеку, который всё ещё работает, каково это — в одночасье потерять привычный ритм жизни?
— Знаешь, пап, — Катя присела на подлокотник маминого кресла, — когда мы с Димой только начали встречаться, он тоже пытался читать мои переписки. Говорил то же самое — что волнуется, что хочет быть ближе...
— Это другое! — перебил Алексей. — Мы с твоей мамой тридцать лет вместе!
— И что, эти тридцать лет дают право нарушать границы? — Катя покачала головой. — Мы с Димой тогда чуть не расстались. Знаешь, почему остались вместе? Потому что он понял, что неправ. Извинился. И больше никогда...
— Я не какой-то там твой Дима! — Алексей вскочил с кресла. — Я муж! Отец семейства! Я имею право...
— Нет, папа, — голос Кати стал жёстче. — Ты не имеешь права. Никто не имеет права читать чужие мысли без разрешения. Даже если это твоя жена. Даже если вы прожили вместе хоть сто лет.
Марина смотрела на дочь с удивлением и гордостью. Когда Катька успела стать такой мудрой? Вроде только вчера прибегала с разбитыми коленками, а сегодня учит отца, что такое личные границы...
— Мам, — Катя повернулась к ней, — а ты почему молчала? Почему не говорила с папой о том, что тебя тревожит?
Хотите узнать, как Алексей и Марина справятся с вызовами и какие уроки извлекут из этой ситуации?
Подписывайтесь на канал, чтобы не пропустить продолжение этой истории в следующей части!
Алена Мирович| Подписаться на канал
Вторая часть: