Первая в истории кино эротическая сцена была показана именно в этой картине, но Блоку она нравилась не только из-за этого
Блок и синематограф
Великий поэт-символист, человек, чья душа была настроена на тончайшие вибрации эпохи, был не только певцом Прекрасной Дамы и мистических грёз, но и страстным поклонником нового искусства — синематографа. Он называл его «электрическим сном наяву», и это определение, как кажется, идеально отражает суть раннего кино, в котором размытые подвижные тени сплетались в странный, трепещущий узор:
В кабаках, в переулках, в извивах,
В электрическом сне наяву
Я искал бесконечно красивых
И бессмертно влюбленных в молву…
Блок посещал киносеансы с неизменным восторгом. В его стихах нередко слышны отголоски первых кинолент. Да и сам русский синематограф не обошелся без влияния поэта. Есть мнение, что некоторые дореволюционные русские фильмы были вдохновлены его творчеством. Например, «Барышню и хулигана» (1918) Владимира Маяковского некоторые исследователи считают не столько адаптацией рассказа Эдмондо де Амичиса, сколько вольной экранизацией одного из блоковских стихотворений. Конечно, в титрах Блок не упомянут. Но атмосфера фильмы — трагическая, символическая, полная надрывного страдания — словно откуда-то из его стихов.
Гад и его «Бездна»
Среди зарубежных картин особое место в сердце Блока занимала датская «Бездна» (Afgrunden) 1910 года, снятая Питером Урбаном Гадом. Гад был пионером скандинавского кинематографа. Вскоре после того, как мир узнал об изобретении братьев Люмьер именно Гад переснял их знаменитое «Прибытие поезда». Правда, в немного другом ракурсе, чтобы не пугать впечатлительных зрителей как на первом сеансе Люмьеров. В 1910 году режиссер снял «Бездну» — свою дебютную игровую картину, которая принесла ему мировую известность. В главной роли блистала Аста Нильсен, которую современники называли не иначе, как датской Сарой Бернар. Блок пересматривал «Бездну» неоднократно, находя в ней что-то созвучное своим внутренним переживаниям и символистской эстетике.
Увы, время «Бездну» не пощадило. Эмульсия на некоторых кадрах заметно отслоилась от целлулоидной основы. Однако благодаря усилиям реставраторов, картина была бережно восстановлена. И хотя качество изображения в некоторых сценах оставляет желать лучшего, магия фильмы Петера Урбана Гада по-прежнему воздействует на зрителя.
Первозданная сила
«Бездна» — наиболее зрелая картина эпохи младенчества кинематографа. Здесь не найти той плавности и созерцательности, к которой привык современный зритель, и которая уже начала появляться всего несколько лет спустя в лентах Евгения Бауэра или Якова Протазанова. Сюжет развивается стремительно, порой даже слишком: за ним трудно уследить, а титры порой не столько проясняют действие, сколько запутывают. Помните диалог Феста и Дианы из «Человека с бульвара Капуцинов», когда они говорят про монтаж? — «В твоих фильмах люди встречаются, целуются и у них сразу появляется бэби...» Примерно такое ощущение порой возникает при просмотре датской классики. Однако всё это не умаляет величия картины. Напротив, именно эта хаотичность и первозданность придают фильме особую силу.
Сюжет «Бездны» прост и одновременно символичен: роковая женщина, одержимая страстью, сбегает от своего богатого, но скучного жениха с цирковым артистом — ковбоем. В их отношениях бушуют страсти: она устраивает сцены ревности из-за других актрис труппы, он пытается сохранить свободу. Финал трагичен: страсть героини Нильсен приводит к катастрофе.
Но сюжет здесь — лишь каркас для того, что действительно важно: атмосферы декаданса и разрушительной силы человеческих эмоций. Питер Урбан Гад сумел создать символическую драму без гротеска и театральных заламываний рук, столь характерных для раннего немого кино. Его герои живут настоящими чувствами — яркими, необузданными, всепоглощающими.
Танец животной страсти
Во всей картине одна сцена стоит особняком, сильно выделяясь на фоне остальных. Речь идет о танце героини Асты Нильсен с её любовником-ковбоем. Это первая в истории кино эротическая сцена. Пусть никто здесь не раздевается, неприкрытая сексуальность считывается в этом танце очень явно. Танец полон необузданной животной страсти; он откровенен и прекрасен одновременно. Смелость режиссёра поражает: в далёком 1910 году показать такое было настоящим вызовом тогдашнему обществу.
И наконец…
Интересно отметить, что местами «Бездна» выглядит скорее как кинохроника, чем как игровое кино. Это неудивительно: никакого устоявшегося киноязыка тогда ещё не существовало. И всё же этот фильм остаётся одним из величайших произведений кинематографа, снятых до Первой мировой войны.
Можно только гадать, что именно привлекло Блока в «Бездне». Возможно, он увидел в героине Нильсен черты своей Прекрасной Дамы или ее антипода — Незнакомки, падшей, утратившей свою ангельскую сущность и погружённой в пучину страстей? А, может быть, его заворожила сама природа раннего кино — зыбкая, мимолётная, словно сон? Как бы то ни было, «Бездна» осталась в памяти поэта как одно из самых сильных впечатлений его жизни. И сегодня эта картина заслуживает внимания каждого любителя искусства — как великое свидетельство той эпохи, когда кинематограф только начинал осознавать своё величие.