Рассказ | Граффити на небоскрёбе |
Глава 1. Кофе для миллиардера
Богатые тоже плачут, особенно, когда в кофейне сломался терминал оплаты, налички нет, а кофе жизненно необходим. Так и вышло в то дождливое утро, когда я заплатила за кофе одного из богатейших людей страны. Чтобы не плакал. И это при том, что у меня в кармане была дыра размером с его годовой доход, зато в рюкзаке — десяток баллончиков с краской, которыми я собиралась разукрасить серую стену в промзоне. Заплатила за кофе, а получилась, что купила любовь.
Маленькая кофейня на углу Садовой наполнена ароматами свежей выпечки. За окном моросил противный осенний дождь, превращая картину города в размытую акварель. Я грела руки о стаканчик с американо, разглядывая витрину с пирожными и прикидывая, можно ли позволить себе хотя бы одно, когда колокольчик над дверью звякнул, и ОН ворвался внутрь — высокий, в идеальном костюме стального цвета с совершенно растерянным выражением лица.
Первое, что бросилось в глаза — часы. Patek Philippe, коллекционная модель. Папа когда-то показывал такие в журнале, мечтательно вздыхая: "Вот выиграю в лотерею..." Второе — запах. Что-то древесное, терпкое, явно не из масс-маркета. И третье — глаза. Серые, почти серебристые, с затаённой усталостью где-то в глубине.
— Простите, у вас терминал не работает? — его голос был глубоким, с хрипотцой, от которой задрожали колени.
Рыженькая бариста, ещё минуту назад сонно протиравшая кофемашину, встрепенулась:
— Временно, — она виновато пожала плечами. — Технические проблемы. Может быть, через час починят...
— А у меня... — он растерянно похлопал по карманам безупречного пиджака, и я готова была поклясться, что заметила дырочку от сигаретного пепла на рукаве. Такую крошечную, что её мог заметить только наметанный глаз художника. Или девушки, слишком пристально разглядывающей незнакомца. — Чёрт, нет наличных.
Я фыркнула. Миллиардер без денег — звучит как начало анекдота. Или как сюжет романтической комедии категории "Б".
— Я заплачу, — слова вырвались сами собой. Наверное, из-за того, как беспомощно он выглядел в этот момент — словно ребёнок, у которого отобрали любимую игрушку. Или из-за этой дырочки на рукаве, делающей его похожим на простого смертного.
Он обернулся. Наши взгляды встретились, и что-то щёлкнуло внутри. Его глаза были цвета грозового моря — такие же опасные и глубокие. А ещё в них плескалось удивление: ещё бы, девчонка в потёртых джинсах и куртке с разноцветными пятнами краски предлагает заплатить за его кофе.
— Спасибо, но... — он замялся, явно подбирая слова помягче.
— Но вам неудобно принимать помощь от кого-то вроде меня? — я улыбнулась, доставая из кармана мятую купюру. — Расслабьтесь, это просто кофе. Считайте это моим вкладом в карму.
Бариста, наблюдавшая за нами с плохо скрываемым любопытством, встрепенулась:
— Вам как обычно, господин Воронцов? Двойной эспрессо без сахара?
Так вот оно что. Максим Воронцов, телекоммуникационный магнат, акула бизнеса и гроза конкурентов. Его фото часто мелькали в деловых журналах, которые я пролистывала в очередях к стоматологу. Только там он был другим — жёстким, уверенным, с холодной полуулыбкой. А здесь... здесь он выглядел почти по-человечески.
— Да, спасибо, — он кивнул баристе и снова повернулся ко мне. — Позвольте хотя бы вернуть долг. Я мог бы...
— Не стоит, — я махнула рукой. — Правда. Просто сделайте когда-нибудь что-нибудь хорошее для кого-нибудь другого. Так работает карма.
Он улыбнулся — едва заметно, уголками губ. И от этой улыбки что-то перевернулось у меня внутри.
— Тогда позвольте хотя бы узнать имя моей спасительницы?
— Алиса, — почему-то вдруг стало трудно дышать. — Просто Алиса.
— Просто Алиса с разноцветными пальцами и запахом краски, — он чуть наклонил голову. — Художница?
— Типа того, — я машинально спрятала руки в карманы куртки. Почему-то стало неловко за въевшуюся под ногти краску.
В этот момент у него зазвонил телефон. Глянув на экран, он поморщился:
— Прошу прощения, нужно ответить. Ещё раз спасибо за...
Договорить он не успел — я уже выскочила за дверь, в моросящий дождь. Сердце колотилось как бешеное, а в голове крутилась дурацкая мысль: "Интересно, что бы он сказал, увидев мои работы? Особенно ту, на стене его офиса..."
Телефон в кармане завибрировал. Санёк, напарник по сегодняшней "вылазке": "Ты где? Стена ждёт, краска сохнет, а ты опаздываешь!"
Я бросила последний взгляд через витрину кофейни. Воронцов что-то эмоционально доказывал телефонному собеседнику, размахивая стаканчиком с кофе. На рукаве его идеального пиджака всё так же темнела дырочка от пепла.
Интересно, снятся ли миллиардерам сны о девушках с разноцветными пальцами?
Глава 2. Столкновение миров
В четыре утра город особенно красив. Пустые улицы, гулкое эхо шагов, редкие фонари, отражающиеся в лужах. И огромная серая стена, которая через пару часов превратится в произведение искусства. По крайней мере, я на это надеялась.
— Али, ты сегодня какая-то странная, — Санёк поправил респиратор и протянул мне баллончик с красной краской. — Влюбилась, что ли?
Я фыркнула, стараясь не выдать, как близок он к правде. Перед глазами всё ещё стоял тот взгляд — серый, глубокий, с искорками усталости и любопытства.
— Просто не выспалась, — отмахнулась я, встряхивая баллончик. — Давай сделаем это быстро, пока патруль не нарисовался.
Стена постепенно оживала под нашими руками. Красные всполохи, синие волны, золотые искры — история о том, как корпоративный мир пожирает человеческие души. Немного наивно, слишком прямолинейно, но от души. Особенно фигура в центре — человек в идеальном костюме, разрывающий цепи условностей... Чёрт, почему он так похож на Воронцова?
— Али! — крик Санька вырвал меня из задумчивости. — Копы!
Вдалеке действительно мелькнули проблесковые маячки. Мы бросились врассыпную, как перепуганные воробьи. Рюкзак бил по спине, в кроссовки затекала вода из луж, сердце колотилось где-то в горле. Свернув в подворотню, я прижалась к стене, пытаясь отдышаться.
Телефон в кармане завибрировал. Незнакомый номер.
— Добрый вечер, Алиса, — этот голос я узнала бы из тысячи. — Или уже утро?
— Как... — во рту пересохло. — Как вы узнали мой номер?
Воронцов усмехнулся:
— У меня свои методы. И своя служба безопасности, которая как раз сейчас наблюдает за очень интересной сценой возле одного из моих объектов.
Твою мать. Это здание принадлежит ему?
— Знаете, что меня удивляет больше всего? — в его голосе слышалась странная смесь раздражения и восхищения. — То, как точно вы передали моё лицо на этом граффити. Особенно глаза.
— Прошу прощения, я...
— Не извиняйтесь, — перебил он. — Лучше поужинайте со мной. Сегодня, в восемь вечера. Обсудим ваше... своеобразное видение корпоративного мира.
Это прозвучало не как приглашение — как приказ. Я почувствовала, как внутри поднимается волна протеста:
— А если я откажусь?
— Тогда придётся общаться с полицией. Вандализм, порча имущества... Сами понимаете.
— Шантаж? Серьёзно? — я прислонилась к холодной стене, чувствуя, как дрожат колени. — Не ожидала от вас.
— А я не ожидал, что девушка, заплатившая за мой кофе, окажется той самой Алисой Волковой, чьи работы взрывают соцсети, — в его голосе появились насмешливые нотки. — "Бунтарка с баллончиком", так вас называют?
Чёрт. Он знает даже это.
— Ресторан "Четыре сезона", восемь вечера, — продолжил он уже мягче. — Обещаю не вызывать полицию. И не заставлять вас есть улиток.
— С чего вы взяли, что я не люблю улиток?
— По вашим рисункам видно — вы любите простую еду. Пиццу, бургеры... Кстати, у них отличные стейки.
Я не выдержала и рассмеялась:
— Вы что, изучали мои привычки?
— Возможно, — в его голосе промелькнуло что-то похожее на смущение. — Так что насчёт ужина?
— Ладно, — сдалась я. — Но у меня нет вечернего платья.
— Приходите в чём удобно, — он помолчал секунду. — И да, краска у вас на щеке. Левой.
Связь прервалась. Я медленно сползла по стене, чувствуя, как колотится сердце. В голове крутилась дурацкая мысль: "Интересно, а в "Четырёх сезонах" принимают оплату наличными?"
Глава 3. Улитки и свобода
"Четыре сезона" встретили меня презрительным взглядом швейцара. Ещё бы — потёртые джинсы, любимая кожаная куртка с нашивками, растрёпанные волосы цвета воронова крыла. Я специально не стала краситься и укладываться — пусть видит меня настоящую. Хотя пятна краски всё-таки отмыла.
— Простите, вы к кому? — швейцар преградил мне дорогу.
— Она со мной, Николай, — знакомый голос с хрипотцой.
Воронцов появился словно из ниоткуда. Строгий чёрный костюм сменился на более casual образ — тёмные джинсы, белая рубашка с закатанными рукавами. На левом запястье всё те же Patek Philippe, на правом — кожаный браслет. Неожиданно.
— Вы всё-таки пришли, — в его глазах плясали черти. — Признаться, я сомневался.
— Я тоже, — хмыкнула я. — Особенно когда гуглила цены в вашем любимом ресторане.
Он рассмеялся — неожиданно искренне:
— Не беспокойтесь об этом. Сегодня я угощаю.
— Реванш за кофе?
— Можно и так сказать.
Внутри ресторан оказался похож на декорации к фильму о красивой жизни. Хрустальные люстры, живые цветы, скрипач в углу, играющий что-то классическое. Официанты скользили между столиками как тени.
— Мсье Воронцов, ваш столик готов, — метрдотель поклонился так низко, что я испугалась, как бы он не клюнул носом пол.
Нас провели к столику у окна. Вид на ночной город завораживал — огни небоскрёбов, световая река машин внизу, тёмное небо, в котором тонули верхние этажи высоток.
— Нравится? — Максим (когда я успела начать называть его по имени?) придвинул мне стул.
— Красиво, — признала я. — Но немного... искусственно? Как будто в аквариуме сидишь.
Он удивлённо приподнял бровь:
— Почему в аквариуме?
— Потому что настоящая жизнь — она там, — я махнула рукой в сторону окна. — В подворотнях, в маленьких кофейнях, в старых двориках. Там, где люди живут, а не изображают жизнь.
К столику подплыл официант с меню размером с хороший альбом для рисования.
— Вина? — предложил Максим.
— Лучше пиво, — я улыбнулась, заметив, как дёрнулся официант. — Самое простое, какое есть.
— У нас крафтовая пивоварня в Бельгии... — начал официант, но я перебила:
— "Жигулёвское" есть?
Максим поперхнулся водой:
— Вы шутите?
— Конечно, — я подмигнула официанту. — Несите своё крафтовое. И стейк. Прожарка medium well.
— Medium rare вкуснее, — заметил Максим.
— Я знаю. Но я люблю по-своему.
Он неприлично уставился на меня, словно пытался разгадать сложную головоломку.
— Почему? — спросил вдруг.
— Что именно "почему"? Заказываю пиво в пафосном ресторане?
— Нет. Рисуете на стенах. Провоцируете. Идёте против системы.
Я задумалась, отпивая принесённое пиво. Действительно вкусное, зараза.
— Знаете, что самое страшное в современном мире? Серость. Когда всё становится одинаковым — дома, люди, мысли. Когда креативность загоняют в офисы, а искусство продают как акции на бирже. Я просто... просто пытаюсь добавить красок.
— Даже если это незаконно?
— А что законно? — я подалась вперёд. — Выкупать конкурентов? Разорять маленькие компании? Строить одинаковые стеклянные коробки вместо исторических зданий?
Его глаза потемнели:
— Вы ничего не понимаете в бизнесе.
— А вы — в искусстве.
— Неправда, — он улыбнулся краем губ. — Я коллекционирую современную живопись. У меня есть работы...
— Купленные потому, что модно или потому, что в них вложили душу?
Принесли стейки. Его — почти сырой, мой — почти прожаренный. Как символично.
— Вы всегда такая... колючая? — спросил он, разрезая мясо.
— Только когда чувствую фальшь.
— А сейчас чувствуете?
Я посмотрела ему в глаза. В них плескалось что-то... настоящее.
— Нет, — призналась тихо. — Сейчас — нет.
За окном начался дождь. Капли барабанили по стеклу, размывая огни города. Скрипач заиграл что-то лиричное.
— Расскажите о своём последнем проекте, — попросил вдруг Максим. — Том, что на стене моего здания.
— Зачем? Вы же всё равно закрасите.
— Не факт.
Я едва не выронила вилку:
— Серьёзно?
— Серьёзно, — он наклонился ближе. — Знаете, в ваших работах есть что-то... цепляющее. Даже в той, где я в костюме рву цепи.
— Особенно в той, — я не удержалась от улыбки. — Вы правда похожи на человека в золотой клетке.
— А вы — на птицу, которая не хочет в неё попадать?
Наши взгляды встретились. Что-то электрическое проскочило между нами.
— Ещё пива? — спросил он хрипло.
— Лучше прогуляемся, — я поднялась. — Покажу вам настоящий город.
— В дождь?
— Именно в дождь он особенно красив.
Он колебался секунду, потом решительно встал:
— Ведите, художница.
Глава 4. Дождь и граффити
Дождь превратил город в размытую акварель. Мы бежали по пустым улицам, перепрыгивая через лужи. Его идеальные туфли блестели от воды, мои кеды промокли насквозь. Но почему-то было наплевать.
— Куда мы? — крикнул Максим, когда я потянула его в очередную подворотню.
— В сказку! — я рассмеялась, сворачивая за угол. — Или в преисподнюю. Как посмотреть.
Старый двор-колодец встретил нас гулким эхом шагов и россыпью разноцветных граффити на стенах. Здесь были все мои друзья: русалка Маринки, парящий в невесомости космонавт Лёхи, огненные птицы Санька. И моя последняя работа — огромное дерево, корни которого превращались в провода и микросхемы.
— Здесь... красиво, — в голосе Максима звучало искреннее удивление. — Но почему именно эти стены? Почему не выставки, галереи?
— Потому что искусство должно быть доступным, — я провела рукой по шершавой стене. — Знаете, сколько стоит место в приличной галерее? А здесь... здесь наши работы видят все. Дети по дороге в школу, бабушки с авоськами, спешащие на работу клерки. Может, для кого-то это единственная радость за день.
Он молчал, разглядывая рисунки. Дождевая вода стекала по его лицу, рубашка промокла насквозь. Но он, кажется, даже не замечал этого.
— Покажите, как это делается, — вдруг попросил он.
— Что?
— Граффити. У вас же наверняка есть с собой баллончики.
Я расхохоталась:
— Максим Воронцов, владелец телеком-империи, хочет научиться рисовать на стенах?
— А почему нет? — в его глазах плясали черти. — Только не здесь. У меня есть идея получше.
Через полчаса мы стояли возле его собственного офиса. Той самой стены, где утром я оставила рисунок с рвущим цепи человеком.
— Вы серьёзно? — я не верила своим глазам.
— Более чем, — он ослабил галстук. — Научите меня добавлять красок в серый мир.
Руки дрожали, когда я доставала из рюкзака баллончики. Чёрт возьми, я собираюсь учить миллиардера рисовать на стене его собственного здания!
— Сначала встряхните баллончик, — мой голос звучал хрипло. — Потом... просто позвольте краске течь. Не думайте о правилах.
Он неловко взял баллончик, примерился. Первая линия вышла кривой и неуверенной.
— Расслабьте руку, — я встала сзади, накрыла его пальцы своими. — Вот так...
От него пахло дождём, дорогим парфюмом и почему-то свободой. Его рука была тёплой под моими пальцами, а сердце билось так громко, что я слышала его даже сквозь шум дождя.
— А теперь что? — его голос звучал странно.
— А теперь — творите.
Мы рисовали вместе — смешно, нелепо, восхитительно. Его строгий костюм покрылся пятнами краски, мои волосы слиплись от дождя. А на стене расцветала странная, но удивительно живая картина — птица, вырывающаяся из клетки небоскрёба.
— Знаете, — сказал он, глядя на наше творение, — я не чувствовал себя таким... свободным со школы.
— А я никогда не думала, что буду учить миллиардера рисовать на стенах.
Он повернулся ко мне. В свете фонарей его глаза казались почти чёрными.
— Вы удивительная, — выдохнул он.
— Не начинайте, — я отступила на шаг. — Я не из тех девушек, которых можно...
Договорить я не успела. Его губы накрыли мои — требовательно, жадно, отчаянно. От неожиданности я выронила баллончик. Краска растеклась лужицей у наших ног, смешиваясь с дождевой водой.
— Чёрт, — он отстранился. — Простите, я не должен был...
— Заткнись, — прошептала я и сама потянулась за поцелуем.
Где-то вдалеке завыла сирена полицейской машины. Мы отпрыгнули друг от друга как ошпаренные.
— Бежим! — я схватила его за руку.
— Куда? Это же моё здание!
— Поверьте, лучше не объяснять охране, почему босс рисует на стенах!
Мы бежали по пустым улицам, задыхаясь от смеха и поцелуев. Его пиджак остался где-то по дороге, мой рюкзак потерял половину баллончиков. Но нам было плевать.
— Ты сумасшедшая, — выдохнул он, когда мы наконец остановились в каком-то переулке.
— А ты — чопорный сноб, — парировала я. — Который только что нарисовал на своём небоскрёбе птицу.
— Значит, мы друг друга стоим?
Вместо ответа я снова поцеловала его. На вкус его губы были как дождь и свобода.
Глава 5. Трещины в картине
Утро начиналось не с кофе. Утро начиналось с заголовков в деловых СМИ: "Максим Воронцов замечен с неизвестной девушкой", "Кто она — новая пассия телеком-магната?", "Скандал в высшем обществе: наследник империи Воронцовых и девушка из низов".
— Какая гадость, — пробормотала я, листая ленту новостей. Санёк прислал уже десяток ссылок с комментарием "Ты что творишь, дурёха?"
Телефон завибрировал. Максим.
— Прости за это, — его голос звучал устало. — Я разберусь с прессой.
— Да ладно, — я попыталась рассмеяться. — Хоть посмотрю, как выгляжу на фотках в деловых журналах. Кстати, милый кадр, где я пытаюсь затащить тебя в подворотню.
— Это не смешно, Алиса, — в его голосе появились стальные нотки. — У меня через час совет директоров, и мне придётся объясняться.
— Объясняться? — я почувствовала, как внутри всё сжалось. — За что? За то, что ты целовался с девчонкой из "низов"?
— Не передёргивай. Просто... есть определённые стандарты. Протокол. Ты же понимаешь?
— Нет, не понимаю, — отрезала я. — И не хочу понимать. Знаешь что? Иди на свой совет директоров. А я пойду рисовать на стенах. Такая уж я — нестандартная.
Я сбросила звонок и швырнула телефон на кровать. Руки тряслись.
В дверь постучали. На пороге стоял Санёк — встрёпанный, с пакетом из Макдональдса.
— Биг Мак лечит разбитое сердце, — заявил он, проходя в квартиру. — Особенно когда его разбил миллиардер.
— Сердце в порядке, — буркнула я, но гамбургер взяла.
— Да? А почему тогда у тебя краска на щеках размазана? И не говори, что это акрил.
Я шмыгнула носом:
— Знаешь, что самое обидное? Он был... настоящим. Вчера. Под дождём. Когда рисовал со мной эту чёртову птицу.
— Которую, кстати, уже закрасили, — Санёк открыл свой бургер. — Я проезжал мимо.
Что-то оборвалось внутри. Конечно, закрасили. Как можно оставить такой позор на стене приличного здания?
Телефон снова завибрировал. Сообщение от Максима: "Давай встретимся вечером. Поговорим спокойно."
— Не отвечай, — посоветовал Санёк, заглядывая через плечо. — Пусть помучается.
Но я уже печатала: "Где?"
"У меня дома."
Санёк присвистнул:
— Ого! Приглашение в берлогу зверя!
— Заткнись, — я швырнула в него скомканной салфеткой. — Это просто разговор.
— Ага, — он поймал салфетку. — Только не забудь надеть что-нибудь соответствующее его статусу. А то опять журналисты...
Я замерла. Точно. Нужно соответствовать.
Вечером я стояла перед зеркалом, разглядывая своё отражение. Чёрное коктейльное платье, туфли на шпильках, убранные в пучок волосы. Помада цвета красного вина, идеальные стрелки. Чужой, незнакомый человек.
Его пентхаус оказался именно таким, как я представляла — минимализм, стекло, хром, идеальный порядок. Ни одной лишней вещи, ни одного яркого пятна.
— Ты... изменилась, — Максим удивлённо разглядывал меня.
— Решила соответствовать стандартам, — я прошла мимо него, стараясь не споткнуться на каблуках. — Налей что-нибудь выпить. Желательно что-нибудь дорогое и престижное.
Он поморщился:
— Перестань.
— Что? Разве не этого ты хотел? — я взяла бокал с вином, который он протянул. — Приличную девушку, которая не опозорит тебя перед советом директоров?
— Я хочу тебя, — он шагнул ближе. — Настоящую тебя.
— Правда? — я сделала большой глоток. Вино обожгло горло. — А как же протокол? Стандарты? "Определённый уровень"?
— К чёрту протокол, — он попытался взять меня за руку, но я отстранилась.
— Нет, милый. Или мы играем по правилам высшего общества, или не играем вообще. Третьего не дано.
За окном мигали огни ночного города. Где-то там, в переулках и подворотнях, расцветали новые граффити. Где-то там была настоящая я — с разноцветными пальцами и свободой в крови.
— Я могу помочь тебе открыть галерею, — вдруг сказал он. — Легальное искусство, приличная публика...
Бокал выскользнул из моих рук. Красное вино растеклось по белоснежному ковру — как кровь из разбитого сердца.
— Вот значит как, — я медленно сняла туфли. Ноги гудели от непривычных каблуков. — Ты хочешь меня приручить? Сделать "приличной"?
— Я хочу помочь тебе реализовать твой талант!
— Нет, — я покачала головой. — Ты хочешь изменить меня. Сделать удобной. Причесать, приодеть, научить правильно держать вилку...
— А что в этом плохого?
— Всё! — я сорвалась на крик. — Всё плохо! Потому что это буду уже не я!
Глава 6. Цена выбора
Из пентхауса я убежала босиком. Туфли остались там, рядом с лужей красного вина на белом ковре. Символично, чёрт возьми.
Ночной город встретил меня прохладным ветром и шумом машин. Я шла по асфальту, чувствуя его шершавость босыми ступнями, и впервые за долгое время хотелось плакать.
— Алиса! — его голос догнал меня у светофора. — Подожди!
— Зачем? — я не обернулась. — Чтобы ты снова объяснил мне, как правильно жить?
Максим схватил меня за плечи, развернул к себе. В его глазах плескалось что-то похожее на отчаяние:
— Я просто хочу быть с тобой. Неужели это так сложно понять?
— Нет, — я стряхнула его руки. — Ты хочешь быть с той версией меня, которую сам придумал. Причёсанной, приглаженной, удобной для твоего мира.
Мимо проезжали машины, люди оборачивались — ещё бы, колоритная картина: босая девчонка в вечернем платье и мужчина в дорогом костюме ругаются посреди улицы.
— А ты? — в его голосе появились жёсткие нотки. — Ты не пытаешься переделать меня? Затащить в свой мир подворотен и незаконного искусства?
— Я не прошу тебя рисовать на стенах! Я прошу... — голос сорвался. — Я прошу просто принять меня такой, какая я есть.
— С красками под ногтями и проблемами с законом?
— Да! Именно такой! — я почти кричала. — Или ты забыл, как сам рисовал со мной под дождём? Как смеялся, как целовал меня, не боясь испачкаться в краске?
