- Мам, ради бога забери ты ее себе, - заплакала Люда, бросившись на шею матери. – Чем хочешь отплачу, только забери!
Анфиса стояла, раскрыв рот. Что за причуды? Людмила белены объелась? Отпрянув от дочки, Анфиса строго взглянула на внучку, а потом – на дочку.
Глава 3
Добираться до бабушкиного дома недолго, для взрослого, но для трехлетки этот путь оказался адом. Почти десять километров полем-лесом, с тремя привалами, шагали мама и дочь. После первого километра Люба захотела пить, мать взяла с собой баклажку воды, а вот о еде не подумала. Пройдя еще километр, Люба попросила корочку хлеба.
- У бабушки поешь. Терпи, - обливаясь по́том, проговорила мама.
- Кусать качу, - захныкала девочка, волоча уставшие ножки по дороге с колдобинами. – А-а-а!
- Не замолчишь, я тебя волкам отдам, - рыкнула мама, дернув ребенка за руку.
За спиной уже пять километров. Тучи сгущаются, поднялся порывистый ветер.
- Дождя еще не хватало, - бубнила под нос Люда, вспоминая, где рядом с лесом находится сторожка, чтобы спрятаться в ней. Но дождь так и не начался. Проходя по густому лесу, Люда слушала всхлипы дочери, которая изрядно устала топать и хочет спать.
- Придем – поспишь. Что ты за нытик такой? Как по двору носиться с утра до ночи, так силы есть, а до бабушкиного дома у нее ножки разболелись. Иди молча!
Наконец, вдалеке появились деревенские домики. Люда, пробираясь сквозь заросли, которыми поросло заброшенное поле, придерживалась только одной мысли – лишь бы мать согласилась забрать девку, иначе Людмила с ума сойдет, не дожив до старости. Дочка плелась позади и хныкала, но мама ее уже не слушала. Она целенаправленно двигалась к отчему дому, надеясь на благополучный исход вопроса. Выйдя на протоптанную тропинку, ведущую от леса к дому, Люда остановилась и сняла с плеча узел. На нее налетели мошки. Отмахиваясь, Люда нервничала и проклинала тот день, когда она родила пятого ребенка.
- Пить хочу, - всхлипнула девочка, ухватив мать за подол платья.
- Кончилась вода. У бабушки попьешь.
Задрав голову к небу, Люба захныкала.
- Лучше замолчи, иначе ты у меня получишь. – злилась мать, еле переставляя ноги.
Минув поле, мать и дочь очутились на заднем дворе. Приоткрыв калитку, Люда покрутила головой. По скотному двору шастали куры, утки, под навесом отдыхал поросенок, а из сарая доносился голос матери.
- Мам! – крикнула Люда, бросив узелок на траву. – Подь сюда!
- Кто там? – отозвалась женщина, глянув в прорубленное оконное отверстие. – Людка, ты, что ли?
- Я.
- Чего тебя принесло? То столько лет носа не казала, а тут принесла тебя нелегкая.
Анфиса Яковлевна славилась чрезмерной ворчливостью, жестким характером и недружелюбием. Часто затевала ссоры с соседками, в очереди, на рынке, и всегда выигрывала спор, потому что люди, не желая грызться с вздорной бабой, отходили в сторону.
- Чего пришла? – вышла из сарая Анфиса.
Грузная женщина с маленькими глазками и в темном длинном платье до земли выглядела жутко. На голове туго повязан платок, из-под которого торчат седые волоски, на руках огромные мозоли. Руки женщины сильно походили на мужские, потому что она всю жизнь занимается тяжелым трудом.
- Я к тебе… - запнулась Люда, - привела, - и подтолкнула девочку в спину.
- Зачем? – удивилась Анфиса.
- Мам, ради бога забери ты ее себе, - заплакала Люда, бросившись на шею матери. – Чем хочешь отплачу, только забери!
Анфиса стояла, раскрыв рот. Что за причуды? Людмила белены объелась? Отпрянув от дочки, Анфиса строго взглянула на внучку, а потом – на дочку.
- Куда мне, старой, дите? Ты подумала своей головой? – прохрипела она. – У меня полный дом детворы. Дети внуков привезли. Я вам что, лошадь каждого обстирывать и кормить?
- Мам, пойми ты меня, не могу я с ней. Вся больная стала после родо́в. – завывала Люда.
- А кто тебя просил рожать? – рассердилась мать. – Выносила, родила, а теперь ко мне привела? Так не пойдет.
Прижавшись всем телом к матери, Люда что-то нашептала ей на ухо. Анфиса ахнула.
- Да ты что? Зачем тянула? Избавилась бы и не мучилась сейчас! И кто этот паршивец?
- Темно было, лица не увидала, - всхлипнула Люда, потупив взор.
- Господи, что делается! И как ты с этим три года прожила? Батюшки святы. А Алешка, знает?
- Нет. Никто не знает.
- А может, ты сама причастна, а? Говори матери, как на духу, загуляла, а теперь сказочки про насильника придумала, чтобы хоть как-то перед мужем оправдаться?
- Мам, я правду говорю, - опять зарыдала Люда.
- Что с тобой поделаешь, - выдохнула Анфиса, рассматривая миловидную девочку. – Так уж и быть, помогу. Оставляй, только одежку ей шить-покупать сама будешь. Каждую весну и до самой осени приходи, сажать, поливать, полоть надо. Все помогают, и ты поворачивайся. Я уже свое на своих детей отработала, хватит. Не ровен час, помру, так девку обратно бери. Она ж не котенок, чтоб ее туда-сюда шпынять. Человек все ж.
Люба осталась жить у бабушки. Долго еще Алексей злился на жену, но она смогла его убедить в своих болезнях, дикой усталости и нежеланием жить, потому что испортила здоровье последними родами. Алексей сдался. Люда раз в неделю навещала дочь. С ней просились и старшие дети, но она намеренно их не брала, чтобы Любка не плакала и не просилась домой. Поначалу, когда мамы долго не было и приходилось спать на одной кровати с бабушкой, Люба часто плакала, звала маму, не играла с двоюродными братьями и сестрами, чаще сидела на кровати и смотрела на стену. Тихая стала, неприметная. Анфиса охала и ахала, что девка, того и гляди, заболеет. Какая-то она не такая. Чтоб она понимала, хлюпалка малолетняя. Кормят, спать положат – живи и радуйся. А нет, ноет ежедневно, домой просится. Ближе к зиме Люба успокоилась. Ей уже не нужна была мама Люда, она начала называть мамой свою бабушку. Та отнекивается, говорит, что не мать ей, а Любка все свое – мама да мама. Махнула рукой старушка и согласилась.
- Пускай зовет, лишь бы слезы горькие не проливала. Замучила, сил нету. То ночами с криком просыпается, то днем в окошко глядит. Мамку свою дожидается.
Шли годы. Люба подрастала, а бабушка Анфиса становилась все злее и нетерпимее. В таком возрасте тяжело справляться с дитем. Все-таки Анфисе уже не двадцать пять, а целых семьдесят три. Приходя из школы, Люба спешила к любимой «мамочке», рассказать об уроках и отметках, но Анфиса, чувствуя недомогание с самого утра, лежала на кровати и бубнила:
- Мне твои рассказы ни к чему, у меня голова идет кругом, а ты дверью хлопаешь, топаешь, как слон. Сядь спокойно и не тараторь. Получила пятерку? Вот и хорошо, садись учить уроки.
- Мамулечка, ну посмотри, посмотри, какой я рисунок нарисовала, - подсовывала альбом девочка, ожидая похвалы. – Вот ты, а тут – я. А это…
- Да отстанешь ты или нет? – занервничала старушка, поворачиваясь на другой бок. – Плохо мне. Дурно, спасу нету. А ты мои нервы еще тоньше натягиваешь. Иди учи уроки.
- А можно я после уроков к Катьке сбегаю? Мы договаривались погулять, поиграть в снежки.
- Иди, куда хочешь, только отстань.
Сделав уроки, Люба выпила молочка с хлебушком, оделась и убежала к подруге, которая на соседней улице живет. Анфиса проспала до вечера. Проснувшись от того, что у нее замерзли ноги, хотя и были надеты шерстяные носки, женщина встала.
- Печку надо топить. Любка!
В доме стоит полная тишина. Анфиса позвала еще раз.
- Любка! Ой, что ж ты будешь делать, тяжко-то как. – кряхтя, поправила платок на плечах и юбку. – Любка!
Вышла в кухню. На столе стоит пустая кружка, хлебные крошки рассыпаны вокруг нее, а девчонки нигде нет. Одевшись, женщина потопала за дровами. Во дворе внучки тоже невидно.
- Куда ускакала, егоза? – накладывая дровишки на руку, Анфиса поглядывала по сторонам.
Придя домой, она затопила печь и села у окна. Что-то сердце заходится. Куда эта прыгалка запропастилась? Не сидится ей на месте, все бегать куда-то надо. Вдруг в дверь постучали. Анфиса не заметила в окно, чтобы кто-то проходил мимо. Вышла, а на крыльце никого. Она подумала, что это внучка балуется.
- Все ей игрушки, а бабка старая ногами мается, - женщина закрыла дверь.
Не успела войти в хату, как вновь кто-то постучал. Ворча, женщина развернулась, распахнула дверь. Никого.
- Любка! Все уши оборву, если не перестанешь баловаться!
Стоит, смотрит на заснеженную дорожку, а следов-то и нет. Никто не подходил к хате.