Найти тему

– Ты променял семью на интрижку с молоденькой? — с отвращением произнесла жена

Оглавление

ЧАСТЬ 1: "Разбитое зеркало"

– Ты променял нашу семью на интрижку с молоденькой? — с отвращением произнесла Ирина, глядя на мужа потемневшими от боли глазами.

Андрей стоял у окна, машинально теребя штору. Вечернее солнце било ему в спину, создавая вокруг фигуры странный ореол. "Как нимб у грешника", — промелькнуло в голове у Ирины.

– Ириш, это... это всё не так. Не надо делать поспешных выводов, — его голос звучал хрипло, будто каждое слово царапало горло.

– Не так? – она усмехнулась, поднимая телефон. – А как это понимать? "Солнышко, вчера было волшебно. Скучаю." И сердечко, Андрей! Розовое сердечко, как у малолетки!

В кухне повисла тяжёлая тишина. Где-то на верхнем этаже надрывно заплакал ребёнок, и этот звук резанул по нервам.

– Мам, пап, я дома! – раздался голос Кати из прихожей.

Ирина вздрогнула, торопливо вытирая щёки. Только дочери сейчас не хватало.

– Мы на кухне, — откликнулся Андрей, и Ирина поразилась, как обыденно прозвучал его голос. Будто ничего не случилось. Будто не разрушил только что двадцать пять лет совместной жизни.

Катя влетела на кухню – растрёпанная, румяная с мороза. Замерла на пороге, моментально уловив напряжение.

– Что... что случилось?

– Ничего, солнышко, — Ирина через силу улыбнулась. – Как прошёл день?

– Мам, не надо, — Катя нахмурилась, переводя взгляд с одного родителя на другого. – Я же вижу...

– Катюш, иди к себе, — тихо попросил Андрей. – Нам с мамой нужно поговорить.

– Поговорить? – Ирина издала короткий злой смешок. – Теперь-то о чём говорить? Всё уже сказано этим, — она потрясла телефоном.

– Что там? – Катя шагнула вперёд, но Ирина спрятала телефон в карман.

– Взрослые дела, доча. Иди к себе.

Катя постояла ещё секунду, закусив губу – совсем как в детстве, когда сдерживала слёзы. Потом развернулась и вышла, чуть громче необходимого закрыв дверь.

– Довольна? – Андрей наконец отлип от окна. – Напугала ребёнка.

– Ребёнка? – Ирина вскинулась. – Ей двадцать три! И она имеет право знать, что её отец...

– Что? – он шагнул к столу. – Договаривай.

– Что её отец крутит роман с девицей её возраста! – выпалила Ирина. – С этой... как её? Викой из бухгалтерии?

Андрей дёрнулся, как от пощёчины. Предположение попало в цель.

– Откуда ты...

– Да какая разница? – она устало опустилась на стул. – Главное, что это правда. Господи, как банально... Седина в бороду – бес в ребро. Прямо классика жанра.

За окном мигнула вывеска круглосуточного магазина. Этот привычный свет вдруг показался Ирине издевательским – будто подмигивал, насмехаясь над её болью.

– Я всё объясню, — Андрей сделал движение к ней, но она выставила руку, останавливая.

– Не подходи. И не трудись объяснять. Я и так всё поняла: тебе захотелось новых ощущений. Молодое тело, восторженные взгляды... А что тут непонятного? Я же старею, — она с горечью усмехнулась. – Морщины, седина. Небось, эта твоя Вика и слова такого не знает – "седина".

– Прекрати, — он поморщился. – Ты не старая.

– Разумеется, — Ирина встала. – Я просто немодная, скучная домохозяйка. Которая, между прочим, угробила свою карьеру журналиста, чтобы создать тебе тылы.

Она направилась к двери, но у порога обернулась:

– Знаешь, что самое противное? Что ты даже не удосужился сменить пароль на телефоне. Настолько был уверен, что я никогда не стану проверять. Настолько... доверял моему доверию.

Дверь за ней закрылась почти беззвучно. Андрей остался один в кухне, залитой тревожным светом неоновой вывески. Сверху снова заплакал ребёнок, и этот плач теперь казался похожим на мяуканье брошенного котёнка.