Он молчал. По его лицу пробегали отблески фонарей и неоновых вывесок.
— Знаешь, что самое смешное? — я горько усмехнулась. — Ты ведь даже не понимаешь, что делаешь со мной. Эта галерея... это же клетка. Красивая, золотая, но клетка.
— Это возможность! — он сделал шаг ко мне. — Возможность показать твой талант миру, заниматься любимым делом легально...
— По чьим правилам? — я отступила. — Твоим? Твоего общества? "Нарисуйте что-нибудь поприличнее, госпожа художница. И оденьтесь соответственно. И не позорьте нашу галерею своими радикальными взглядами."
В этот момент из-за угла вывернула компания подвыпивших парней. Один из них присвистнул:
— Эй, красотка! Поссорилась с папиком?
Максим дёрнулся было к ним, но я удержала его:
— Не надо. Просто... давай закончим этот разговор.
— В машине, — он кивнул на припаркованный неподалёку Мерседес. — Я отвезу тебя домой.
— Нет, — я покачала головой. — Я сама.
— Босиком?
— Как-нибудь справлюсь, — я обхватила себя руками. Ночной воздух становился всё холоднее. — Знаешь, я ведь правда в тебя влюбилась. В того парня, который растерянно стоял в кофейне без наличных. В того, кто рисовал со мной под дождём. А не в этого... — я махнула рукой, — успешного бизнесмена, который хочет сделать из меня домашнего питомца.
— Я тоже влюбился, — тихо сказал он. — В сумасшедшую девчонку с разноцветными пальцами, которая показала мне другую жизнь. Но я не могу... не могу просто всё бросить и убежать в твой мир.
— А я не могу предать свой.
Мы стояли и смотрели друг на друга. Между нами было от силы полметра, но казалось — целая пропасть.
— И что теперь? — спросил он.
— Теперь каждый возвращается в свой мир, — я через силу улыбнулась. — Ты — к своим советам директоров и протоколам. Я — к своим подворотням и свободе.
— А как же... мы?
— А нас, наверное, никогда и не было. Были два человека, которые на минуту забыли, кто они есть.
Я повернулась и пошла прочь. Босые ноги скользили по мокрому асфальту, по глазам било неоновыми огнями вывесок. Где-то там, в темноте, ждал мой город — настоящий, живой, свободный.
— Алиса! — его голос догнал меня в последний раз. — Хотя бы возьми туфли!
— Оставь себе, — крикнула я, не оборачиваясь. — На память о девчонке, которую ты пытался приручить.
Домой я добралась на рассвете — замёрзшая, с ободранными ногами, но странно спокойная. В рюкзаке ждали баллончики с краской, а в голове уже складывался новый рисунок — птица в золотой клетке, разбивающая её изнутри.
Глава 7. Пустые холсты
Говорят, время лечит. Врут. Время только учит носить маску "всё нормально" более убедительно.
Прошёл месяц. Я рисовала как одержимая — каждую ночь, на каждой свободной стене. Птицы, рвущиеся из клеток. Люди в костюмах с пустотой вместо лиц. Разбитые сердца, прорастающие цветами через асфальт. В каждом рисунке был он, даже если я не хотела этого признавать.
— Подруга, ты себя угробишь, — Санёк протянул мне банку энергетика. Мы сидели на крыше, глядя на рассвет. — Четвёртая ночь без сна.
— Зато какие работы! — я сделала глоток. Газировка обожгла горло. — Видел, сколько просмотров у последней?
— Видел, — он закурил. — И комментарии тоже видел. "Похоже, у кого-то разбитое сердце". "Интересно, это про того самого миллиардера?"
Я поморщилась:
— Заткнись.
— А он, кстати, тебя ищет.
Замерла в ужасе:
— Что?
— Приходил в "Свободное пространство". Ну, нашу галерею. Весь такой с иголочки, девочки чуть в обморок не попадали. Спрашивал о тебе.
Я вспомнила "Свободное пространство" — маленькую андеграундную галерею в подвале старого дома, где мы с ребятами иногда выставлялись. Максим там? В этом рассаднике неформального искусства?
— И что ты ему сказал?
— Правду. Что ты не хочешь его видеть, — Санёк выпустил струю дыма. — Хотя, по-моему, врать не пришлось — ты правда не хочешь?
Я промолчала. Хочу ли? Каждую чёртову минуту каждого чёртова дня. Но...
— Знаешь, что самое паршивое? — я отобрала у него сигарету, затянулась. — Я скучаю не по нему-нынешнему. А по тому парню под дождём, с краской на рукаве пиджака за десять штук.
— Может, они один и тот же человек?
— Нет, — я покачала головой. — Тот исчез, когда началось всё это дерьмо с прессой и репутацией.
Телефон в кармане завибрировал. Неизвестный номер.
— Алиса, — его голос. Такой родной, что больно дышать. — Не бросай трубку. Пожалуйста.
— Чего ты хочешь? — получилось хрипло.
— Увидеть тебя. Поговорить.
— Мы всё уже обсудили.
— Нет, — в его голосе появились стальные нотки. — Мы не обсудили твою новую работу напротив моего офиса.
Чёрт. Ту самую, с птицей в клетке.
— А что с ней не так? — я старалась, чтобы голос звучал равнодушно. — По-моему, отличная метафора современного общества.
— Это я, — тихо сказал он. — В клетке. А ты — снаружи.
Я прикрыла глаза. Конечно, он понял. Он всегда понимал мои работы лучше других.
— И что с того?
— Я скучаю, — просто сказал он. — Чертовски скучаю по той сумасшедшей ночи, по дождю, по краске на руках. По тебе настоящей, а не той кукле в вечернем платье.
— А я скучаю по тебе настоящему, — вырвалось у меня. — А не по тому бизнесмену, который хотел меня "исправить".
Повисла тишина. Только ветер свистел в трубке да Санёк рядом делал вид, что его здесь нет.
— Знаешь, что я сделал? — вдруг спросил Максим. — Оставил твою птицу. Не стал закрашивать.
— Что?
— Более того... я повесил в своём кабинете фотографию той нашей первой работы. Той, что мы рисовали вместе.
Сердце забилось где-то в горле:
— Зачем?
— Чтобы помнить, каково это — быть живым. Быть настоящим. Быть... свободным.
Я молчала. А что тут скажешь?
— Приходи завтра к офису, — сказал он. — В то же время, что тогда. Я буду ждать.
— С баллончиками? — не удержалась я.
— С баллончиками, — в его голосе мелькнула улыбка. — К чёрту репутацию. К чёрту всё. Я просто хочу рисовать с тобой под дождём.
Связь прервалась. Я сидела, глядя на телефон, пока Санёк не пихнул меня локтем:
— Ну?
— Что "ну"?
— Пойдёшь?
Я посмотрела на город внизу. Где-то там, среди стеклянных высоток, была стена с моей птицей в клетке. И человек, который не стал её закрашивать.
— Не знаю, — честно ответила я. — Правда не знаю.
Глава 8. Рисунок под дождём
Разумеется, я пришла. В четыре утра, с рюкзаком, полным краски, в своих любимых драных джинсах и толстовке с пятнами акрила. Настоящая я.
Он ждал у той самой стены, где осталась моя птица в клетке. В джинсах и простой чёрной футболке — никогда не видела его таким... обычным. И таким красивым.
— Я думал, ты не придёшь, — тихо сказал он.
— Я тоже так думала.
Мы стояли и смотрели друг на друга, как два идиота. Между нами было три метра пустого пространства и целая пропасть несказанных слов.
— Я был неправ, — вдруг выпалил он. — Насчёт всего. Насчёт галереи, стандартов, протокола... Я пытался затащить тебя в свой мир, не понимая, что именно твоя свобода делает тебя... тобой.
— А я не понимала, что твой мир — такая же часть тебя, как мой — часть меня, — я сделала шаг вперёд. — Нельзя просить человека отказаться от себя.
— Можно просто... принять его целиком?
— Со всеми потрохами, — я слабо улыбнулась. — С советами директоров и граффити на стенах.
Он протянул руку:
— Иди сюда.
Я подошла. От него пахло дождём — хотя дождя ещё не было — и чем-то родным, забытым. Домом, наверное.
— Знаешь, что я понял за этот месяц? — он осторожно убрал прядь волос с моего лица. — Что все эти понты, репутация, светские условности... они как твоя птица в клетке. Душат изнутри.
— А ещё?
— А ещё... — он улыбнулся. — Что я чертовски соскучился по вкусу краски на губах.
Поцелуй вышел соленым — то ли от слёз, то ли от начавшегося дождя. Тёплые капли падали на лица, размывали границы между нами, между нашими мирами.
— У меня есть предложение, — прошептал он мне в губы.
— Опять галерея? — я напряглась.
— Нет. Точнее, да, но не так, как ты думаешь, — он достал из кармана телефон, показал какие-то фотографии. — Помнишь тот старый завод на набережной? Который должны были сносить?
— Ну?
— Я его купил.
Я отстранилась:
— Зачем?
— Чтобы превратить в арт-пространство. Не галерею — место свободы. Где можно рисовать на стенах, устраивать выставки, проводить фестивали. Без дресс-кода, без правил, без...
— Без протокола? — я прищурилась. — А как же твоя репутация?
— А знаешь, что случилось с моей репутацией после того, как я не закрасил твою птицу? — он рассмеялся. — Акции подскочили на пятнадцать процентов. Оказывается, людям нравятся живые эмоции. Даже в большом бизнесе.
Я смотрела на него и не узнавала. Нет, узнавала — того самого парня из-под дождя, с краской на рукаве дорогого пиджака. Только теперь он не прятался за маской успешного бизнесмена. Он был... целым.
— И чего ты хочешь от меня?
— Стань арт-директором. Твоя свобода, мои возможности. Сделаем что-то настоящее.
— А если я откажусь?
— Тогда просто будь со мной. Такой, какая есть — с красками под ногтями и сумасшедшими идеями, — он сжал мои ладони. — А я буду с тобой — со всеми моими заморочками и привычкой проверять почту по утрам.
Дождь усиливался. Футболка промокла насквозь, волосы липли к лицу. Но нам было плевать.
— Знаешь, что? — я достала из рюкзака баллончик с краской. — Давай сначала нарисуем что-нибудь. Прямо здесь, прямо сейчас.
— На стене моего офиса? — он приподнял бровь.
— На стене нашего офиса, — я протянула ему второй баллончик. — Если ты готов разделить со мной не только успех, но и проблемы с законом.
Он рассмеялся — громко, свободно, как тогда, в первую ночь:
— По-моему, это самое романтичное предложение, которое я когда-либо слышал.
Мы рисовали до рассвета. Птица вырывалась из клетки, превращалась в человека, человек расправлял крылья. И это была уже не просто метафора — это была наша история. История о двух мирах, которые могут существовать вместе, не поглощая друг друга.
А потом мы целовались под дождём, перепачканные краской, счастливые, настоящие. И я думала: иногда нужно не менять друг друга, а просто... разрешить друг другу быть собой.
Глава 9. Крылья свободы
Год спустя.
Старый завод на набережной превратился в место силы городского андеграунда. Высокие потолки, кирпичные стены, расписанные лучшими художниками города, огромные окна, в которые льётся закатное солнце. И повсюду — искусство. Настоящее, живое, свободное.
— Госпожа арт-директор! — Санёк влетел в мой кабинет, размахивая планшетом. — Ты видела статью в "Forbes"?
Конечно, я видела. "Революция в мире искусства: как бывшая граффити-художница и телеком-магнат изменили культурный ландшафт города". Три разворота, море фотографий, интервью.
— "Их история началась со случайной встречи в кофейне..." — процитировал Санёк с пафосом.
— Заткнись, — я швырнула в него карандашом. — Лучше скажи, как там наша новая выставка?
— Очередь на два квартала, — он плюхнулся в кресло. — Народ прётся от концепции "Улицы в галерее". Кто бы мог подумать, что стрит-арт можно продавать за такие бабки?
— Главное — не продаваться самим, — раздался знакомый голос.
Максим стоял в дверях — в идеальном костюме и с пятном краски на манжете. Как обычно.
— Ну, я пойду, — Санёк подмигнул мне. — Не буду мешать воркованию голубков.
— Как прошёл совет директоров? — я подошла к Максиму, поправила его галстук.
— Скучно, — он поморщился. — Пока они обсуждали квартальные отчёты, я рисовал в блокноте эскиз новой работы. Кстати...
Он достал из папки лист бумаги. Я рассмеялась — на черновике финансового отчёта был набросок: две птицы, взлетающие над городом.
— Ты безнадёжен, — я чмокнула его в нос. — Что скажут твои акционеры?
— Что акции растут третий квартал подряд, — он притянул меня ближе. — А значит, чокнутый CEO, рисующий на стенах по ночам, их более чем устраивает.
За окном догорал закат. С набережной доносилась музыка — там проходил фестиваль уличного искусства. Тот самый мир, который мы создали вместе.
— Знаешь, что я понял за этот год? — Максим смотрел на город внизу. — Что свобода — это не когда делаешь что хочешь. А когда не боишься быть собой.
— И когда рядом тот, кто принимает тебя любым, — я взяла его за руку.
— Даже с пятнами краски на пятитысячном пиджаке?
— Особенно с ними.
На стене напротив моего стола висела та самая фотография — наш первый совместный рисунок. Птица, вырывающаяся из клетки офисного здания. Символ свободы и любви, которая оказалась сильнее условностей.
— Кстати, — Максим полез в карман, — у меня для тебя кое-что есть.
Он протянул мне маленькую коробочку. Внутри лежало кольцо — необычное, с узором в виде птичьих крыльев.
— Это не предложение руки и сердца, — быстро сказал он. — Точнее, не совсем оно. Это предложение... быть свободными вместе. Без протокола, без правил, без...
Я заткнула его поцелуем. Он на вкус был как кофе, свобода и счастье.
— Да, — прошептала я. — Тысячу раз да.
За окном в небо взлетали воздушные шары — часть инсталляции с фестиваля. Где-то внизу творилось искусство, где-то наверху вершился большой бизнес. А мы стояли посередине — между небом и землёй, между двумя мирами, которые научились существовать вместе.
И знаете что? В этом и есть настоящая свобода — когда не нужно выбирать между "быть собой" и "быть вместе". Когда можно просто... быть. И любить. И рисовать свою жизнь такими красками, какими хочется.
Даже если эти краски оставляют пятна на дорогих пиджаках.
Поделитесь рассказом об Алисе и Максиме с друзьями, пусть их день станет ярче, как граффити на небоскребе! Если вам понравилась история, не стесняйтесь лайкать, а также подписываться, у меня в “Уголках души” уютно!
Мои популярные рассказы: