Вечер я провела в каком-то оцепенении. Механически переставляла вещи, протирала и без того чистые полки, заваривала чай, который остывал нетронутым. На столе лежала стопка книг по истории архитектуры – я готовила новую лекцию для студентов. Среди них затесался альбом с фотографиями – тот самый, который Сергей подарил мне на день рождения.
"Самому прекрасному экскурсоводу в мире," – написал он тогда на первой странице. Я провела пальцами по надписи, чувствуя, как к горлу подкатывает комок.
Стрелки часов двигались мучительно медленно. За окном стемнело, зажглись фонари, их свет причудливыми тенями ложился на стены комнаты. Где-то вдалеке слышался гул вечернего города – такой знакомый, почти родной. Сколько раз мы с Сергеем гуляли по этим вечерним улицам, держась за руки и мечтая о будущем?
Звонок в дверь прозвучал как-то глухо, будто Сергей и сюда пытался прийти незаметно. Я открыла и молча пропустила его в квартиру. Он выглядел измотанным – галстук сбился набок, волосы растрепаны, словно он много раз проводил по ним рукой. На лацкане пиджака поблескивал значок их архитектурного бюро – маленький золотой циркуль.
Я сама подарила ему этот значок, когда он получил повышение. "Теперь ты официально большой начальник," – шутила я тогда. А он ответил: "Я всё тот же Серёжка, который потерял голову от прекрасной библиотекарши."
– Будешь чай? – спросила я, пытаясь начать разговор с чего-то обыденного. На кухонном столе всё ещё стояла его любимая чашка – тёмно-синяя, с витиеватым узором. Он забыл её здесь в прошлый раз, когда мы засиделись допоздна, обсуждая его новый проект.
– Нет... то есть да... не знаю, – он опустился в кресло, всё ещё не снимая пальто. В его растерянности было что-то беззащитное, почти детское. Таким я его ещё не видела.
На стене тикали часы – старинные, начала прошлого века. Мы купили их на блошином рынке три месяца назад. Сергей тогда загорелся идеей отреставрировать механизм. "У них удивительная история," – рассказывал он, бережно очищая латунные детали. – "Представляешь, они пережили революцию, войну, перестройку... И до сих пор идут."
Я села напротив, собираясь с мыслями. В голове крутились десятки заготовленных фраз, но все они казались сейчас фальшивыми, неуместными.
– Сережа, – наконец произнесла я мягко, – ты мне дорог. Правда дорог. Но я больше не могу чувствовать себя невидимкой в твоей жизни.
Он вскинул голову, открыл рот, чтобы возразить, но я подняла руку:
– Дай мне договорить, пожалуйста. Я не слепая. Я вижу, как ты избегаешь людных мест, как прячешь глаза при встрече со знакомыми, как придумываешь отговорки, чтобы не появляться со мной на людях. Сегодня в парке... это было последней каплей.
– Марина, ты не понимаешь... – он нервно теребил пуговицу на пальто. – Наши отношения – это очень личное дело.
– Личное или стыдное? – я почувствовала, как дрожит мой голос. – Есть разница, Сережа. Когда отношения личные – их берегут от посторонних глаз, чтобы сохранить что-то драгоценное. А когда стыдные – их прячут, как грязный секрет.
Он резко встал, прошелся по комнате. Остановился у окна, глядя на мерцающие вдали огни города. В стекле отражалось его лицо – растерянное, почти мальчишеское. За окном проехала машина, на мгновение осветив комнату фарами, и я заметила, как дрожат его пальцы, сжимающие подоконник. Тот самый подоконник, на котором еще недавно стояла принесенная им фиалка – "как в твоей библиотеке, помнишь?" Цветок засох две недели назад. Наверное, это был первый знак.
– Мне тяжело, – наконец выдавил он. Его голос звучал глухо, будто слова застревали в горле. – Я... я боюсь, Марина. Боюсь, что коллеги начнут шутить за спиной. Что друзья будут осуждать. На прошлой неделе в офисе обсуждали личную жизнь нашего директора – он встречается с молодой девушкой. Ты бы слышала эти насмешки... А теперь представь, что будет, когда узнают про нас. Эта разница в возрасте...
– А я? – тихо спросила я, чувствуя, как каждое слово царапает горло. – Обо мне ты подумал? Каково мне чувствовать себя той, кого стыдятся показать людям? Я ведь тоже слышу эти шепотки в библиотеке: "Надо же, заведующая крутит роман с молодым архитектором!" Но я держу голову высоко, потому что знаю – в наших чувствах нет ничего постыдного. А ты... – я осеклась, пытаясь справиться с подступающими слезами.
Он резко обернулся, и в его глазах мелькнуло что-то похожее на боль:
– Я не стыжусь! – его голос сорвался. – Просто... – он запнулся, подбирая слова, – просто мне нужно время... Время, чтобы все приняли...
