Рыболовство – один из способов добыть себе пропитание в суровых условиях Крайнего Севера. И если случалось так, что отец не мог пойти на охоту или рыбалку, за него это делали дети. Ситуации происходили разные – об одной из них рассказал Геннадий Кельчин из Салехарда. «Ночи длиннее стали, время августа наступило. Я был маленький, только-только себя помнить стал. В Панзи мы тогда жили. Каждую весну после ухода льда на летнюю рыбалку туда ездили. В Шурышкарах никого не оставалось. Кроме Кельчиных, на угодье исстари жили ещё и Максаровы. Они давно вместе и охотятся, и рыбу ловят, и на Урале оленей выпасают. Брезентовых чумов мало, почти все берестяные. По моим тогдашним меркам, их стояло много: можно с утра до вечера гостить, и то не всё обойдёшь. Ханты – народ гостеприимный, ребёнка не обидят, не прогонят. Отец не рыбачит, он слепой – куда деваться? Дома сидит. Два моих старших брата, Василий да Николай, рыбу ловят, семью кормят. Моторы подвесные только появились, и братья на лодкахастрах
Рыболовство – один из способов добыть себе пропитание в суровых условиях Крайнего Севера. И если случалось так, что отец не мог пойти на охоту или рыбалку, за него это делали дети. Ситуации происходили разные – об одной из них рассказал Геннадий Кельчин из Салехарда.
«Ночи длиннее стали, время августа наступило. Я был маленький, только-только себя помнить стал. В Панзи мы тогда жили. Каждую весну после ухода льда на летнюю рыбалку туда ездили. В Шурышкарах никого не оставалось. Кроме Кельчиных, на угодье исстари жили ещё и Максаровы. Они давно вместе и охотятся, и рыбу ловят, и на Урале оленей выпасают.
Брезентовых чумов мало, почти все берестяные. По моим тогдашним меркам, их стояло много: можно с утра до вечера гостить, и то не всё обойдёшь. Ханты – народ гостеприимный, ребёнка не обидят, не прогонят.
Отец не рыбачит, он слепой – куда деваться? Дома сидит. Два моих старших брата, Василий да Николай, рыбу ловят, семью кормят. Моторы подвесные только появились, и братья на лодкахастраханках ездили. У этих лодок посередине стоял специальный ящик для рыбы. Крышкой закрывался, а на ней можно было стоять или сидеть, болтая ногами.
На плавном песке Панзи издавна ловят только пыжьяна, другой рыбы нет. Ночи темнее становятся, вода в протоке холодеет. В середине августа на плаву лобарики начинают попадаться. Это маленькие осетрята. Мясо желтоватое, жирное, костей нет, один хрустящий хрящ только вкусный! Объедение! На этот раз я уснул, братья меня с собой не взяли, не стали будить. Проснулся, а они уже вернулись с плава, выпутывают рыбу. Меня мама послала за крупными пыжьянами для ухи.
Пошёл на берег. Николай спиной ко мне на «рыбном» ящике сидит, Василий сеть перекладывает, рыбу выпутывает. Залез в лодку, поднялся на ящик, говорю:
- Братья, мама попросила принести рыбу для ухи.
Николай говорит:
– Вон двух лобариков возьми. Только я их сначала в воду кину, если поймаешь – мама их сварит, не поймаешь – мы останемся голодными.
Взял Николай двух лобариков, выпустил рядом с лодкой. Я, одетый в старую, уже без шерсти малицу, без слов, недолго думая прыгнул в воду. Не поймаю осетрят – все голодными останутся. Чувствую, кто-то держит меня за капюшон. Николай вытащил меня и поставил на «рыбный» ящик. Вода с меня ручьём течёт, а в руке осетрёнок. Каким-то образом я поймал рыбу. Второго лобарика Николай вытащил сам, подал мне. Я пошёл домой. Семья голодной не осталась».
Источник: народный журнал «Северяне», №2/2016, «Два лобарика»
Читайте также:
Подписывайтесь на канал, чтобы узнавать больше нового о Крайнем Севере!