Время в больничной палате будто остановилось. Мы застыли, как в немой сцене: отец на кровати, я рядом, тетя Ира у двери, и мама... Мама, которая никогда не должна была здесь появиться.
— Таня... — прошептал отец.
— Молчи! — выкрикнула тетя Ира. — Ради бога, молчи!
Но было поздно. Двадцать пять лет недомолвок, лжи и предательства готовы были прорваться наружу.
Мама медленно перевела взгляд с отца на свою лучшую подругу:
— Значит, это правда? Все, что я подозревала... все, о чем боялась даже думать...
— Танечка, — тетя Ира шагнула к ней. — Я могу объяснить...
— Объяснить? — мамин голос звенел от сдерживаемых эмоций. — Что именно ты хочешь объяснить? Как разрушила мою семью? Как заставила мужа поверить в мою измену? Как все эти годы смотрела мне в глаза, зная правду?
Тетя Ира рухнула на колени:
— Прости! Я не хотела... То есть хотела, но не так... Я любила его! С первого курса любила!
— И поэтому решила отобрать его у меня? — мама говорила тихо, но каждое слово било как хлыст. — А потом, когда не получилось, осталась рядом? Наблюдать за моими страданиями?
— Нет! Я правда хотела помочь! Искупить...
— Искупить? — мама горько рассмеялась. — Ты водила меня по врачам, когда я чуть не потеряла ребенка из-за стресса. Нянчилась с Надей. Помогала деньгами. Думала, этим можно загладить предательство?
Я смотрела на двух женщин — родную мать и ту, что столько лет была мне второй матерью — и не знала, кого мне жальче.
— А ты, — мама повернулась к отцу. — Почему молчал, когда узнал правду? Два года! Два года ты знал и ничего не сказал!
— Я струсил, — он отвернулся к окну. — Думал, что уже слишком поздно... Что не имею права разрушать вашу жизнь во второй раз.
— Разрушать? — мама покачала головой. — Нашу жизнь разрушила ложь. Твоя трусость. Её, — она кивнула на Иру, — предательство. А правда... правда могла бы все исправить. Одного честного и открытого разговора было бы достаточно. Тогда, двадцать пять лет назад.
Монитор у кровати отца вдруг тревожно запищал. Его лицо исказилось от боли.
— Сергей! — мама бросилась к кровати. Столько лет обиды и гнева — а в критический момент первой кинулась помогать.
В палату вбежали врачи. Нас вытеснили в коридор. Мама прислонилась к стене, словно ноги отказывались её держать. Тетя Ира пыталась что-то сказать, но мама остановила её жестом:
— Уходи. Просто уходи.
— Но...
— Я не хочу тебя больше видеть. Никогда.
Тетя Ира повернулась ко мне:
— Наденька, солнышко...
— Не называйте меня так, — я отшатнулась. — Вы не имеете права.
Она ссутулилась, постарела на глазах. Медленно побрела к выходу. У дверей обернулась:
— Я правда вас любила. Обеих. Просто... любовь бывает разной. Иногда она созидает, а иногда разрушает.
Когда её шаги стихли, мама вдруг разрыдалась:
— Господи, как же я была слепа! Все эти годы... Все было перед глазами...
Я обняла её:
— Ты не виновата. Никто не ждет удара от лучшей подруги.
Из палаты вышел врач:
— Мы его стабилизировали. Но состояние критическое. Если хотите поговорить — сейчас самое время.
Мама выпрямилась, вытерла слезы:
— Пойдем, дочка. Нам всем нужно многое обсудить.
Отец лежал бледный, осунувшийся, но в сознании. Увидев нас, попытался улыбнуться:
— Прости, Таня... Я все испортил. Снова.
Мама присела на край кровати:
— Почему ты не пришел ко мне? Тогда, в девяносто восьмом? Почему не спросил прямо?
— Я был идиотом, — он закашлялся. — Молодым самоуверенным идиотом. Мне казалось, что все улики против тебя. А потом... потом гордость не позволяла признать ошибку.
— А когда узнал правду?
— Стыд. Он оказался сильнее любви. Я следил за вами издалека. Знал, как растет Надя, где вы живете... Посылал деньги через общих знакомых.
— Это был ты? — мама удивленно посмотрела на него. — Те анонимные переводы на учебу, на лечение...
— Да. Это было меньшее, что я мог сделать.
Я слушала их разговор и чувствовала, как внутри что-то переворачивается. Всю жизнь я представляла отца бессердечным эгоистом, бросившим семью. А он... он просто запутался. Совершил ошибку. Страшную, непоправимую — но ведь пытался её искупить.
— У меня остались считанные дни, — отец протянул руку к тумбочке. — Здесь документы на квартиру и счет в банке. Все оформлено на Надю.
— Нам не нужны твои деньги, — начала мама, но он перебил:
— Я знаю. Но это единственное, что я могу сделать для своей дочери. Хотя бы так возместить то, что не дал ей в детстве.
Он снова закашлялся, на губах появилась кровь. Мама бросилась вытирать её салфеткой — привычным, почти забытым жестом.
— И еще... — он достал флешку. — Здесь запись разговора с Ирой. И другие доказательства. Я собирал их два года, думал рассказать... Но все откладывал, трусил. А теперь вот...
— Тшшш, — мама погладила его по руке. — Не надо. Мы все знаем.
— Знаете... но простить не сможете?
Мама молчала. Я тоже не знала, что ответить. Можно ли простить двадцать пять лет отсутствия? Несправедливых подозрений? Разрушенного детства?
— Я не прошу прощения, — словно прочитав наши мысли, сказал отец. — Я его не заслужил. Просто хочу, чтобы вы знали — я любил вас. Всегда. И ненавидел себя за трусость...
Монитор снова тревожно запищал. В палату вбежала медсестра:
— Давление падает! Вам придется выйти.
Мы просидели в коридоре всю ночь. Мама рассказывала о прошлом — впервые так откровенно. О том, как любила отца. Как ждала его возвращения. Как не могла поверить в предательство...
На рассвете из палаты вышел врач:
— Он зовет вас. Времени осталось совсем мало.
Отец был едва жив, но в глазах теплился огонек:
— Таня... помнишь наш первый танец? На первом курсе... «Шербурские зонтики»...
— Помню, — мама смахнула слезу. — Ты оттоптал мне все ноги.
— А потом научился... ради тебя...
Его голос становился все слабее. Он повернулся ко мне:
— Надя... ты так похожа на меня... Прости... что не видел, как ты растешь...
Я взяла его за руку:
— Папа...
Это слово... Я никогда не произносила его вслух. Двадцать пять лет оно жило внутри, непроизнесенное, невысказанное...
Он улыбнулся и закрыл глаза. Монитор выдал протяжный сигнал.
Через три дня мы хоронили отца. Тети Иры на похоронах не было — она все-таки улетела в Австралию. Говорят, больше не вернулась.
А мы с мамой... Мы учимся жить дальше. С правдой, которая оказалась не такой простой, как казалось. С прощением, которое пришло слишком поздно. С памятью, которая уже никогда не будет прежней.
***
Можно ли простить предательство ради любви? Стоит ли раскрывать старые тайны, если они могут причинить боль? И самое главное — имеем ли мы право судить других, не зная всей правды об их поступках?
А как бы поступили вы на месте героев этой истории?
Вам также может быть интересно:
🎀Подписывайтесь на канал, чтобы узнавать о выходе новых историй и рассказов.