Виктор Прозоров
Попался мне на канале "Авиатехник" рассказ "Как простые деревенские жители помогли починить вертолёт Ми-4 и изменили нашу судьбу". Прочитал, огорчился, разве можно такое писать, да ещё уверяя, что за основу взята реальная история. Реального там мог быть только сам факт вынужденной посадки.
Расскажу свою, похожую, но в самом деле реальную историю. Дело было зимой 1977 или 78 года. На утреннем разборе начальник АТБ объявил, что наш вертолёт Ми-4, который перегоняли на базу в Ярославль из Надыма (или Салехарда, уже не помню), сидит на вынужденной в Костромской области. Для людей не авиационных надо объяснить, что АТБ - это авиатехническая база, а разбор это, говоря "гражданским" языком, - планёрка. Вертолёты Ярославского ОАО (объединённого авиаотряда) работали тогда по всему северу Тюменской области, помогали "крепить нефтяное и газовое могущество страны Советов".
В комиссию по расследованию вынужденной посадки от технической службы включили главного инженера АТБ и меня - сменного инженера. Мой стаж на Ми-4 был всего три года, но интенсивной работы и в подобном расследовании я уже успел поучаствовать, а у главного инженера опыт эксплуатации Ми-4 был ещё меньше моего. Когда я начал собирать необходимый инструмент, ко мне подошёл авиамеханик Володя Бонь.
- Анатолич, возьми меня на вынужденную, помогу.
- Да ладно, я сам всё сделаю.
- Помогу фильтры снимать, капоты открыть закрыть, с печкой управлюсь, я на этом вертолёте в крайней командировке работал, только вернулся.
- Мы печку пока не берём.
Он просился ехать со мной долго и настойчиво, причину этой настойчивости я узнал гораздо позднее. В конце концов уговорил, я сказал главному инженеру, что неплохо бы взять с собой и механика, на том и порешили.
Володя был известным в АТБ механиком-самодельщиком, - всякие самоходные устройства, аэросани, газонокосилки, что только ни делал. Специального образования у него не было, поэтому он и числился не авиатехником, а авиамехаником, т.е. специалистом не имеющим допуска к самостоятельному техническому обслуживанию.
Вертолёт сел на вынужденную на краю посёлка с таким смешным названием Сява. По докладу экипажа, когда начались перебои в работе двигателя, под ними был сплошной лес. Определились по карте и тянули до ближайшего подходящего для посадки места, долетели до этого посёлка и успели приземлиться на крайнем огороде. Двигатель уже почти "сдох", поэтому посадка получилась не совсем аккуратной, - поломали лопасти хвостового винта.
Председателем комиссии был инспектор из УГАЦ (Управления гражданской авиации центральных районов), вошли в комиссию также наши командир лётного отряда и инспектор по безопасности полётов.
К месту вынужденной посадки добирались "на перекладных", сначала поездом от Ярославля до Шарьи, а потом на автобусе КАВЗике до посёлка Сява. Почему не полетели на вертолёте не помню, может свободных бортов на базе не было, а может по метеоусловиям, погода была пасмурная, низкие облака, снег.
В Шарью приехали уже вечером и на ночлег устроились прямо на станции - в профилакторий для отдыха локомотивных бригад. Я тогда ещё немного видел наших аэрофлотовских профилакториев, но старшие коллеги не скрывали зависти к железнодорожникам. При входе нам предложили снять обувь и выдали всем тапочки, верхнюю одежду повесили в специальной комнате сушилке. Душевая, чайная комната, все коридоры и номера устланы ковровыми дорожками, чистота и тишина, даже репродукторы приглушены, их невозможно включить на полную громкость, в общем сделано всё для качественного отдыха. Утром загрузились в КАВЗик и отправились в дальнейший путь, сначала по трассе, а потом долго ехали какими-то лесными дорогами. В роли штурмана выступал наш командир лётного отряда. Когда автобус упёрся в штабель брёвен, дальше дороги не было, инспектор из УГАЦ сказал: "Ну, ваш командир лётного - третий штурман в России". Я спросил: "А почему третий?" Он объяснил: "первый был конечно Иван Сусанин, второй - матрос партизан Железняк, в песне поётся - он шёл на Одессу, он вышел к Херсону, ну а ваш - третий ".
Правильную дорогу всё-таки нашли и в Сяву приехали.
Вертолёт стоял на картофельнике у леса, внешне без повреждений, только лопасти рулевого винта стали короче примерно на четверть. Снег вокруг был плотно утоптан любопытными, наверное все жители посёлка побывали здесь. Наш инспектор по безопасности тут же выдвинул версию: "Да они с поломанным хвостовым винтом летели, смотрите обломков то, щепок нигде нет". Когда увидели местных ребятишек, хвастающихся друг перед другом щепками со следами характерной для лопастей хвостового винта серой и красной краски, версию пришлось снять, пацаны все щепки уже растащили "на сувениры". Да, надо пояснить для незнающих, лопасти рулевого винта Ми-4 были деревянные, конечно не из болванки выстроганные, а клеенные из шпона. Комиссия приступила к работе, начали с опроса свидетелей. Когда вошли в бревенчатый дом, к которому примыкало картофельное поле, в глаза сразу бросилась стоящая на комоде фотография бравого лейтенанта ВВС при всей парадной форме. Хозяйка - типичная такая деревенская старушка поведала: "Сынок это мой Васенька. Я и вчера как увидела вертолёт, думала Васенька летит, он ведь прилетал ко мне. А потом смотрю дым от него чёрный, да как плюхнулся, да снег, да щепки полетели, думаю нет, это не Васенька".
Потом был опрос экипажа, заходили по очереди, докладывались, отвечали на вопросы. Когда вошёл второй пилот, совсем молодой парень, инспектор УГАЦ - председатель комиссии спросил:
- Ваш налёт?
- С училищем или без училища?
-Без училища.
- Двадцать семь часов.
Инспектор махнул рукой:
- Всё, отпускаем его, он ничего не видел.
Не знаю наверняка, но говорили, что этот молодой пилот в ближайшие месяцы ещё дважды садился на вынужденную и ушёл с лётной работы. Не судьба. Техническая подкомиссия занялась своей работой, пыталась выяснить причину отказа двигателя. Слили отстой топлива - чистый, воды, кристаллов льда нет, посмотрели топливные фильтры - тонкой очистки и насоса-регулятора, чистые. Когда сняли маслофильтр регулятора смеси, всё стало ясно, он был забит металлической стружкой.
Масло в регуляторе смеси выступает в качестве рабочего тела, и при засоренном фильтре не может адекватно двигать сервопоршень и управлять подачей топлива к форсункам, отсюда чёрный дым (переобогащённая смесь) и падение мощности.
Стружка же свидетельствовала о внутреннем разрушении двигателя, что с ним случилось, станет известно только при разборке на ремонтном заводе. Меня интересовало: откуда металлическая стружка, почему двигатель стал разрушаться именно в этом полёте, что-то на него повлияло или просто время пришло? Межремонтный ресурс хоть и подходил к концу, но ещё не выработан. Нередки были случаи появления стружки из-за задира кривошипной головки главного шатуна, вследствие плохого прогрева двигателя перед запуском, но тогда бы дефект проявился в начале полёта.
Решил выяснить на каком режиме работал двигатель в этом полёте. Проверил остаток топлива, узнал когда и сколько заправляли, сколько летели и получилось, что полёт происходил почти на номинальном режиме. Но зачем? Обычно летают на крейсерском, тем более время непрерывной работы на номинале ограниченно одним часом. Может спешили, гнали, но скорость была обычная, может ветер встречный, опять же нет. Остаётся загрузка, но и тут криминала нет, с учётом двух дополнительных баков, пары бочек рыбы и личных вещей загрузка была в пределах допуска.
Своими размышлениями делиться с комиссией не стал. Со временем узнаем, что произошло с двигателем, люди живы, вертолёт цел, а это главное. Комиссия закончила работу, окончательно оформлять документы решили в Ярославле. Для охраны вертолёта до приезда технической бригады оставили авиамеханика Володю. Все пошли к автобусу, а я задержался, чтобы попрощаться с хозяйкой дома. Бабушка пожелала нам счастливого пути, а потом сказала: "Вы уж лётчикам то скажите спасибо от нас, уж такая вкусная рыбка то, мы ведь себе только одну бочку оставили, а остальные соседям отдали". Тут всё встало на свои места, - значит кроме тех двух бочек, которые мы видели в вертолёте, было ещё несколько и экипаж, чтобы скрыть перегрузку, до нашего приезда отдал их местным жителям.
Благодарность командиру вертолёта я конечно передал. Он сказал: "Вить, ну это же между нами?" Конечно я не стал рассказывать комиссии, мы ведь с этим командиром столько командировок вместе отработали, мёрзли зимой, кормили комаров летом, я старался не останавливать его вертолёт на регламент в рабочие дни, подгадывал к его выходному, он забрасывал меня с точки на точку, когда мне надо было, хорошие были отношения.
Через несколько дней приехала техническая бригада, заменили двигатель и хвостовой винт, убедились, что хвостовой и промежуточный редуктор не пострадали (хвостовой вал на отсутствие скручивания я ещё во время работы комиссии проверил). Вертолёт улетел на базу. Росло ли что-нибудь на этом картофельнике на следующий год, - не знаю, уж очень много масла и бензина проливается при замене двигателя.
И это ещё не всё.
Только через пару месяцев я узнал, почему Володя Бонь так хотел ехать со мной на эту вынужденную. Оказывается, будучи в командировке в Надыме, он раздобыл где-то двигатель от Волги ГАЗ-21 и решил отправить его в Ярославль. Тут кстати и вертолёт в перегонку собирался. Сколько ни упрашивал Володя экипаж взять этот двигатель, те наотрез отказались, у них своего груза было достаточно. А надо сказать, вертолёт этот был с гондолой внизу фюзеляжа, мы его из армии получили. У военных в этой гондоле располагался пулемётчик. Пулемёта, когда нам передавали вертолёт, конечно не было, прицел мы сняли сами и в этой гондоле обычно лежали чехлы лопастные, моторный, втулочный и прочее барахло. Володя ночью затащил волговский двигатель в гондолу и сверху завалил чехлами. Как он смог это сделать, не знаю, ведь один только блок цилиндров весит 75 кг, а там наверняка были и коленвал с маховиком и шатуны и поршни, головка цилиндров, в общем килограмм под 120. Когда я спрашивал техников, как он смог это сделать, мне ответили: "Кто, Бонь? Он может". Никто из экипажа так и не узнал об этой добавке к их бочкам с рыбой. Сильный был вертолёт Ми-4.
Вот эта история в самом деле реальная , слово даю. Подтвердить только мало кто сможет. Нет уже командира того вертолёта, нет Володи Боня, очень многих уже нет.
Предыдущая часть: