– Мать – это святое, а жену можно и поменять! – голос свекрови прозвенел над праздничным столом, заставив всех замереть. Даже пятилетний Димка перестал болтать ногами и уставился на бабушку широко раскрытыми глазами.
Я медленно положила вилку. Внутри всё кипело, но руки оставались странно спокойными. Три года. Три долгих года я молчала, глотала обиды и делала вид, что всё в порядке. Но не сегодня.
– Вы правда так считаете, Галина Петровна? – мой голос прозвучал неожиданно твёрдо.
Свекровь победно улыбнулась, явно готовая развить свою мысль, но я не дала ей такой возможности:
– Тогда объясните мне, почему ваша свекровь не живёт с вами? Почему вы не посвятили свою жизнь заботе о ней, раз мать – это святое?
Улыбка сползла с её лица. Краем глаза я заметила, как муж отложил приборы и напрягся. Знаю, Серёжа, знаю... Сейчас ты скажешь своё привычное "Давайте не будем..."
Но я буду. Сегодня – буду.
***
Всё началось полгода назад, когда Галина Петровна решила продать свою двушку в спальном районе и переехать к нам. "Чтобы помогать с внуком", – объяснила она тогда. Я сразу почувствовала подвох, но Сергей был в восторге от идеи. Ещё бы – его обожаемая мама будет рядом!
– Анечка, – свекровь попыталась взять себя в руки, – ты же понимаешь, что это совсем другое. Я – мать Серёжи, я растила его одна...
– После того, как сами развелись с его отцом, – я впервые произнесла это вслух. – И это был ваш выбор, не так ли?
– Мама, Аня, давайте не будем... – предсказуемо встрял Сергей.
– Нет, сынок, пусть твоя жена договорит, – Галина Петровна откинулась на спинку стула, сложив руки на груди. – Раз уж решила высказаться.
Я посмотрела на мужа. Его желваки ходили ходуном – верный признак, что он на грани. Но отступать было поздно.
– Помнишь, Серёж, нашу первую годовщину свадьбы? Мы собирались поехать в Питер на выходные. У меня до сих пор лежат невозвратные билеты. Потому что у мамы вдруг прихватило спину, и надо было срочно ехать к ней.
– У меня действительно...
– И через месяц тоже прихватило, когда мы собирались в отпуск. И когда был утренник Димы в садике. И на мой день рождения. Каждый раз что-то случается именно тогда, когда у нас важные планы. Ты никогда не замечал этого совпадения?
Сергей молчал, опустив глаза в тарелку. А я вдруг почувствовала, как из меня хлещет всё то, что копилось годами:
– Знаешь, сколько раз я плакала по ночам, когда ты уезжал к маме? Сколько раз отменяла свои планы, подстраиваясь под её "срочные" просьбы? Я молчала, потому что уважаю твою любовь к матери. Но я устала быть на втором месте в собственной семье!
– Да как ты смеешь! – вскочила Галина Петровна. – Я всю жизнь ему посвятила! А ты...
– А я посвящаю жизнь нашей семье. Нашему сыну. Вашему внуку, между прочим. Который сейчас сидит здесь и всё слышит.
Димка действительно смотрел на нас испуганно, и это отрезвило всех. Первым опомнился Сергей:
– Сынок, иди поиграй в своей комнате, ладно? Мы тут поговорим немного.
Когда за ребёнком закрылась дверь, я продолжила уже тише:
– Галина Петровна, я не пытаюсь встать между вами и сыном. Я просто хочу, чтобы вы поняли: создавая новую семью, человек не предаёт старую. Он расширяет её границы. Вы не теряете сына – вы приобретаете новую семью. Если, конечно, сами этого хотите.
– Ты намекаешь, что я плохая мать? – её голос дрогнул.
– Нет. Вы замечательная мать. Но быть хорошей матерью – это значит и отпускать тоже. Позволять сыну строить свою жизнь. Быть счастливым в своей семье.
Повисла тишина. Было слышно, как в детской Димка катает машинки, подражая звуку мотора.
– Серёж, – я повернулась к мужу, – я люблю тебя. И уважаю твою привязанность к маме. Но нам нужно решить, как жить дальше. Потому что так продолжаться не может.
Он поднял на меня глаза, и я увидела в них что-то новое. Понимание? Решимость?
– Мам, – он повернулся к Галине Петровне, – Аня права. Мы должны установить какие-то границы.
– Какие ещё границы? – всплеснула руками свекровь. – Что за глупости? Я же мать!
– Да, мать. Но я уже не маленький мальчик, которому нужна постоянная опека. У меня есть своя семья, свои обязательства. И я должен научиться расставлять приоритеты.
Я видела, как дрогнуло лицо Галины Петровны. За показной властностью и вечным недовольством пряталась обычная женщина, которая боялась остаться одна. Которая привыкла быть нужной, незаменимой.
– Мама, – я впервые назвала её так, – давайте попробуем иначе. Без манипуляций и борьбы за влияние. Просто быть семьёй. Настоящей, большой семьёй, где всем есть место, где все уважают друг друга.
Она моргнула несколько раз, явно сдерживая слёзы:
– Ты... ты действительно готова называть меня мамой? После всего?
– Готова. Если вы готовы видеть во мне не соперницу, а дочь.
Сергей переводил взгляд с меня на мать и обратно, словно не веря своим ушам. А потом вдруг улыбнулся – впервые за этот тяжёлый вечер:
– Дим, иди сюда! – крикнул он. – Кажется, у нас наконец-то будет нормальный семейный ужин.
Когда малыш вбежал в комнату, Галина Петровна украдкой вытерла глаза и поправила причёску:
– Иди к бабушке, солнышко. Кажется, я давно не рассказывала тебе, каким твой папа был в детстве...
Я смотрела, как они склонились над альбомом со старыми фотографиями, и чувствовала, как внутри разливается тепло. Нет, конечно, не всё наладится сразу. Будут и споры, и обиды, и притирки. Но сегодня мы сделали первый шаг к тому, чтобы стать настоящей семьёй.
А через неделю Галина Петровна позвонила мне – впервые не Сергею, а именно мне:
– Анечка, помоги советом. Я тут думаю... может, мне всё-таки не продавать квартиру? Внуку же потом пригодится...
И я поняла: мы справимся.
***
Прошло три месяца. За окном шумел апрель, а мы с Галиной Петровной сидели на кухне – впервые только вдвоём.
– Знаешь, Аня, – она помешивала ложечкой остывший чай, – я ведь всю жизнь боялась. После развода особенно. Что одна не справлюсь, что Серёжку не подниму...
– Но вы справились.
– Справилась, – она грустно улыбнулась. – Только вот... Как справилась-то? Всю жизнь его к себе привязывала. Думала, так надёжнее будет.
Я молчала, давая ей возможность выговориться.
– А вчера альбомы старые пересматривала и поняла: нет ни одной фотографии, где я просто счастлива. Всё время в заботах, в тревогах... А жизнь-то прошла.
– Не прошла, – я накрыла её руку своей. – Она продолжается. И сейчас самое время научиться быть счастливой.
Галина Петровна подняла на меня влажные глаза:
– Вот ты молодая, красивая... А я видела, как ты с Димкой возишься. Никогда не кричишь, не дёргаешь. Всё с шутками да прибаутками.
– Потому что я счастлива, – просто ответила я. – Когда любишь свою семью – всю семью, включая любимую свекровь, – это даёт силы.
Она вдруг тихо рассмеялась:
– А помнишь, как мы с тобой поцапались из-за этих новых шкафов в детской?
– Ещё бы! Вы сказали, что розовый цвет – это безвкусица, и что в ваше время...
– Да-да, в наше время всё было правильно и скучно, – перебила она со смехом. – А теперь захожу в эту детскую – и душа радуется. Светло, весело...
– Как в настоящем детстве и должно быть.
– Знаешь, – она вдруг стала серьёзной, – я ведь тогда, в тот вечер... я ведь правда могла всё разрушить. Если бы ты не решилась поговорить начистоту...
– Но я решилась. И вы меня услышали. А остальное... – я махнула рукой. – Остальное приложится.
Мы допивали чай и строили планы на лето. Галина Петровна загорелась идеей отправить Димку в деревню, к своей сестре – там и воздух чистый, и козье молоко парное...
– Только вы с Серёжей тоже приезжайте! – спохватилась она. – А то как же ребёнок без родителей...
Я улыбнулась про себя. Раньше она сказала бы "как же я с ним одна управлюсь". Мелочь, а как много значит.
Вечером, укладывая Димку спать, я думала о том, что мы все учимся. Учимся слушать и слышать друг друга. Учимся уступать, не теряя себя. Учимся быть семьёй.
– Мам, а бабуля завтра придёт? – сонно спросил сын. – Она обещала пирог с яблоками...
– Придёт, солнышко. Обязательно придёт.
И это было правдой. Теперь – самой настоящей правдой.