– Время на что, Сережа? – я подошла ближе, глядя ему в глаза. – На то, чтобы научиться не краснеть при виде меня? Или на то, чтобы придумать, как объяснить всем, почему ты встречаешься с женщиной старше себя? Помнишь, что ты сказал мне в тот вечер в библиотеке? "Возраст – это просто цифра. Главное – что происходит здесь," – ты положил руку мне на сердце. Что изменилось, Серёжа? Когда цифра стала важнее чувств?
Мой голос звенел от сдерживаемых слёз. По стеклу забарабанил дождь – такой же, как в тот вечер, когда мы впервые встретились. Капли рисовали причудливые узоры, словно пытаясь составить карту нашей запутанной любви.
– Знаешь, что самое обидное? – продолжила я, отворачиваясь к окну. – Я ведь действительно верила, что между нами что-то особенное. Когда ты рассказывал о своих проектах, глаза горели так, что я забывала обо всём – о возрасте, о чужих взглядах, о том, что уже слишком поздно начинать всё сначала. Я видела только тебя – талантливого, увлечённого, настоящего. Верила, что наши чувства сильнее предрассудков.
А оказалось... – я горько усмехнулась, – оказалось, что я для тебя как некрасивая мебель, которую прячут от гостей. Как те старые здания, которые закрывают фальшивыми фасадами во время городских праздников.
– Это неправда! – он попытался взять меня за руки, но я отстранилась. От него пахло любимым одеколоном – тем самым, который я подарила на день рождения. "Аромат уверенности," – пошутила я тогда. Где теперь эта уверенность? – Марина, послушай...
– Нет, это ты послушай, – я посмотрела ему прямо в глаза. В них плескалась растерянность и что-то похожее на страх. – Я прожила достаточно, чтобы знать себе цену. Знаешь, сколько вечеров я провела в библиотеке, изучая историю этого города? Сколько судеб прошло через мои руки? Я видела письма военных лет, где женщины ждали своих мужей, несмотря ни на что. Видела дневники строителей, которые возводили здания, ставшие символами города. Они не стыдились своей работы, своей любви, своей жизни. И я... – мой голос окреп, – я не буду извиняться за свой возраст. Не буду прятаться по углам, как нашкодившая девчонка. И главное – я не позволю превратить наши отношения в грязный секрет.
В комнате повисла тяжёлая тишина. Где-то на улице просигналила машина, в соседней квартире играла музыка – кажется, та самая мелодия, под которую мы танцевали на дне города. Тогда он кружил меня прямо посреди площади, не обращая внимания на удивленные взгляды прохожих. "Пусть смотрят," – смеялся он, – "пусть завидуют моему счастью!"
А мы стояли друг напротив друга, словно по разные стороны невидимой стены. Старинные часы на стене пробили девять – тот самый механизм, который мы вместе восстанавливали, теперь отсчитывал последние минуты наших отношений.
– Я люблю тебя, – вдруг глухо произнес Сергей. В его голосе слышалась такая искренняя боль, что сердце сжалось.
– Этого мало, – я покачала головой, чувствуя, как по щеке скатывается слеза. – Любовь не прячут, Сережа. Ей гордятся. Как ты гордишься своими проектами. Как я горжусь своей библиотекой. Как мы могли бы гордиться нашей историей – если бы ты не боялся её писать.
Прошла неделя. Самая длинная неделя в моей жизни. Я не отвечала на звонки Сергея, удаляла непрочитанные сообщения. Погрузилась в работу с головой – готовила новую выставку об истории городской архитектуры, проводила экскурсии для школьников, разбирала старые архивы. Всё, чтобы не думать, не вспоминать, не представлять, как он сейчас входит в здание своего бюро, здоровается с коллегами, склоняется над чертежами... свободный от нашей "постыдной" тайны.
Света звонила каждый день, но я отделывалась короткими фразами – говорить не хотелось. "Ты как?" – спрашивала она. "Нормально," – отвечала я, и мы обе понимали, что это неправда. В пустой квартире эхом отдавались шаги, а старинные часы, кажется, стали тикать громче, отсчитывая минуты моего одиночества.
В пятницу вечером телефон снова зазвонил. Я посмотрела на экран – Сергей. Палец замер над кнопкой сброса, но что-то остановило меня. Может, усталость от бесконечного бегства от разговора, может, тихая надежда, которая всё ещё теплилась где-то глубоко внутри.
– Да?
– Марина, – его голос звучал непривычно твердо, без той неуверенности последних недель. – Я хочу пригласить тебя на ужин. В "Белладонну".
Я замерла. "Белладонна" была самым популярным рестораном в деловом центре города, прямо напротив офиса архитектурного бюро. Там часто обедали сотрудники компании Сергея, включая его начальство. В обеденный перерыв там всегда можно было встретить половину архитектурного сообщества города. Именно поэтому последние месяцы Сергей старательно избегал этого места.
– Зачем? – спросила я после паузы, пытаясь унять предательскую дрожь в голосе.
– Потому что я соскучился. Потому что хочу увидеть тебя. И... потому что ты была права. Знаешь, я всю неделю думал о твоих словах. О том, что мы похожи на те исторические здания, которые прячут за фальшивыми фасадами. Я ведь сам всегда боролся против такого отношения к архитектурному наследию. А в жизни... в жизни делал то же самое.
В семь вечера я стояла у входа в ресторан. На мне было темно-синее платье, которое когда-то так нравилось Сергею – "цвета летних сумерек", как он говорил. Волосы уложены в элегантную прическу, на шее – нитка жемчуга, подарок мамы на сорокалетие. "Ты всегда будешь красивой," – сказала она тогда, – "главное – помни об этом сама." Я нервничала, но решила – будь что будет. В конце концов, это мой город, и я имею право быть счастливой в нём.
Сергей ждал меня у входа с огромным букетом алых роз. Я невольно улыбнулась – точно такой же букет он принёс мне на наше первое свидание. "Классика никогда не выходит из моды," – пошутил он тогда. При виде меня его лицо озарилось такой искренней радостью, что сердце дрогнуло. В его взгляде не было ни тени той неуверенности последних месяцев – только тепло и какая-то новая, спокойная решимость.
– Ты прекрасна, – сказал он, вручая цветы, и, не скрываясь, поцеловал меня в щеку. От него пахло тем самым одеколоном, к букету примешивался аромат кофе и осенней прохлады. В петлице его пиджака красовался маленький золотой значок-циркуль – тот самый, что я ему подарила. Раньше он всегда снимал его перед встречами со мной.
Метрдотель, элегантный мужчина с проседью на висках, почтительно проводил нас к столику у окна – на самом видном месте. В зеркальных стенах отражались мягкий свет люстр, белоснежные скатерти, букеты в высоких вазах. Через панорамные окна открывался вид на вечерний город – тот самый город, историю которого мы оба так любили. Мы не успели сделать заказ, как к столу подошёл высокий мужчина – я узнала того самого коллегу из парка, только теперь без дочки:
– Сергей Иванович! Вот так встреча! А мы с Юлечкой вас тогда в парке видели...
На мгновение я замерла, ожидая привычного бегства Сергея от неловкой ситуации. Но он спокойно поднялся из-за стола:
– Добрый вечер, Николай Петрович! – в его голосе звучала уверенность. – Познакомьтесь, это Марина, моя... – он на мгновение запнулся, но тут же продолжил твердо, глядя мне в глаза, – моя любимая женщина. Благодаря ей, кстати, в моём последнем проекте появился тот исторический контекст, который так высоко оценил совет. Марина – настоящий эксперт по истории нашего города.
– Очень приятно! – искренне улыбнулся мужчина, галантно целуя мне руку. – А я всё гадал, почему наш Сергей Иванович последнее время такой счастливый ходит. И проекты у него стали какие-то... душевные, что ли. Теперь понимаю почему.
Я почувствовала, как теплеет внутри. Сергей не отводил взгляд, не пытался скорее закончить разговор. Наоборот, он с гордостью представил меня ещё нескольким коллегам, подошедшим поздороваться. Рассказал о моей работе над каталогом исторических зданий, о лекциях, которые я читаю студентам. В его голосе звучала та самая нежность и восхищение, которые я так любила раньше и которые он последнее время прятал от посторонних глаз.
Когда мы наконец остались одни, он взял мою руку, и я заметила, что его пальцы слегка дрожат:
– Прости меня. Ты была права – настоящую любовь не прячут. Знаешь, эта неделя без тебя... – он покачал головой, и я увидела, как в его глазах мелькнула боль. – Я ходил мимо библиотеки, смотрел на окна твоего кабинета. Пытался работать, но все проекты казались пустыми. Понял, что гораздо больше боюсь потерять тебя, чем чьего-то косого взгляда.
– А как же разница в возрасте? – тихо спросила я, чувствуя, как сердце начинает биться быстрее.
– К черту разницу в возрасте! – он сжал мою руку. – Ты же сама учила меня: у каждого здания своя история, своя душа. Разве важно, сколько лет Дворцу культуры или Театру оперы? Важно то, какие чувства они пробуждают, какую красоту хранят... Я люблю тебя. Именно тебя – умную, красивую, уверенную в себе. И я хочу, чтобы все об этом знали.
За окном догорал закат, окрашивая небо в розовые тона. В ресторане играла медленная музыка. Сергей смотрел на меня с такой нежностью, что все сомнения последних недель казались далеким кошмаром.
– Кстати, – он улыбнулся, доставая телефон, – давай сделаем фото. Хочу поставить его на заставку.
Я рассмеялась, чувствуя, как счастье переполняет меня. Вот оно – то, чего я так ждала. Не просто слова любви, а готовность разделить их со всем миром.
В тот вечер мы долго гуляли по городу, держась за руки. И впервые за много недель я чувствовала себя по-настоящему свободной. Свободной быть собой, свободной любить и быть любимой. Без страха, без стыда, без оглядки на чужие взгляды.
Если эта история тронула вас, обязательно подпишитесь на канал, чтобы читать ещё больше вдохновляющих рассказов о жизни, любви и выборе, который меняет нас к лучшему.
Алена Мирович| Подписаться на канал
Первая часть: