Запах запечённой рыбы наполнял кухню, смешиваясь с ароматом укропа и свежесваренного картофеля. Ольга Николаевна в сотый раз поправила салфетки, стоявшие возле каждой тарелки. Всё должно быть идеально. Сегодня она наконец-то получит ответ, который ждала уже пять лет.
Анна и Пётр опаздывали. Как всегда. Ольга Николаевна поджала губы, глядя на настенные часы – подарок покойного мужа. Стрелки неумолимо отсчитывали минуты, и каждый их шаг только усиливал её раздражение.
Звонок в дверь раздался, когда она в третий раз переставляла вазу с пионами. На пороге стояла Анна – её единственная дочь, в летнем платье с мелким цветочным узором. За ней маячила высокая фигура Петра.
– Мам, прости за опоздание. На Садовой опять пробки, – Анна чмокнула мать в щёку и поспешила на кухню. – М-м-м, как вкусно пахнет!
Ольга Николаевна едва заметно кивнула зятю. Пять лет. Пять лет она ждала, когда в их семье появятся дети. Все подруги уже давно нянчили внуков, а она всё ещё оставалась просто "мамой Ани". Даже Вера Павловна, у которой дочь вышла замуж всего три года назад, уже показывала фотографии маленькой Машеньки.
– Ну что, рассаживаемся? – Ольга Николаевна указала на места за столом. – Анечка, ты же помнишь, как любит папа... любил... сидеть во главе стола?
Анна замерла с вилкой в руке. Пётр, словно почувствовав напряжение, уткнулся в тарелку.
– Рыба просто замечательная, мама, – попыталась сменить тему Анна.
– Да-да, очень вкусно, – поддержал Пётр, не поднимая глаз.
Ольга Николаевна отложила приборы.
– Аня, когда вы наконец-то подарите мне внуков? – вопрос прозвучал как выстрел в тишине кухни.
Звон вилки о тарелку. Анна побледнела.
– Мам, мы же говорили...
– Что говорили? Пять лет говорили! – Ольга Николаевна повысила голос. – Все соседки уже внуков нянчат, а я что? Жду, пока твой муж созреет?
– Ольга Николаевна, – начал было Пётр, но она перебила его взмахом руки.
– Молчи! Сколько можно молчать? – она перевела взгляд на дочь. – Внуков хочу, а не оправдания! Зятя менять пора, раз этот не способен семью создать нормальную!
В кухне повисла мёртвая тишина. Только тиканье настенных часов отсчитывало секунды этого невыносимого момента.
Анна медленно поднялась из-за стола. Её руки дрожали.
– Мам, ты переходишь границы, – голос звучал тихо, но твёрдо. – Пётр, пойдём домой.
– Куда? – Ольга Николаевна тоже встала. – Опять убегать будешь? Как в детстве – чуть что, сразу в свою комнату запиралась!
Пётр поднялся следом за женой, его лицо побелело, а желваки ходили под кожей.
– Спасибо за ужин, – процедил он сквозь зубы.
Входная дверь хлопнула так, что звякнула люстра. Ольга Николаевна опустилась на стул, глядя на недоеденный ужин. На столе остывала рыба, в воздухе всё ещё витал аромат укропа, но праздничная атмосфера семейного вечера рассеялась без следа.
Анна влетела в свою старую комнату, как в детстве – спасаясь от материнского гнева. Только теперь она была не девочкой-подростком, а взрослой женщиной. За спиной послышались тяжёлые шаги матери.
– Пётр, подожди меня внизу, – бросила она через плечо.
Ольга Николаевна захлопнула дверь и скрестила руки на груди:
– Что, опять сбегаешь? А он – твой защитник – внизу подождёт?
Анна обернулась. В свете маленькой настольной лампы её лицо казалось осунувшимся, будто постаревшим на десять лет.
– Зачем, мам? Зачем ты устроила этот цирк? – её голос дрожал. – Мы же договаривались – никаких разговоров о детях за ужином!
– Договаривались! – Ольга Николаевна всплеснула руками. – Пять лет договариваемся! А толку? Вон, Светкина дочка уже второго родила, а ты всё "не готова"!
– При чём здесь Светкина дочка? – Анна сжала кулаки. – Это моя жизнь! Моя семья!
– Семья? – Ольга Николаевна горько усмехнулась. – Какая же это семья без детей? Так, временное пристанище. Он же не мужик, твой Петя! Настоящий мужчина давно бы...
– Замолчи! – Анна почти крикнула. – Ты ничего не знаешь о нём! О нас!
Она опустилась на кровать, закрыв лицо руками. Плечи задрожали.
– Знаешь, как больно слышать твои слова? Ты думаешь, я не хочу детей? Думаешь, мне легко?
Ольга Николаевна на мгновение растерялась, видя слёзы дочери.
– Анечка...
– Нет, мам, послушай теперь ты, – Анна подняла заплаканное лицо. – Я люблю Петра. Понимаешь? Люблю! И я знаю – он будет прекрасным отцом. Просто... просто ему нужно время.
– Время? – Ольга Николаевна присела рядом. – А мне сколько ещё ждать? Я же не вечная, Аня. Хочу успеть внуков понянчить, пока силы есть.
– А я хочу, чтобы мой муж не чувствовал себя ущербным на каждом семейном ужине! – Анна резко встала. – Думаешь, ему легко слышать твои намёки? Твои постоянные сравнения с другими?
В комнате повисла тяжёлая тишина. Где-то внизу скрипнула половица – видимо, Пётр нервно ходил по коридору.
– Я устала, мам, – тихо произнесла Анна. – Устала разрываться между вами. Может... может нам стоит пока не приходить на эти ужины.
Ольга Николаевна побледнела:
– Что же ты такое говоришь? Родную мать видеть не хочешь?
– Хочу! Но не такой ценой, – Анна направилась к двери. – Подумай об этом, мам. И... прости, но нам пора.
Дверь тихо закрылась. Ольга Николаевна осталась сидеть на кровати дочери, глядя на старые фотографии на стене. С одной из них улыбалась маленькая Аня в белом платье с бантами. Такая счастливая. Такая беззаботная.
Когда же всё стало так сложно?
Тусклый свет телевизора отбрасывал синеватые тени на стены. Пётр сидел на диване, бессмысленно переключая каналы. Анна стояла у окна, глядя на ночной город.
– Может хватит? – она резко обернулась. – Сколько можно прятаться за этим пультом?
Пётр молча нажал кнопку выключения. Комната погрузилась в полумрак.
– Что ты хочешь услышать? – его голос звучал устало.
– Правду, Петя. Просто правду, – Анна подошла ближе. – Почему ты не хочешь детей? Только не надо опять про "не время" и "надо встать на ноги".
Пётр сжал пульт так, что костяшки пальцев побелели.
– А твоя мать права, знаешь, – произнёс он глухо. – Может, действительно стоит найти кого-то... нормального.
– Прекрати! – Анна опустилась перед ним на колени, заглядывая в глаза. – Ты нормальный. Слышишь? Но я должна знать, что происходит. Я имею право знать!
В темноте было видно, как дрогнуло его лицо.
– Помнишь, я рассказывал про отца? – наконец произнёс он.
– Который бросил вас, когда ты был маленьким?
– Не бросил, – Пётр горько усмехнулся. – Остался. И это было... страшнее.
Он замолчал, собираясь с мыслями. Анна ждала, боясь спугнуть момент откровенности.
– Каждый вечер я молился, чтобы он не вернулся пьяным. Каждое утро считал синяки на матери. Знаешь, что самое ужасное? – он посмотрел на жену. – Я помню, как любил его. До пяти лет он был лучшим папой на свете. А потом... потом всё сломалось.
Анна сжала его руку:
– Петя...
– Я боюсь, Ань. Боюсь, что во мне живёт его кровь. Что однажды я тоже... сломаюсь. – Его голос задрожал. – Каждый раз, когда ты говоришь о детях, я вижу его лицо в зеркале. Каждый чёртов раз!
– Ты не он, – Анна обняла мужа. – Слышишь? Ты – это ты.
– А если нет? – он отстранился. – Если гены возьмут своё? Я не могу... не имею права рисковать.
– Значит, мы так и будем жить в тени твоего страха? – В голосе Анны послышались слёзы. – Отказываться от счастья из-за того, что может никогда не случиться?
Пётр встал, подошёл к окну. Его силуэт чётко вырисовывался на фоне уличных фонарей.
– Знаешь, что я помню ярче всего? – произнёс он тихо. – Как мама плакала по ночам. Как просила его перестать. Как прощала снова и снова... – Он прислонился лбом к холодному стеклу. – Я поклялся, что никогда не заставлю свою жену так плакать.
– А сейчас? – Анна подошла сзади, обняла его за пояс. – Разве не заставляешь?
Пётр вздрогнул. В стекле отразились их лица – два размытых силуэта в темноте.
– Я... я не знаю, как быть другим, Ань. Не знаю, как не бояться.
– Тогда давай учиться вместе, – она прижалась щекой к его спине. – Есть же психологи, специалисты... Мы справимся, слышишь? Только не отталкивай меня.
Ольга Николаевна не спала. Часы показывали третий час ночи, когда она услышала шум подъезжающей машины. Знакомый звук – Петина "тойота". Неужели вернулись?
Она выскользнула в тёмный коридор, когда щёлкнул замок входной двери. Приглушённые голоса доносились из гостиной.
– Нам нужно поговорить с ней, – голос Анны звучал непривычно твёрдо.
– Может, не сейчас? – В голосе Петра слышалась усталость. – Поздно уже.
– Я видела свет в её окне. Она не спит.
Ольга Николаевна замерла у двери. Сквозь щель пробивалась полоска света.
– Знаешь, я ведь тоже боюсь, – вдруг произнесла Анна. – Боюсь не оправдать её ожиданий. Боюсь, что она права насчёт нас...
– Аня...
– Нет, правда. Иногда я думаю – может, мы действительно не готовы? Может, она что-то видит, чего не видим мы?
Ольга Николаевна прижала руку ко рту. В темноте коридора защипало глаза.
– А помнишь, – голос Петра стал мягче, – как она учила тебя печь пироги? Я тогда первый раз к вам пришёл...
– Помню, – в голосе Анны послышалась улыбка. – Ты съел половину противня, чтобы сделать маме приятное.
– И заработал изжогу на неделю.
Они тихо рассмеялись. Ольга Николаевна прислонилась к стене, чувствуя, как по щекам текут слёзы.
– Она любит тебя, Петь. Просто... просто не умеет показать это иначе.
– Знаю. Наверное, я тоже... не умею.
Тишина. Только тиканье старых часов в коридоре.
– Завтра я запишусь к психологу, – вдруг сказал Пётр. – Ты права – нам нужна помощь. Обоим.
Ольга Николаевна беззвучно всхлипнула. Господи, что же она наделала? Как не увидела раньше? Не поняла?
– Пойдём домой? – голос Анны звучал устало, но счастливо. – Завтра будет новый день.
Шаги приближались к двери. Ольга Николаевна отступила в тень. Когда дверь открылась, она увидела их – прижавшихся друг к другу, поддерживающих друг друга. Её детей. Оба таких родных, таких... правильных вместе.
Входная дверь тихо закрылась. Ольга Николаевна сползла по стенке, обхватив колени руками.
"Прости меня, доченька", – прошептала она в темноту. – "Прости меня, сынок..."
Утреннее солнце заливало гостиную тёплым светом. Ольга Николаевна поставила на стол чашки с чаем, положила любимое Анино печенье. Руки дрожали.
Звонок в дверь прозвучал неожиданно громко. На пороге стояли Анна и Пётр – осунувшиеся, но спокойные.
– Проходите, – Ольга Николаевна посторонилась. – Я... я вас ждала.
Они сели за стол. Тишина не давила – в ней было что-то очищающее.
– Я должна извиниться, – Ольга Николаевна сжала чашку. – Перед вами обоими.
– Мам...
– Нет, дай договорить, – она подняла руку. – Я была слепа. Думала только о себе, о своих желаниях. А вы... вы справлялись как могли. Боролись. Любили. А я... – голос дрогнул. – Я только мешала.
Пётр впервые поднял глаза:
– Ольга Николаевна, я тоже должен...
– Петенька, – она вдруг улыбнулась сквозь слёзы. – Ты хороший сын. Слышишь? Хороший. И будешь замечательным отцом – когда придёт время. А я подожду. Сколько нужно – столько и подожду.
Анна всхлипнула. Пётр крепче сжал её руку.
– Я записался... к специалисту, – произнёс он тихо. – Хочу разобраться в себе. В своих страхах.
– Мы записались, – поправила Анна. – Вместе.
Ольга Николаевна потянулась через стол, накрыла их соединённые руки своей:
– А я буду рядом. Без советов, без давления. Просто рядом. Хорошо?
Солнечный луч упал на старую фотографию на стене – молодая Ольга держит маленькую Аню на руках. Обе смеются.
– Знаете, – вдруг сказала Анна, – а папа всегда говорил: "Счастье – оно не по расписанию приходит. Оно когда сердце готово".
– Твой отец был мудрым человеком, – Ольга Николаевна смахнула слезу. – А я только сейчас начинаю это понимать.
За окном щебетали птицы. Новый день набирал силу, а вместе с ним – и новая надежда. Надежда на то, что любовь сильнее страха. Что время лечит. Что счастье действительно приходит – когда сердце готово.