Ирина сидела в спальне, машинально перебирая фотографии в старом альбоме. Вот они с Андреем совсем молодые – институтская свадьба, она в простеньком белом платье, он в отцовском пиджаке. Денег тогда не было даже на костюм.

– Мам? – тихий стук в дверь. – Можно?

– Заходи, доча.

Катя присела рядом, заглянула в альбом. Улыбнулась:
– О, это та самая свадьба, про которую ты рассказывала? Где папа забыл кольца дома?

– Да... – Ирина провела пальцем по фотографии. – Помчался за ними на другой конец города. Все гости ждали, а я ревела в туалете ЗАГСа. Думала – передумал, сбежал.

– А он примчался весь взмыленный, да? С помятыми цветами?

– С помятыми... – эхом отозвалась Ирина. – Знаешь, я тогда впервые подумала – вот оно, счастье. Такое неидеальное, неприглаженное... но настоящее.

Она захлопнула альбом, поднялась:
– Ладно, хватит киснуть. Пойду чайник поставлю.

– Мам, – Катя поймала её за руку. – Расскажи, что случилось. Я же вижу – что-то серьёзное.

Ирина замерла у двери. В горле предательски запершило:
– Твой отец... У него роман. С молоденькой сотрудницей.

– Что?! – Катя подскочила. – Не может быть! Пап бы никогда...

– Я тоже так думала, – Ирина криво усмехнулась. – Четверть века думала. А оказалось – может.

В коридоре послышались шаги – тяжёлые, знакомые до последнего скрипа. Андрей.

– Ириш, нам надо поговорить.

– Не сейчас, – она дёрнула плечом. – Я устала.

– Мы двадцать пять лет вместе. Неужели это ничего не значит?

– Значит, – она повернулась к нему. – Значит, что предательство ещё больнее. Знаешь, я вспоминала сейчас нашу свадьбу. Как ты забыл кольца... Всё бегал, суетился. А сейчас что, Андрюш? Набегался? Захотелось спокойной заводи с молоденькой дурочкой?

– Не говори так, – он шагнул в комнату. – Вика не дурочка. Она...

– О господи, – Ирина всплеснула руками. – Ты её ещё защищаешь?

– Пап, как ты мог? – Катя смотрела на отца расширенными от шока глазами. – Эта же... она же моя ровесница!

– Катя, взрослые отношения сложнее, чем кажется, – начал Андрей.

– Да что тут сложного? – перебила дочь. – Ты предал маму. Предал нашу семью!

– Не лезь! – рявкнул вдруг Андрей. – Это наше с мамой дело!

В комнате повисла звенящая тишина. За окном просигналила машина, где-то внизу басовито залаяла собака.

– Ну да, конечно, – тихо сказала Катя. – Ваше дело. А то, что ты разбил сердце двум женщинам сразу – это так, мелочи?

Она выбежала из комнаты. Хлопнула входная дверь.

– Довёл, – вздохнула Ирина. – Теперь ещё и дочь страдает.

– А ты думаешь, мне легко? – Андрей опустился на край кровати. – Думаешь, я не мучаюсь?

– Знаешь что? – Ирина остановилась перед ним. – Не надо. Не надо этого... благородного страдания. Ты выбрал – теперь живи с этим.

– Я ничего не выбирал! Оно как-то само... закрутилось.

– Само? – она горько рассмеялась. – Ты не мальчик, Андрей. Сам решил, сам полез в эти отношения. Сам всё разрушил.

Она помолчала, глядя в окно, потом добавила тише:
– А помнишь, как мы познакомились? В редакции "Вечёрки". Ты принёс заметку про новый завод, а я была стажёром...

– Помню, – он слабо улыбнулся. – Ты ещё раскритиковала мой текст в пух и прах.

– А ты обиделся как ребёнок, – Ирина покачала головой. – Но на следующий день принёс переделанный вариант. И букетик полевых цветов...

Она оборвала себя:
– Господи, что я делаю? Сижу, предаюсь воспоминаниям, будто это что-то изменит.

– Ириш...

– Нет, – она выставила руку. – Всё. Хватит. Я пойду к Кате, пока она не наделала глупостей.

Уже в дверях она обернулась:
– Знаешь, что самое обидное? Что все эти годы, все эти прекрасные воспоминания... они теперь будто запачканы. Будто кто-то взял и заляпал грязью старые фотографии.

Она вышла, оставив Андрея одного в комнате с открытым альбомом. Он смотрел на свое молодое лицо на фотографии и думал – как могло случиться, что тот счастливый парень с помятым букетом превратился в человека, который способен так подло предать любимую женщину?

А вы когда-нибудь задумывались: может ли одна ошибка перечеркнуть целую жизнь, полную любви и верности? И есть ли грань, за которой прощение становится невозможным?

ЧАСТЬ 3: "Цена правды"

Катя сидела в круглосуточной кофейне, обхватив ладонями остывшую чашку. За столиком напротив устроилась Вика – та самая, из бухгалтерии. Тонкая, звонкая, с модным каре и кукольным личиком. "Как папа мог? Она же совсем соплячка," – думала Катя, разглядывая девушку.

– Зачем ты позвала меня? – Вика нервно теребила салфетку.

– Хотела посмотреть в глаза разлучнице, – Катя скривила губы. – Как тебе спится, а? Сладко?

– Ты не понимаешь...

– Чего я не понимаю? – Катя подалась вперёд. – Что ты разрушила семью? Что моя мать сейчас рыдает дома?

– Андрей несчастлив в браке, – тихо сказала Вика. – Он сам говорил.

– Да что ты? – Катя фыркнула. – И когда ж он это понял? После того, как ты юбку покороче надела?

– Не говори со мной так! – вспыхнула Вика. – Я не какая-нибудь... Я правда его люблю.

– Любишь? – Катя горько рассмеялась. – А ты знаешь, что у него храп по ночам? Что он ненавидит, когда в кофе кладут сахар? Что у него шрам на спине – это он в детстве с велика упал? Ты хоть что-нибудь о нём знаешь, кроме того, как он целуется?

Вика молчала, опустив глаза.

– То-то же, – Катя встала. – Знаешь, что самое противное? Что из-за такой вот... соплюшки рушится то, что строилось четверть века.

В этот момент звякнул колокольчик над дверью, и в кофейню вошёл Андрей. Замер на пороге, увидев дочь и любовницу за одним столиком.

– Катя? Вика? Что вы...

– А, явился, – Катя повернулась к отцу. – Удобно устроился, да? И дома хорошо, и на стороне сладко?

– Прекрати, – он шагнул к столику. – Это всё сложнее...

– Да что тут сложного?! – Катя сорвалась на крик. Посетители за соседними столиками начали оборачиваться. – Ты всё просрал, пап! Всё, что у тебя было ценного!

– Не смей так со мной разговаривать! – рявкнул Андрей.

– А то что? – Катя вскинула подбородок. – Накажешь? Поздно, пап. Я уже не маленькая девочка, которую можно в угол поставить.

Вика молча встала и направилась к выходу.

– Куда ты? – Андрей дёрнулся следом.

– Вот! – торжествующе воскликнула Катя. – Вот оно! За кем ты побежишь, пап? За ней или останешься со мной?

Андрей застыл между столиком и дверью. В кофейне повисла звенящая тишина.

– Господи, – пробормотал он. – Что я наделал...

– Да, пап, – тихо сказала Катя. – Что ты наделал? И главное – зачем?

Она подошла к нему вплотную:
– Знаешь, я всегда гордилась вами с мамой. Для меня ваш брак был... идеалом, что ли. А теперь что? Теперь я должна выбирать между вами? Делить праздники – этот Новый год с мамой, следующий с тобой?

– Катюш...

– Нет, помолчи. Ты же умный мужик, пап. Неужели не понимаешь – эта девочка, она же не для жизни. Это как... как новая игрушка. Поиграешь и бросишь. А семью уже не склеишь.

За окном мигнула вывеска, окрасив их лица причудливым неоновым светом. Где-то вдалеке взвыла сирена скорой.

– Я всё исправлю, – глухо сказал Андрей.

– Правда? – Катя грустно улыбнулась. – А оно исправляется, пап? Знаешь, я вот думаю – может, есть вещи, которые нельзя исправить? Как разбитое зеркало – сколько ни склеивай, а трещины останутся.

Она поцеловала его в щёку и направилась к выходу. У двери обернулась:
– Мама ждёт тебя. Всё ещё ждёт, представляешь? Только... имей смелость решить наконец. Туда или сюда. Нельзя вечно стоять на распутье.

Андрей остался один посреди кофейни, чувствуя на себе любопытные взгляды посетителей. "Как на сцене," – мелькнула мысль. И правда – как на сцене. Только вот в театре после драмы опускается занавес, а в жизни надо как-то жить дальше.

Знаете что, дорогие читатели? А давайте на минутку поставим себя на место этого человека. Вот вы – сидите сейчас в кофейне, жизнь пошла под откос, а перед вами два пути. Куда бы вы пошли? За призрачным счастьем с молоденькой любовницей или обратно в семью, где каждый день придётся смотреть в глаза тем, кого предал?

ЧАСТЬ 4: "Выбор"

Ирина стояла у плиты, машинально помешивая борщ. Раньше это было любимое блюдо Андрея. Теперь... кто знает, чем его кормит эта девочка? Умеет ли вообще готовить?

Звук поворачивающегося в замке ключа заставил её вздрогнуть. Лёгкие шаги – Катя.

– Мам, – дочь появилась на пороге кухни. – Я видела папу. И эту... Вику.

Ложка звякнула о край кастрюли:
– И как она?

– Молоденькая, хорошенькая... дура, – Катя плюхнулась на табурет. – Знаешь, что она мне сказала? "Я его люблю". Представляешь?

– Представляю, – Ирина невесело усмехнулась. – Я тоже когда-то была такой... верящей в большую любовь.

– Мам, прекрати, – Катя обняла мать сзади. – Ты и сейчас красивая. И вообще...

Звонок в дверь оборвал её на полуслове. Они переглянулись.

– Открой, – тихо сказала Ирина. – Это наверное папа.

Катя вышла в прихожую. Щёлкнул замок, и низкий голос Андрея произнёс:
– Ирина дома?

– А ты как думаешь? – съязвила дочь. – Куда ей идти? У неё, в отличие от некоторых, нет тайной квартирки для свиданий.

– Катя!

– Что "Катя"? Правду говорю.

Ирина вышла в прихожую, вытирая руки полотенцем:
– Заходи. Раз пришёл – говори.

Андрей переминался в дверях, как провинившийся школьник:
– Я... я всё решил.

– Да? – Ирина приподняла бровь. – И что же ты решил?

– Я порвал с Викой.

Тишина. Только тикали часы на стене – старые, ещё от бабушки. Тик-так, тик-так...

– И что дальше? – голос Ирины звучал устало. – Думаешь, этого достаточно?

– Нет, не думаю, – он шагнул вперёд. – Но это начало. Ирин, я... я так виноват перед тобой. Перед вами обеими.

– Виноват, – эхом отозвалась она. – Знаешь, я тут думала... Может, это я виновата? Закрутилась с бытом, перестала за собой следить...

– Господи, да при чём тут это?! – он вдруг рванулся к ней, схватил за плечи. – Ты самая красивая! Самая... родная. Я просто... крышу сорвало. Как помутнение какое-то.

– Пап, – тихо сказала Катя. – А если снова... сорвёт?

Андрей опустил руки:
– Не сорвёт. Я сегодня такого страху натерпелся... Думал – всё, потерял вас навсегда.

– А ты не потерял? – Ирина посмотрела ему в глаза. – Уверен?

С кухни потянуло горелым.

– Ой, борщ! – Ирина метнулась к плите.

– Борщ? – в голосе Андрея мелькнула надежда. – Тот самый, с сухариками?

– С какими сухариками? – возмутилась Катя. – После всего, что ты устроил? Будешь пустой есть!

Все трое замерли, а потом... рассмеялись. Нервно, натужно – но это был смех. Первый за эти страшные дни.

Ирина помешивала борщ, украдкой вытирая слёзы. Всё вроде как раньше – муж за спиной, дочь ворчит... Но не так. Совсем не так.

– Знаешь что, – она повернулась к Андрею. – Я не прощаю. Пока не прощаю. Но... можем попробовать начать сначала. Только учти – доверие придётся заслужить. По крупицам, по капле.

– Я готов, – он шагнул к ней. – Всё, что скажешь.

– И к психологу пойдём, – добавила она твёрдо. – Вместе.

– Хоть к чёрту лысому.

Катя хмыкнула:
– Ну что, голубки, мир? А то борщ стынет...

КОНЕЦ